Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во второй половине июля, после долгих непрерывных штормов, море снова утихло. Широкие, светлые полосы течений опять прилегли к горизонту. Нерпы заиграли на тихой сиреневой воде. Сонные и ленивые киты, следуя за рыбой, приплыли к берегам.
* * *Невольно Варичев завидовал Крепняку, его уверенности, его неисчерпаемому веселью. Но еще больше завидовал он Асмолову. Бригада Асмолова уже успела выполнить план. Как ни работал Варичев, как ни стремился догнать старика — ничего не получалось. Слишком хорошо знал Асмолов этот студеный край. Безошибочно он находил самые могучие косяки ивасей, чутьем угадывал изменчивые пути чавычи, невод его рвался неоднократно под неудержимым напором рыбы.
Опять Варичев оставался позади. Но именно ближайшие недели решали возможность победы. Нужно было что-то предпринять… Не только премия, но самое главное — выполнение собственного обещания, так торжественно данного рыбакам, авторитет, — вот что решали ближайшие недели.
И неспроста Илья внимательно присматривался к Петушку. Он разделял его тревогу. Совсем неспокойным стал за последние дни Степан.
…Ночами, тихими и лунными, море, пятнистое от облаков, горело млечным огнем. Сладковатый и терпкий запах ворвани плыл над поселком. У причала, на берегу, до утра курились костры. Едкий дым тлеющего мха гнал мошкару. Тонко и волнисто звенела она над водой, над сонными травами тундры.
— Слишком уж хороша погода, — сказал Крепняк. — Это всегда к грозам.
Они сидели у костра на берегу — шесть человек, только что закончивших работу.
Асмолов взглянул на небо, хмуря седые брови.
— И море, как мертвое, лежит.
Синяя безветренная ночь в смутных проблесках звезд плыла над притихшей тундрой; мягко шелестела у пологого берега река.
Помолчав, Асмолов обернулся к Варичеву.
— Ты знаешь, какие тут грозы бывают? Такие грозы, что земля, словно колокол, гудит.
У самого огня на белом обтесанном бревне сидел Андрюша. Невысокое пламя играло у его ног.
— Ух, весело ж бывает, — сказал он восторженно, и маленькие, слегка раскосые глазки его заблестели. — Небо-то, словно горнило, пышет.
Крепняк почти со злостью посмотрел на Андрюшу.
— Весело… тебе-то всегда весело.
Андрюша смущенно отвернулся.
— Видишь какой! — засмеялся Петушок и, приподнявшись на локте, толкнул Андрюшу носком сапога в бок. — Может, на лодке стрельной опять в море выйдешь?
— И выйду, — насупился Андрюша.
Петушок громко захохотал, откинувшись, показывая залитые красным светом зубы.
— Слышал, Илья Борисыч? Опять собирается. Прошлым летом едва мы вытащили его. На стрельной лодке в море ушел — и как не захлестнуло?!
Он ближе придвинулся к Андрюше и, быстро подняв руку, надвинул ему шапку на глаза. Андрюша, съежился, вобрал голову в плечи.
— Не балуй! — строго сказал Асмолов, — Экий ты шальной.
Коротко, словно ища одобрения, Степка взглянул на Варичева и опять, уже совсем беспричинно, засмеялся.
Все эти дни Варичев внимательно наблюдал за Петушком. Это был очень своеобразный человек. Он был упрям и решителен. Однако все время словно скрывал себя и часто, беседуя с Ильей, словно выпытывал его о чем-то.
В поселке Степка почти не отставал от Ильи, всячески подчеркивая свое внимание и дружбу, но за всеми расспросами его о капитанах, о летчиках, о подводниках-моряках Варичев угадывал одну упорную, еще невысказанную до конца мысль. Он все более уверялся, что именно себя в чем-то боялся раскрыть Петушок.
Вечером они остались на шаланде вдвоем. Петушок складывал на корме просушенные сети. Подняв голову, он неожиданно спросил:
— А что самое главное в жизни, Илья Борисыч?
— Что же… сама жизнь, — сказал Илья.
— Ну, а в ней самое главное? — настойчиво повторил Петушок. — Жизнь-то я имею. В жизни что?
Варичев хотел ответить шуткой, как нередко отвечал Петушку, но внезапно вспомнил: сколько раз этот самый вопрос, пусть в более сложной форме, однако этот самый, стоял перед ним.
— Счастье, — сказал Варичев коротко.
И по тому, как протянул Степка руку, как шире раскрылись его глаза, Илья понял, что сегодня они наконец-то поговорят вполне откровенно.
— Какое оно? — спросил Степан. Он присел рядом с Ильей. Варичев чалил трос. Теперь он отложил его на борт шаланды.
— Оно не одинаково у людей, Степан. Для одного это — семья и… ну, словом, теплая квартира… Для другого… выигрыш какой-нибудь.
— Ну, а для тебя? — нетерпеливо спросил Петушок.
Варичев посмотрел вокруг. Суровая мглистая равнина дымилась в зареве заката.
— Подвиг, — сказал он тихо, словно отвечая самому себе.
И он рассказал Петушку о том, о чем уже отрывочно и неполно говорил Серафиме. О том, что великое начинается с малого… Да, с горсткой людей здесь, в глухом, но богатейшем краю он начнет великое дело. Люди приедут… десятки… сотни… Так вырастет порт и город… Его город! И знает ли Петушок, как глубоко, как сладко это чувство великого начала… Сможет ли он понять, что означает само слово подвиг?
Степка наклонил голову. Черные глаза его затуманились слегка.
— Разве то, что ты живешь у нас, что забросило сюда штормом, — слава?
Варичев усмехнулся.
— Ты тоже здесь живешь.
— Понимаю, — сказал Степка. — Я живу здесь, и жил, и не думал о том, что ты придумал. Понимаешь, все это как сон, только бродило во мне. А я хочу таким стать, как ты… Через большую жизнь пройти. Я сильный, знаю. Но как мне новую жизнь начать?
— Очень просто, — ответил Илья. — Ты должен сам себя победить. Ты избалованный человек, Петушок… Деньги? Ну, что ж, ты проиграешь их в карты или пропьешь. А лучше уехал бы на учебу. Большая настоящая радость не дается без жертв. И человек, настоящий человек, — должен пойти на жертву. Он себе должен поверить — до конца.
— А я завербованный. На четыре года, — тихо проговорил Петушок. — Это же ведь закон.
Варичев засмеялся.
— Ну, вот… Настоящий, сильный человек не сказал бы этого.
Петушок встрепенулся.
— Значит, и слово свое можно нарушить?
Варичеву почудилось: капитанский мостик «Дельфина» снова дрожит под его ногами, и голос капитана еще звучит в его ушах: «Я приказываю вам…»
— В таком случае, — сказал Илья, глядя вдаль, на мглистую тундру, — человек, способный на подвиг, должен верить только себе. Главное, тому — что поступок его необходим.
— Кому необходим? — тихо, словно о секрете, спросил Петушок.
Илья задумался на несколько секунд. Стоило ли объяснять все это Петушку? Что поймет он? Впрочем, сейчас Варичев просто рассуждал вслух.
— Ладно, — сказал он задумчиво. — Вот, видишь, сколько кругом травы?
— Да, — едва слышно произнес Петушок.
— И каждая травинка сходна с другой. А вон дальше — береза. Она крепче, она сильнее травы…
Петушок слушал жадно, словно боясь, что Илья замолчит.
— И что ей трава? — продолжал Илья. — Береза сильней… Так и люди, есть сильные, их мало, а остальные, как трава…
— Я сильный, — сказал Петушок.
Варичев улыбнулся.
— Не знаю… Однако бригада Асмолова впереди идет?..
— Не веришь?.. А как мне силу эту доказать… как начать?
Илья с удивлением глянул на него.
— Как раз об этом сильный не спросит…
Степка прикусил губу.
— Верно. А я даже о законе спросил..
Он запнулся.
— Только береза ведь глушит траву…
— Это неважно, — сказал Илья и спохватился. Слишком далеко зашел неожиданный разговор. Но ведь Варичеву нужно было раскрыть этого упрямого и скрытного человека. Нужно было заставить вмешаться в работу Асмолова, замедлить ее.
— Да, неважно. Травы очень много, — повторил он спокойно, — Лишь бы, конечно, была большая цель… Все остальное — пустяки.
Они молчали некоторое время, и, вдруг переменив тон, словно благодаря Илью, Степка сказал:
— А хорошее дело пора уже сделать. — Глаза его блеснули от огонька папиросы. — Ну вот, скажем, к осени плохая погода пойдет… Маяк нужен. Сами мы не построим. Знающий человек должен взяться за дело. Ты только слово скажи. — И крепко сжал локоть Илье. — Кулака-то не разжимай, парень!
Илья обернулся к Петушку, но тот быстро поднялся, спрыгнул на берег и почти побежал вверх по тропинке. Уже с пригорка он крикнул:
— До свиданья, Илья Борисыч!
Дома, за ужином, Варичев спросил у Серафимы о Петушке.
— А, ну этот, — сказала она неохотно. — Бродяжил он. Воровал, что ли… Только теперь-то он другой, в работе, если захочет, ловок. — Вздохнув и глядя в темное окошко, она добавила тихо: — Говорить ему про это нет нужды. Что старое горе тревожить?
— Нет, — сказал Варичев, — я ради интереса.
Думая о Петушке, он долго не мог уснуть в эту ночь. Почему сразу так уверенно заговорил Степка? Понял ли он, что нужно делать? Варичеву мешал Асмолов со своей неизбежной удачей.
- Избранное в двух томах. Том первый - Тахави Ахтанов - Советская классическая проза
- Где-то возле Гринвича - Олег Куваев - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в 4 томах. Том 1 - Николай Погодин - Советская классическая проза
- Из моих летописей - Василий Казанский - Советская классическая проза
- Москва – Петушки - Венедикт Ерофеев - Советская классическая проза
- Избранное в 2 томах. Том первый - Юрий Смолич - Советская классическая проза
- Афганец - Василий Быков - Советская классическая проза
- Юность, 1974-8 - журнал «Юность» - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в трех томах. Том 3. - Гавриил Троепольский - Советская классическая проза
- Струны памяти - Ким Николаевич Балков - Советская классическая проза