Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По молчаливому уговору они, за редким исключением, не проводили ночи вместе и встречались в квартире Джой, чтобы ей не возвращаться домой одной или чтоб Дэвиду не тащиться её провожать – в их годы ночь требовала крепкого сна. Такой распорядок общения позволял им не становиться свидетелями манифестаций друг дружьей старости, которая особенно наглядна по утрам. Если утром приятно смотреть на пробуждающуюся юницу, то вид старой женщины при её пробуждении вряд ли вдохновляет её любовника. Это симметрично относилось и к Джой, у которой вид пробуждающегося помятого старого лица тоже не способствовал бы её хорошему настроению.
Распорядок дня у Дэвида установился восхитительно однообразным, именно к такой жизни он и стремился. Разнообразие однообразия – вот идеальная форма бытия, которую ему наконец удалось достичь с помощью стремления к знаниям, которое владело им на самом глубинном уровне. Так что своё влечение к всевозможным женщинам он объяснял не чем иным, как тем же стремлением к знаниям, ибо недаром говорится «познать женщину». Познание женщины вполне сравнимо с научным познанием, которое всегда влекло Дэвида. Ещё в детстве, в том же жестоком интернате, среди мальчишек считалось позорным «работать на других». Дошло до того, что тот, кто открывал дверь для других, становился объектом насмешек – ведь это тоже была «работа». Каждое утро мальчишек десять, ярых противников «рабства», скапливались у двери школьного здания, и никто не хотел входить, так как надо было открыть дверь. Все ждали какого-нибудь не подозревающего об этом «позоре», кто откроет дверь, и все ринутся за ним, торжествуя, что им не пришлось унизиться прикасанием к ручке двери, тягой двери к себе, чтобы этим воспользовался кто-то другой.
Давидка всегда с радостью шёл на уроки, так как быстро научился находить удовольствие в распознавании математических и физических законов. Даже в правилах грамматики он находил упорядоченность, которая делала жизнь понятной и осмысленной, что само по себе приносило уверенность в правоте бытия. Давидка был тем, кто смело подходил к двери школы и открывал её, а кучкующиеся мальчишки с улюлюканьем бросались вслед в открытую Давидкой дверь. И ему было наплевать на их смех, так что он стал единственным, кому позволялось открывать дверь без издевательств, поскольку он на них всё равно никак не реагировал, а потому издеваться над ним мальчишкам быстро наскучило.
Дэвид просыпался в шесть утра по многолетней привычке, запивал таблетку аспирина свежевыжатым апельсиновым соком – это было единственное лекарство, которое Дэвид принимал, так как кровяное давление его было юношеским и никаких болезней к нему ещё не привязалось. Медленно допивая сок, он подходил к широкому окну в гостиной и любовался цветами в саду, которые круглый год ласкали его взор своей роскошной непристойностью. Дэвид готовил себе на завтрак какую-нибудь кашу – не было каши, которую бы он не любил: от манной и гречневой до пшеничной и овсяной. Потом он шёл на прогулку в соседний парк, где жили мартышки. Они занимались мастурбацией и совокуплялись достаточно часто, чтобы в процессе прогулки Дэвид мог порадоваться за этих любвеобильных животных. Придя с прогулки, он проверял свою электронную почту, следил за поведением на бирже его ценных бумаг. Затем выбирал ресторан, где он ланчевал с каким-либо из своих знакомых, и после ланча начиналась главная часть его новой жизни.
Служанка приходила раз в неделю убирать дом, так что, если это был день уборки, Дэвид распоряжался, чтобы к ланчу служанка закончила уборку и ушла.
Дэвид шёл по асфальтированной дорожке вдоль пляжа, который полнился полуодетыми мужчинами и полураздетыми женщинами. Он называл про себя это место, впрочем, как и всякое место, посещаемое большим числом женщин, словом «Везда», что являлось сокращённым вариантом фразы «Везде пизда». Он повторял это слово, как мантру, глядя на еле скрытые полоской ткани лобки, анусы и соски́. Юные самки не обращали на него никакого внимания, и это вызывало в Дэвиде растущее торжество, так как он знал, что все они в его руках, что стоит ему сделать одно движение, и любая из них воспылает к нему безудержной похотью. Но делать это движение надо было исключительно осторожно.
Дэвид навсегда запомнил первый раз, самый нервный, хотя в успехе своём он ни на секунду не сомневался. Нужно было только выбрать наиболее привлекательное и удобно подвернувшееся тело. Дэвид, как хищник, высматривал одинокую женщину, без снующих вокруг неё подруг или ухажёров, а также находящуюся в удобном для приближения к ней месте. Каждый мужчина в толпе женщин – это хищник, глядящий на пасущееся стадо газелей, каждая из которых – это не что иное, как движущаяся, живая еда, которую надо словить и утолить ею свой жизненный голод. Для мужчины каждая женщина в толпе – это идущее наслаждение. Не всякий мужчина способен на бросок, и не каждый бросок приносит удачу. Но желание делает из каждого самца – охотника, а из каждой самки – добычу. До недавнего времени Дэвид, как старый тигр, уже неспособный к охоте и довольствующийся только падалью, со злобой бессилия смотрел на идущие мимо женские тела, но в тот день всё его существо переполнялось мощью, которая несоизмеримо превышала власть над женщинами любого юного красавца, богача или властелина.
Дэвид нащупал в кармане своё оружие или, точнее, орудие, так как оно не наносило вреда добыче, и надорвал упаковку, чтобы его быстро пустить в ход. Дэвид сравнялся в толпе с красавицей лет двадцати, у которой фигура и лицо просились на обложку мужского журнала. Дэвид заметил, как эта самка только что вышла из машины и направлялась на берег океана, где, вероятно, её поджидала подружка, друг или целая группа ей подобных особей. Дэвид поравнялся с ней, зашёл слева, чтобы действовать правой рукой, вытащил из кармана наклейку с Тоталом и, как бы случайно столкнувшись, в движении ухватился за руку девушки, в этот момент наклеив на её открытое предплечье прозрачный кружок. Девушка резко повернулась к Дэвиду и, увидев старика, который споткнулся и ухватился за неё, придержала его второй рукой и спросила с участием:
– С вами всё в порядке?
Дэвид замедлил с ответом, считая про себя секунды: один, два, три, четыре, пять. После этого он посмотрел в глаза девушке, заметив в них: нужную наплывающую туманность, и тихо произнёс твёрдым голосом: «Ко мне!»
Дэвид пошёл к своей машине, и девушка последовала за ним, молча, заглядывая ему в глаза.
– Тебя зовут Мэри, – сказал Дэвид, – а меня – Дед.
– Не бросай меня, Дед, – молящим голосом произнесла девушка.
– Я – с тобой, – заверил её Дэвид.
Для простоты общения он всех отобранных женщин решил называть Мэри, а себя – Дедом. Он ведь и был дед. А все женщины – одного имени, Наслаждение, так пусть они будут зваться древним именем Мэри.
Дэвид умышленно охотился вблизи от своей припаркованной машины. Он повелел девушке сесть на заднее сиденье. Когда они выехали на highway, Дэвид приказал Мэри лечь и спать. Девушка повиновалась и даже стала чуть похрапывать, что наполнило нежностью колотящееся от предвкушений сердце Дэвида.
Он не хотел, чтобы соседи видели, что он привозит к себе девушку, и спящая на заднем сиденье Мэри была никому не видна. Дэвид приказал ей проснуться, только когда они въехали в гараж и дверь полностью закрылась.
Мэри проснулась с улыбкой на лице и, оставив свою пляжную сумку в машине, по приказу Дэвида последовала за ним в дом и прошла в спальню.
– Разденься, – скомандовал Дэвид, и процесс раздевания был сплошной формальностью, так как тело девушки с самого начала трудно было назвать одетым. Но всё-таки за этой «формальностью» скрывался тщательно подстриженный лобок и винные ягоды сосков, присосавшись к которым Дэвид сразу захмелел.
Он положил руку на жестковолосый лобок – мишень для взглядов, на которой «десятка» не по его центру, а под ним.
– Я нравлюсь тебе, Дед? – с вожделением спросила Мэри.
– Да, ты мне нравишься, – подтвердил Дэвид. – Ляг на кровать и разведи ноги.
Девушка повиновалась. Пизда её сочилась, как и должно было быть. Дэвид, не сводя глаз с чудесной плоти, скинул с себя шорты и тишортку, стряхнул сандалии и прильнул языком к пизде юной красавицы. Он знал, что теперь она должна испытать череду острейших оргазмов.
Мэри выходила из одного восторга и погружалась в другой, восхищаясь вслух небывалыми наслаждениями.
– Дед, я люблю тебя, я хочу тебя! – восклицала Мэри в кратких промежутках между стонами, и Дэвид знал, что уже долгие годы ни одна юная женщина не произносила ему подобных слов с такой искренностью.
– Ты на таблетках? – спросил Дэвид.
– Да, кончай в меня! – нетерпеливо ответила Мэри.
– У тебя нет никаких венерических заболеваний?
– Нет, я вчера была у гинеколога, я – чистая. Давай же…
Дэвид знал, что он не услышит ни слова лжи от Мэри.
- Мы – не рабы? (Исторический бег на месте: «особый путь» России) - Юрий Афанасьев - Публицистика
- Индийское притяжение: Бизнес в стране возможностей и контрастов - Павел Селезнев - Публицистика
- 2012. Год Апокалипсиса - Вадим Телицын - Публицистика
- Великая Отечественная. Хотели ли русские войны? - Марк Солонин - Публицистика
- Украинский футбол: легенды, герои, скандалы в спорах «хохла» и «москаля» - Артем Франков - Публицистика
- Универсальный журналист - Дэвид Рэндалл - Публицистика
- Европеец - Иван Киреевский - Публицистика
- Подлинная история России. Записки дилетанта - Александр Гуц - Публицистика
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- Свободная культура - Лоуренс Лессиг - Публицистика