Рейтинговые книги
Читем онлайн Пепел большой войны Дневник члена гитлерюгенда, 1943-1945 - Клаус Гранцов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 45

На следующее утро я спросил шофера автобуса, будет ли он и дальше водить свою машину, или же автобусы тоже будут призваны на воинскую службу. Шофер посмотрел на меня как на слабоумного и ничего не ответил. Никто не представлял себе, что же будет дальше. Я же вообще не мог понять, что это такое значит — война! А теперь никто из нас не может толком вспомнить, каким оно, собственно, было — это мирное время!

Из всей нашей большой семьи и из нашей деревни уже много людей погибли на фронте, вряд ли есть семья, не потерявшая ни одного из своих членов.

Нашу семью военные беды пока обходят стороной. Но люди с запада Германии, из Рурской области, в Гамбурге и Берлине переживают ужасные времена. Эвакуированные в наши края женщины и дети порой рассказывают нам о них. Парни нашего возраста служат там во вспомогательных командах или в местной противовоздушной обороне в качестве связных или помощников пожарных. Они должны тушить зажигательные бомбы и подожженные этими бомбами дома и объекты.

У нас в школе и в селах тоже уже проводятся учения местной противовоздушной обороны, а во всех помещениях заготовлены мешки с песком, пожарные ведра и багры. В каждом доме подвалы оборудованы под бомбоубежища, хотя мы и надеемся, что ими не придется воспользоваться. Все-таки Померания находится довольно далеко от англичан. Мы все надеемся, что так все и останется.

10 сентября 1943 г.

Сегодня мне исполнилось шестнадцать лет. Я спросил маму, в котором часу я появился на свет. Она ответила: «Около пяти часов утра, как раз всходило солнце». Она подумала еще тогда, что это хороший знак для меня. Нет, она, конечно, не суеверна, но когда что-то предвещает добро для ее детей, она твердо верит в это.

Сам же я по этому поводу считаю, что должен самостоятельно сделать нечто достойное из своей жизни, не очень-то полагаясь на звезды. Конечно, я хотел бы знать, что я буду делать, где и кем я буду, когда мне исполнится двадцать пять лет и когда я буду еще вдвое старше. Но если бы это было можно знать!..

В день рождения я получил два письма. Одно из них от Клауса Одефея с Рюгена, он пишет: «Держи хвост пистолетом, парень!» Меня порадовал его сочный и своеобразный слог. Второй письменный привет был от Петера Крамера, моего приятеля по переписке из Данцига. Он оказался втянут в какую-то неприятную историю в своей данцигской гимназии и при этом разбил нос другому своему соученику. Теперь родители отправляют его к его дяде в Мюнстер, что в Вестфалии, и он будет ходить в тамошнюю школу. Может быть, я смогу повидаться с ним, если он поедет через Штольп. Я хотел бы пригласить его к себе домой на летние каникулы, но тогда я был сначала в лагере гитлерюгенда, а потом в вермахтовском лагере допризывной подготовки. Так и прошли все мои летние каникулы в этом году. Петер написал мне, что он 1928 года рождения, и поэтому пока еще не должен проходить допризывную подготовку.

Сегодня днем папа побывал в Штольпе. В пивной «Лёвенброй» он рассказал историю, которая случилась во время посещении гауляйтером[46] Шведе-Кобургом[47] вермахтовского лагеря допризывной подготовки. Эту историю поведал ему я. Мне же было очень неприятно, что он пересказал ее в пивной. Если папин рассказ услышал кто-нибудь из партийных и доложит об этом по команде, то мне придется несладко. Папа не хочет придавать этому значения и считает, что ничего опасного здесь нет, поскольку мы, в конце концов, еще дети. Возможно, что он и прав. Может быть, никто и не станет по своей доброй воле доносить о том, что гауляйтеру чистили сапоги, когда он вышел из доставившего его автомобиля и шел по песку к воротам лагеря, чтобы приступить к его инспекции? Ведь что сделало руководство лагеря? Они просто отрядили для этого одного из курсантов, которым должен был стать самый красивый блондин. Им, разумеется, оказался Клаус Одефей. Наверное, он скорчил про себя гримасу, но все же стоял со щеткой из свиной щетины при входе в ворота лагеря. Когда же на входе появился Шведе-Кобург, то все произошло так быстро, что Клаус едва успел бросить на того взгляд, поскольку наводил блеск на его сапоги. Причем не было в тот день в лагере человека счастливее Клауса, поскольку за свои труды он был остальной день совершенно свободен. И все же он предпочел бы нести в тот день службу, чем надраивать щеткой сапоги Шведе. Отец был прав, по сути в истории этой нет ничего опасного, но все же во время своего пребывания в вермахтовском лагере я не стал записывать ее в свой дневник, опасаясь, чтобы кто-нибудь не сунул в него свой нос. Но на этом я ее и заканчиваю. Иногда я даже подумываю о том, не следует ли мне вести записи в дневнике каким-либо шифром, чтобы никто посторонний не мог бы его прочитать.

Раньше в этот день мне подарили бы праздничные подарки, но сейчас война, и невозможно купить или достать того, что хотел бы получить именинник. Моя верная подруга Ленхен Лидтке из писчебумажного магазинчика напротив нашей гимназии смогла приберечь для меня только автоматический карандаш. Правда, он стоит восемь марок, но деньги у меня есть — заработал, помогая отстающим ученикам. Про Ленхен Лидтке мне тоже надо будет рассказать историю, скорее даже сказку, поскольку, когда она вырастет, это будет как нельзя лучше подходить для этой девочки, словно явившейся из сказки братьев Гримм, и она не будет злой, какими бывают все старые женщины с горбом на спине. Наоборот, я хотел бы описать ее именно с горбом на спине, потому что даже в этом случае она все равно бы была хорошим человеком, только гораздо больше знающим о людских болях и страданиях, чем это знают здоровые люди. Но наряду с ней в этой сказке должна была бы быть и прекрасная белокурая девочка, внутренне просто отвратительная. Тогда бы в моей сказке возникло противопоставление. Но Ленхен все равно бы смогла из этой злой красотки сделать «добрую фею». Да, когда-нибудь я все же напишу такую сказку.

Но я всегда беру на себя слишком много, чего мне так и не удается выполнить. Даже свой дневник я веду очень и очень неаккуратно. Мне надо гораздо чаще обращаться к нему и записывать все более тщательно и подробно. И еще не надо будет отвлекаться на незначительные события и обстоятельства, а описывать только важное, исключительное. Но как я могу заранее знать, что станет самым значительным?

Собственно, все, что переживает человек, достаточно важно, чтобы быть записанным, но тогда для этого потребуются тома и тома, и конца этому не будет…

10 октября 1943 г.

В этом году мне суждено все осенние каникулы провести дома. Мои соученики из старшего класса либо снова на уборке урожая, либо собирают картошку. Мне же предстоит помогать нашей семье с уборкой на нашем участке. Это неплохо, потому что мы уже давно убрали картошку и складировали ее в погреб.

В прошлом году мне еще пришлось вместе с моими соучениками помогать при уборке урожая. Мы работали тогда около города Волин[48] на Лебском озере, в селе Цеценов, фамильном поместье рода фон Цицевиц. Из нашего класса в этом же селе был только Герд, но он работал у другого крестьянина. Я же тогда вместе с Петером де Боором, Реглером и Викартом работал у крестьянской семьи Кваде.

Нам с Петером пришлось спать на одной кровати, а всем остальным на полу в комнате сына фон Кваде, который в это время был в интернате строительного училища в Бютове.

Мы в течение одной недели собирали картофель, идя за машиной, которая выкапывала его из земли, работая с раннего утра до позднего вечера. У нас болели все суставы, ныли все мышцы, но мы собрали всю картошку на этом поле. Слава богу, что погода нам благоприятствовала и земля была сухая. Так что все закончилось быстрее, чем мы рассчитывали…

А сейчас дома мы начали собирать свеклу. Зигмунд, Георг и Доня работали вместе с Вальтрауд и мной. Работа шла с огоньком, весело, мы распевали новые песни и подкреплялись все вместе едой из большой корзины, которую нам принесли, чтобы поддержать наши силы, а сразу после еды снова принимались за работу. Я все время думаю о том, что будет, когда закончится эта война! Увидимся ли мы снова, удастся ли нам собраться вместе или мы сможем писать им — в Польшу, Францию и Россию? Почти невозможно себе представить, каким будет то время: мир.

Штольп, 21 октября 1943 г.

Сегодня после долгих и прекрасных каникул снова начались занятия в школе. Как же было прекрасно дома! Хотя, конечно, хватало там и работы: надо было собрать картошку, выкопать свеклу и брюкву. Но как же мы, сельские парни и девчонки, дурачились в деревне по вечерам, после работы: купались в пруду, подглядывали за солдатами и их подружками в луна-парке, потому что буквально в каждом дворе жили выздоравливающие солдаты из лазаретов в Штольпмюнде. У нас в Мютценове всегда так хорошо ухаживали за ранеными и долечивающимися солдатами, что раз в одну-две недели к нам из госпиталей присылали новую их партию. Среди более взрослых девушек их приезд всегда сопровождался переполохом, среди них появилась даже мода иметь знакомого «солдата из Штольпмюнде», как раньше они обзаводились знакомыми из состава зенитных расчетов, которые прикрывают своими зенитками казармы на берегу Балтийского моря. А в Штольпмюнде расположен большой тренировочный полигон. Гоняя на выпас коров, мы вдоволь насмотрелись на то, как самолеты кружат над этим полигоном, буксируя за собой красные аэростаты-цели. Рядом с целями постоянно вспухали белые и красные облачка снарядных разрывов, но точные попадания по целям случались довольно редко. Мы только удивлялись, как это зенитчики до сих пор не сбили ни одного собственно самолета-буксировщика, пилотам которых наверняка было неуютно в кабинах своих самолетов, когда они видели за собой разрывы не попадающих в цель снарядов.

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 45
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Пепел большой войны Дневник члена гитлерюгенда, 1943-1945 - Клаус Гранцов бесплатно.

Оставить комментарий