— Как поет! — прошептала старуха. — Про все, что видит, поет… А про тебя, милый, говорит, лучшая песня… И лебедем узывает, и оленем — веселый человек!

— Четыре раза он приходил, — сказала Серафима. — Расспрашивал у Николая. — Она вздохнула. — Только, что может рассказать Николай?

Старуха вытерла краем платка глаза.

— Что уж тут… молчальник он у тебя.

Варичев ничего не сказал. Он только взглянул на Серафиму. Теперь у него была одна мысль — узнать этих людей, их жизнь, их внутренний мир.

Девушка опять засмеялась.

— Зато он добрый. Шаль мне подарил.

— Пойдемте к Андрюше, — предложил Варичев. — Интересно его посмотреть.

Он оперся на руку Серафимы. По тропинке, усыпанной голышами, они поднялись на пригорок, где над кремнистой осыпью темнела избушка кузнеца. Серафима постучала в окошко. Никто не ответил. Они подождали минуту. Варичев оглянулся на поселок — маленький, светлый, теснившийся к реке. Три домика, окруженные сараями, рубленными из сосны, стояли рядом, словно прижавшись друг к другу. Низкие березки поднимались у окон. Досчатая мостовая вела к причалу. Там на высоких, соединенных перекладинами шестах сушились сети.

Ничего больше не было вокруг, только тундра, дымящаяся в закате, и одинокая темная ель на мшистом увале.

— Проснулся? — воскликнула Серафима. — Дядя Андрюша, открой!

Они вошли в горницу, украшенную ветвями березы и ели, с полом, усыпанным вялой душистой травой, и Варичев сразу увидел гусли. Они висели над кроватью на косматой медвежьей шкуре — строй серебряных струн в прямой и строгой оправе. В сторонке, у стола, сидел хозяин. Маленький, сгорбленный старик-чукча. Он поспешно встал из-за стола, отошел в угол, раскинув руки.

— А я ведь ждал вас!.. Вчера еще ждал, право слово!.. — Он говорил на чистом русском языке, лишь немного растягивая слова. И Варичеву сразу показалось, что он умышленно замедлял речь, любовно произносил слова, как бы прислушиваясь к тому, что говорил.

— Ко мне всегда гости заходят. Капитаны заходят, матросы, рыбаки… Чай, может, пить будете?

— Нет, — сказал Варичев, садясь к столу.

Серафима ближе подошла к старику.

— Ты песню сыграй, Андрюша… Интересуется Илья Борисыч.

Старик засмеялся тихим, радостным смехом. Не оглядываясь, он протянул руку, снял гусли со стены. Длинные черные волосы его рассыпались по лбу, как будто от порыва ветра. Круглое безусое лицо, густо изрезанное морщинами, улыбалось.

— Я чем умею, тем и встречаю гостей, — сказал он, поднимая дрожащую руку. — Кто хлебом да солью встречает, кто словом добрым.

Словно утомленная, рука его упала на струны, и глуховатый звон медленно наполнил комнату. Был он похож на отдаленный говор прибоя у этих прокованных морозом берегов. С удивлением Варичев смотрел на старика. Короткие, крепкие пальцы быстро бегали по струнам. Раскачнувшись и отбросив волосы со лба, он заговорил, запел; Варичев никогда не слышал таких песен; Андрюша пел о том, что видел: о госте своем, о молодости его, о деревне рыбачьей у студеного моря, о лихих рыбаках. Легкие и простые находил он слова.

Сидя у стены, под веткой березы, еле заметно тронутой багрянцем, Серафима смотрела на Илью. За эти дни, пролетевшие совсем незаметно, она словно уже научилась его понимать.

Сейчас она тоже угадывала: наклонив голову, сдвинув брови, Варичев, казалось, неотрывно слушает песню, но думал он о другом. Серафиме показалось — он смеется про себя, но сдерживаясь. Она подумала о том, как много видел этот человек и каким, наверное, просто глупеньким кажется ему Андрюша. Невольно совсем по-иному взглянула она на кузнеца. Он пел, раскачиваясь в такт песне, то опуская голову к гуслям, то встряхивая щуплыми плечами, косматый, похожий на юродивого, он скорее был страшен со своей радостью и весельем, со своим шаманством на струнах. Ей стало жаль Андрюшу, жаль как родного, словно что-то близкое теряла она. Когда, наконец, утихли гусли и Андрюша бережно снял их с колен, Серафима свободнее вздохнула.

— Интересно, — сказал Варичев. — Вы просто поэт.

— Что? — в смущении переспросил Андрюша.

— Книгу могли бы написать.

Андрюша махнул рукой.

— Ну, книгу… Книга — дело мудреное. У меня от звона все идет… от голоса.

— И верно, — вмешалась старуха. — Давно это у него. Как ударит по наковальне, как зальется — простая вещь ведь железо, — так он все голоса его узнал.

Серафима первая поднялась со скамьи.

— Спасибо тебе, Андрюша… хорошая песня.

Варичев тоже встал.

— Слово только надо заменить… имя. Ничего я такого не сделал…

Кузнец хитро усмехнулся, покачал головой.

— А как же песня родится? Для примера она родится, милый человек.

Илью удивили эти слова. Больше, они обрадовали его.

За окном кто-то крикнул:

— С моря идут!

— Пойдемте, — сказала Серафима. — Рано возвращаются, верно, удача… — Она хотела скорей уйти отсюда, сама не зная почему.

Варичев задержался немного; на берегу реки он догнал ее.

От плоского синеватого мыса, вверх по реке, шли маленькие ловецкие суда. Их было три. Низкая, быстро скользящая кавасаки, одномачтовый баркас и шаланда. Баркас шел впереди под кривым черным крылом паруса. Издали еще Варичев узнал Асмолова. Он стоял на носу, кряжистый, седой. Длинные волосы его трепал ветер.

У причала, на берегу, собирался народ — женщины рыбачьего поселка. Илья заметил, с каким интересом все поглядывают на него. Здесь, конечно, каждый знал его историю — старик Асмолов передал ее так, как сам понял, — вот кому был обязан Илья этой всеобщей дружбой.

Баркас быстро приближался. Легкая пена кипела у его форштевня. Черный парус, наполненный ветром, легко летел над мелкой зыбью реки. Асмолов издали узнал Варичева и помахал ему рукой. Илья дотронулся к козырьку фуражки. Он внимательно следил за ходом и швартовкой баркаса. Высокий, с загнутыми внутрь бортами, с длинным бушпритом и плоской срезанной кормой, он был похож на те старинные суда, которые сохранились разве только на древних гравюрах. У самого берега баркас легко развернулся, парус поник, судно спокойно и тихо подошло к причалу.

— Доброе здоровье! — крикнул Асмолов. Он спрыгнул на причал и набросил на сваю швартовый конец. — Значит, поднялись?.. Хорошо!

Варичев заметил, что он любил это слово. Они пожали руки друг другу.

— Выхожу с вами на лов…

Их обступили со всех сторон.

— Завтра выходим, — сказал Асмолов, закуривая, весело щуря глаза. — На заре. Кета пошла… Хорошо идет!

Баркас до самых бортов был наполнен рыбой, крупной, в тусклых серебряных отливах, переплетенной сетями, еще живой. Илья изумился невольно: так мало времени пробыли в море рыбаки и с такой богатой добычей возвратились. Недаром был назван этот край золотым — живым золотом полны его студеные глубины.

Эти первые дни работы, знакомства с людьми, когда он входил в новую жизнь, прошли совсем незаметно. Варичев медленно сближался с рыбаками. Обычно, а теперь особенно, он подолгу приглядывался к людям, прислушивался к их разговорам, но когда характер становился понятен ему и уже, казалось, можно было даже предугадывать мысли, поступки своего нового знакомого, — он нередко испытывал скуку, хотя также нередко и ошибался в предположениях.

Главное, здесь все было проще, он сразу понимал людей, простые сердца их были открыты. Как морские просторы, как жадный полет птиц в синеве, как ветер с юга, они были веселы, дети моря, влюбленные в дикую силу его, они знали свою, настоящую, радость.

В этот же вечер на берегу, когда была закончена выгрузка рыбы и женщины принялись за разделку, Асмолов собрал совет. Мужчин было двенадцать человек: три старика — Асмолов, Рудой и Крепняк — сели рядом на доски. Сразу же на причале утих разговор. Женщины тоже замолкли. Синий табачный дымок вился над головами рыбаков.

— Кто незнаком еще? — спросил Асмолов. Все обернулись к Варичеву. Невысокий, смуглый, с черной курчавой бородкой человек весело воскликнул:

— Я опоздал малость!

Он протянул Варичеву руку.

— Степан Иванович… а по прозванию Петушок.

Кто-то засмеялся, улыбнулся и Асмолов.

— Кличку-то менять придется, — «Говорун» больше подходит.

Не отпуская руки Варичева, Петушок быстро повел бровями.

— Ежели ты к нам на шаланду пойдешь, эх, весело будет… Николай, даже тот смеется… каменный человек!

Не похож был Петушок на всех остальных. Илья это сразу отметил. Он говорил, все время кося глазами, словно ожидая одобрения своим шуткам.

— Едем, понимаешь, мы с лова. А Николай заснул. Взял я да намазал ему чернью ладонь… Только он просыпается, глянь, говорю, Николай, что это у тебя на носу… Он — хвать за нос, ну, весь вымазался.

1 ... 71 72 73 74 75 76 77 78 79 ... 150

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Сочинения в двух томах. Том второй - Петр Северов бесплатно.

Похожие на Сочинения в двух томах. Том второй - Петр Северов книги

Избранное в двух томах. Том первый - Тахави Ахтанов - Советская классическая проза
Где-то возле Гринвича - Олег Куваев - Советская классическая проза
Собрание сочинений в 4 томах. Том 1 - Николай Погодин - Советская классическая проза
Из моих летописей - Василий Казанский - Советская классическая проза
Москва – Петушки - Венедикт Ерофеев - Советская классическая проза
Избранное в 2 томах. Том первый - Юрий Смолич - Советская классическая проза
Афганец - Василий Быков - Советская классическая проза
Юность, 1974-8 - журнал «Юность» - Советская классическая проза
Собрание сочинений в трех томах. Том 3. - Гавриил Троепольский - Советская классическая проза
Струны памяти - Ким Николаевич Балков - Советская классическая проза

Оставить комментарий