Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Председательствующий некоторое время молчал.
— Давайте придерживаться сути дела, — снова напомнил он о себе. — Кое-кто видит смысл революции в ликвидации всего, что ему не нравится, — добавил он внушительно, — и не только у вас. На флоте тоже существовало такое направление. Представьте, кое-кто из унтер-офицеров весной намеревался уничтожить наши подводные лодки, поскольку им они не нравились. Их поддержало «демократическое» большинство… под тем предлогом, что они стране не нужны.
— А для чего они вам все же нужны? — уточнил Каяну.
Все молча уставились на него. Наконец в тишине прозвучал голос Пату:
— Каждому известны значение и роль нашего флота.
Капитан-лейтенант взял себя в руки и обратился к Каяну:
— Я сам подводник и мог бы вам это объяснить, но ведь мы собрались здесь совсем для другого.
— Подводные лодки, — высказался Пату, — являются гордостью флота.
— Почему же? — спросил Каяну.
— Потому что это чудо техники.
— Помолчи, — посоветовал Маркеш другу.
Все старались уйти от темы, как это бывает в тех случаях, когда уже ничего нельзя спасти. Луиш рассматривал рисунок на настенном коврике, как будто именно там надеялся найти спасительную идею. Но нет, голова была по-прежнему пуста, и, чтобы вернуться к теме разговора, он заметил:
— Во всяком случае, цель бурения нам более понятна, чем предназначение подводной лодки.
Председательствующий с ехидцей поинтересовался!
— А больше вы нам ничего не хотите сообщить?
— Вот разве что, господин Салема… — Людей, носивших какой-нибудь титул, Луиш предпочитал называть по имени — это казалось ему более демократичным. Потом он решил закурить сигарету, чтобы хоть немного заглушить голод. И вдруг, словно следуя внезапно пришедшей ему в голову мысли, он обратился к противной стороне: — У меня предложение… Поскольку вы верите только в то, что можно лицезреть собственными глазами, за исключением разве что господа бога…
— Оставьте религию в покое, — предупредил его Маркеш. — Нам и без того достаточно трудно.
— Рядом со скважиной есть старый колодец… Измерьте в нем уровень воды сейчас, а еще раз по окончании буровых работ. Если уровень понизится, то есть вы окажетесь правы, обязуюсь засыпать скважины за счет фирмы.
— Ну вот, — воскликнул капитан-лейтенант, — наконец-то появилось дельное предложение!
Жозефина надула щеки:
— В этом что-то есть… А вы дадите нам письменное обязательство?
— Конечно, — ответил Луиш, выпуская изо рта сигаретный дым.
Против такого предложения возразить им нечего. Если они боятся за свою воду, они должны с ним согласиться, но если они не хотят, чтобы у Пату была вода, то это сейчас же выяснится. Они должны раскрыть свои карты, ведь он припер их к стенке, хотя не чувствовал при этом никакого удовлетворения.
Противная сторона пошепталась, а затем Каяну сказал:
— Просим объявить перерыв. В обсуждении этого вопроса должна принять участие вся деревня.
* * *Когда они вышли во двор, освещенный косыми лучами заходящего солнца, Шуберт набросился на Луиша:
— Вы что, всерьез думаете, что я это подпишу? Кто может дать гарантии, что уровень воды останется прежним?
— Мы можем их дать. Но если даже вы сомневаетесь в этом, то чего ждать от них?..
— Гарантии и ответственность — это не одно и то же! Дружище, представьте себе, каковы могут быть последствия: триста пятьдесят тысяч эскудо окажутся выброшены на ветер, а это, считай, половина стоимости бурильной установки.
Послышалось тарахтение, и вот уже возле вышки, где расхаживали солдаты, остановился мотоцикл Михаэля о Грасой на заднем сиденье. Не торопясь они сошли с мотоцикла, словно намереваясь показать деревенским жителям свое превосходство.
— Мартин, мы должны пойти на риск.
— Почему это «мы»? Меня никто ни о чем не просил. Это ваша инициатива, вы и должны нести ответственность за названную сумму.
— Пожалуйста! Моя доля капитала…
— Ее не хватит даже на то, чтобы покрыть неустойку. А если здесь нас постигнет неудача, то мы с вами — банкроты! — Шеф хватал ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег: — Нет, пора кончать. Так работать нельзя. Это же сумасшествие какое-то! Так и здоровье подорвать недолго… Придется собирать вещи и возвращаться в Германию.
— Отец, не теряй головы после первой же неудачи, — посоветовал Михаэль.
— После первой неудачи? Я, наверное, тебя неправильно понял? Что еще должно произойти? С меня хватит, я и так долго держался. Остается только, чтобы они меня убили! — И он показал на крестьян, на «мерседес». — Знаешь, если не уверен в собственной безопасности, пора упаковывать чемоданы и сматываться.
Граса поднесла руку ко рту и закусила зубами палец, чтобы не закричать от испуга, охватившего ее при мысли, что самый дорогой для нее в этом мире человек вдруг покинет ее.
— А что будет с ней? — задал отцу вопрос Михаэль. — Она же не может уехать…
Подошел Марью — он беседовал с буровиками.
— Они считают, что это хорошее решение, — сообщил он. — Энрике полагает, жители деревни согласятся.
— А, — махнул рукой Луиш, — от крестьян можно всего ожидать.
— Наконец-то и до тебя кое-что стало доходить, — прошептала Граса на ухо отцу, — Любить бедных и находить с ними общий язык — это различные вещи…
Он взял ее за руку, но она вырвалась:
— Справедливость, социализм — болтовня все это…
— Для меня это не болтовня.
— Конечно нет, — сказала она сдавленным, чуть ли не плачущим голосом. — Полутора лет тебе не хватило, чтобы убедиться, куда все это ведет… И я знаю почему. Знаю, чего ты ждешь от революции: она наконец-то решит все твои проблемы!
— Что за проблемы? — спросил Марью.
Граса повернулась к нему и, задыхаясь, горя желанием освободиться от всего, что ее так угнетало, выпалила:
— Когда не надо казаться умным, деятельным, каким он, собственно, никогда не был! Когда не надо больше никого из себя изображать! Когда не надо бороться с конкуренцией, поскольку ее не будет… Всего, что его так или иначе тяготит, не будет при социализме, поэтому не надо никуда рваться, делать больше, чем другие, можно оставаться обычным середнячком! — Она резко обернулась к Луишу и бросила ему в лицо: — Не правда ли, это твоя самая большая мечта? А когда из этого ничего не получается, ты устремляешься навстречу беде и тащишь за собой нас.
Она замолчала и лишь прерывисто дышала, испытывая удовлетворение от того, что выплеснула все накопившееся у нее на душе. Но Луишу казалось, что устами дочери говорила Изабел, с ее расчетливым умом, видением мира, самоуверенностью, деловитостью…
— Тебе уже лучше? — сдавленно спросил он и почувствовал, что ее слова задели его за живое. Было ли ему больно от того, что Граса не понимала его, трудно сказать, но устремленный на него взгляд привел Луиша в замешательство. — По-твоему, я неудачник? — спросил он у дочери.
— Возьми свои слова обратно! — набросился на нее Марью, но она не обратила на него внимания.
— Понимаешь, па, Мартин Шуберт прав, — деловито проговорила она. — Он заключил договор с Пату, а жителей деревни это не касается. Успокоить их — дело властей. С какой стати засыпать буковую скважину да еще платить за это?
— Ты такая же, как мама! — крикнул Марью.
— Хорошо, что вы о ней еще помните, — ответила она холодно. — Она вам еще понадобится, когда дело дойдет до денег. А может, вы собираетесь расплатиться той старой автомашиной без колес, что стоит во дворе? Или же расстроенным роялем, неисправной мойкой для посуды, прогнившей парусной яхтой? Но все это рухлядь, а других ценностей у вас нет, за исключением внутренних, язвительно заключила она. — Ваша самоотверженность, ваши мечты о равенстве и справедливости — это все пустое… Помогая слабым и обиженным, вы прежде всего хотите возвысить себя, но никто вас за это особенно не поблагодарит, а менее всего те, о которых вы так печетесь.
* * *Едва Луиш опустился в кресло с бледно-лиловой обивкой, как Пату поставил перед ним чашечку ароматного кофе и бросил заговорщицкий и в то же время бодро-озабоченный взгляд. Всем своим видом он хотел дать понять, что все еще может уладиться. Луиш страшно проголодался, но не решался ничего взять со стола. Казалось, от одного вида деликатесов, до которых легко дотянуться, боль в желудке усиливается. Председательствующий между тем пил воду со льдом, а Маркеш потягивал глоточками кофе.
Луиш чувствовал себя разбитым, расстроенным, и вовсе не из-за заявления Шуберта, от которого можно было ожидать чего угодно. Нет, разочаровало его совсем другое — жестокость Грасы, ее неуважительное отношение к людям, ее нетерпимость к нему, в то время как все, что бы ни делал Михаэль, она безоговорочно принимала.
- Если полететь высоко-высоко… - Мария Романушко - Проза
- Удольфские тайны - Анна Радклиф - Проза
- Рассказы - Вольфганг Борхерт - Проза
- Записки бойца Армии теней - Александр Агафонов-Глянцев - Проза
- Остров динозавров - Эдвард Паккард - Проза
- Шальная звезда Алёшки Розума - Анна Христолюбова - Историческая проза / Исторические приключения / Прочие приключения / Проза / Повести
- Двое на озере Кумран - Маурицио Виано - Проза
- Пьяный корабль. Cтихотворения - Артюр Рембо - Проза
- Садоводы из 'Апгрейда' - Анастасия Стеклова - Рассказы / Научная Фантастика / Проза / Русская классическая проза
- Причудливые притчи - Амброз Бирс - Проза