Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начали обсуждать лекции разных профессоров, потом коснулись кое-каких личных вопросов, оживилась беседа за круглым столом, где сидела хозяйка, когда наконец появился долгожданный Евлашевский.
Уже в самом его появлении было нечто претенциозное. Он остановился у порога, окидывая глазами присутствующих и пересчитывая их; заметив Эвариста, с которым не был знаком, он слегка поморщился. К хозяйке подойти не спешил, хотя та встала, чтобы встретить его, а остальные повернулись к двери, почтительно приветствуя «отца».
Зоня первая с детской непосредственностью и нескрываемой радостью подбежала к Евлашевскому, схватила его за руку и что-то зашептала. Взор «отца», обращенный на Эвариста, свидетельствовал, что речь шла о ее кузене.
Евлашевский придал своему лицу еще более значительное выражение.
Эварист подошел представиться.
«Отец» принял его холодно и осторожно, пробормотал несколько слов, казалось, он хотел изучить нежданного посетителя, прежде чем открыться перед ним. В его блуждающем взгляде сквозило беспокойство. Тем временем его окружили присутствующие, а так как за ним вошло еще несколько молодых людей, в комнате стало шумно.
Зоня без всяких церемоний здоровалась со всеми за руку, смеялась, позволяла подходить к себе слишком близко; одних она отводила в сторону, других похлопывала по плечу. Теперь она была в своей стихии.
Евлашевский, с которым все время заговаривали, больше отмалчивался и, не спуская глаз с неофита, медленно шел к столику. По всему было видно, что этот чужак его беспокоил.
Зоня искоса поглядывала на обоих, ожидая, когда они подойдут друг к другу. Их, однако, разделяла толпа гостей. Эварист остался сбоку у входа, проталкиваться вперед ему не хотелось, и он так и стоял в одиночестве.
Увидев это, Зоня нахмурилась, подошла к Евлашевскому, взяла его под руку и как покорного, послушного раба отвела в сторону.
— Пожалуйста, отец, займитесь немного моим гостем, порасспросите его, потолкуйте. Мы с ним какая-то там родня, — он, кажется, добрый малый, только забит воспитанием… Он нарочно остался, чтобы познакомиться с вами. Не сомневаюсь, что вы быстро обратите его в нашу веру.
Евлашевский слушал, наморщив лоб.
— Дорогая Зоня, — возразил он, — не так-то просто развивать спеленатые умы. Раз-два это не делается. Прежде чем действовать, надо познакомиться с личностью, чтобы напрасно не тратить времени.
— Вот я и прошу вас познакомиться с ним, — не отставала Зоня, словно зная свою власть над стариком. Евлашевский посмотрел на нее, покачал головой, а когда она еще и улыбнулась ему, умолк, видимо, не в силах противиться ее просьбе.
Странные отношения связывали этих двух людей; если бы кто-нибудь захотел внимательно присмотреться к взглядам, какие старый «отец» бросал на Зоню, то мог бы увидеть в них нечто большее, чем отцовскую привязанность. Девушка явно командовала им и знала свою власть, хотя, быть может, не отдавала себе в этом отчета. Евлашевский не спускал с нее глаз, а когда она смотрела на него, таял под ее взглядом, и терялся, и нервничал.
Получив приказ, он тут же, искусно лавируя между гостями, направился — с присущим ему достоинством — прямо к Эваристу.
— Вы у нас впервые? — спросил он его тоном педагога, который экзаменует ученика.
— Впервые, — ответил Эварист.
— Но в университете уже давно? — продолжал спрашивать старик, глядя на него испытующим взором.
— Второй год пошел.
— На каком факультете, разрешите узнать?
— Поступил на правовой, — сказал Эварист. — Я человек практический, собираюсь заниматься сельским хозяйством. Агрономии мы учимся по традиции и дальше этого не идем, но правовые отношения требуют специальной подготовки.
— Так, — сухо сказал Евлашевский. — Вы, стало быть, как послушный сын своих родителей, отказались от высших запросов и намерены пользоваться лишь тем, что лежит под руками. Похвальная скромность…
Он иронически улыбнулся, а Эварист не сразу нашелся с ответом.
— Да, — сказал он, подумав, — я был послушен родительской воле, а кроме того и в себе самом пока не нахожу побуждений искать иных путей.
— Это странно, вы как раз в том благословенном возрасте, когда обычно наши надежды и замыслы не знают границ.
Тут Евлашевский принял важный вид педагога, исполняющего свою миссию, и заговорил медленно, с удовольствием прислушиваясь к самому себе.
— Признаюсь, мне всегда жаль, когда я вижу человека ваших лет, который не отваживается вступить в фалангу первопроходцев. Наше время так нуждается в рыцарях, защищающих истину.
У Эвариста хватило дерзости спросить:
— Истину? Но какую истину?
«Отец» посмотрел на него с явным сожалением.
— Горе тем, кто ее не видит, кто спрашивает о ней, — ответствовал он. — Вот она, истина, обнаженная, ясная, сияет над нашими головами. Неужели вы не чувствуете, что все наше существование основано на фальши, мы дышим фальшью, фальшь разъедает нас, словно ржавчина. Для того, чтобы вернуться на путь истины, с которого мы сошли, надо опрокинуть все существующее, камня на камне не оставить. И уйти…
Евлашевский метнул взгляд на Эвариста, стараясь понять, какое впечатление произвело его красноречие. Молодой человек слушал спокойно, этот внезапный натиск, вопреки ожиданию оратора, казалось, ничуть не тронул его.
— Прошу прощения, пан Евлашевский, — кротко сказал он, — но, желая рассеять свои сомнения, я вынужден быть назойливым и задать несколько вопросов. Сколько бы раз человечество по той или иной причине ни порывало с традициями, пренебрегши завоеваниями предшествующих веков, это всегда, как показывает нам история, приводило к упадку. Нельзя разрывать цепь, звенья которой, спаянные между собой, и составляют историю человеческого прогресса. Истинный прогресс представляется мне не метанием из стороны в сторону, а постепенным поступательным движением. Кем бы мы были, отрекаясь от того, что воздвигнуто нашими предшественниками?
Евлашевский слушал, кусая губы, у него расширились зрачки, задергались веки, и раз-другой он посмотрел в сторону Зони, словно упрекая ее за то, что она подбила его на спор с таким дерзким противником.
— Устарелые взгляды, — бросил он пренебрежительно после небольшой паузы. — Есть моменты в истории человечества, когда необходимы сильнодействующие средства, как при смертельной болезни. Именно в такой момент мы с вами живем… Много, поистине много нам предстоит совершить! Разрушать! Разрушать! — Желая придать выразительность своим словам, Евлашевский рубанул рукой воздух. Эварист молчал.
— Если мы позволим всему на свете медленно следовать торным путем, человечество никогда не достигнет своих целей, — продолжал «отец», — крупица истины, которая досталась нам в наследство от прошлого, так смешалась с фальшью, что для искоренения последней приходится жертвовать и этой крупицей… временно, не надо этого бояться — она восстановится.
Он взглянул на молодого человека; ему показалось, что слова его начали действовать, и он продолжал с еще большим жаром и воодушевлением.
— С ложной дороги нельзя сойти иначе, как отступив назад, но это отступление кажущееся, ибо оно ведет к истине.
После этого афоризма воцарилось длительное молчание. Эварист не отвечал, а Евлашевский не находил ничего такого, за что можно было бы к нему придраться.
Однако, видя, что слушатель его не отходит и, кажется, ждет дальнейших объяснений, «отец» начал с другого конца.
— Вот так, молодой человек, — произнес он, — перед нами действительно много работы, поля заросли сорной травой, и, прежде чем сеять, мы должны выполоть ее, выполоть!
Он снова помолчал.
— А знаете, — с живостью обратился он к своему собеседнику, — где надо искать зерна истины? Да там, где их укрывает про запас природа… где, укрытые плотным пластом, они сохраняются неиспорченными — в народе!
— Народ нуждается в просвещении, — ответил на это Эварист, — не знаю, может ли он просветить нас.
— Да, просвещенным в общепринятом значении этого слова его назвать нельзя, — возразил Евлашевский, — но он обладатель сокровищ, о которых сам не ведает: он сохранил здоровые инстинкты. Из этого источника мы и должны черпать. Притом народ и по сей день — это класс париев, класс угнетенных, на котором паразитируют остальные. И с этим надо покончить.
— Разве учение Христа не положило этому конец, провозгласив братство всех людей и вменив нам, как нашу первейшую обязанность, любовь к ближнему? — несмело спросил Эварист.
Тут вдохновенный муж задумался, однако ненадолго.
— Учение Христа было извращено в самом его зачатке. Но я вижу, что вы, дорогой мой, стоите на весьма отсталых позициях, и, захоти я тут же приобщить вас к высшим понятиям, мне пришлось бы побороться с вами основательно, так что отложим на другое время…
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Во времена Саксонцев - Юзеф Игнаций Крашевский - Историческая проза / Классическая проза
- Том 2. Тайна семьи Фронтенак. Дорога в никуда. Фарисейка - Франсуа Шарль Мориак - Классическая проза
- Бен-Гур - Льюис Уоллес - Классическая проза
- Господин Бержере в Париже - Анатоль Франс - Классическая проза
- Летняя гроза - Пелам Вудхаус - Классическая проза
- Онича - Жан-Мари Гюстав Леклезио - Классическая проза
- Мужицкий сфинкс - Михаил Зенкевич - Классическая проза
- На помощь, друг! - О.Генри - Классическая проза
- Золотоискатель - Жан- Мари Гюстав Леклезио - Классическая проза