Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из комнаты широкий дверной проём вел в ещё одну проходную, но уже поменьше и поуже, зато на два окна и с роскошным диваном. Направо из неё можно было попасть в операторскую с небольшим столом, уместившем аппаратуру и компьютеры, парочкой стульев и с каким-то хламом на полу и по углам. Под стенкой сиротливо лежало несколько ВОГов, что нисколько не диссонировало с обстановкой.
Пока выкладывали из сумок всё, что не относилось к личным вещам, в комнату стали подтягиваться обитатели резиденции. Первым появился грустный сириец, высокий и плотный, тщательно выбритый, в чистой светлой рубашке и легком сером пиджаке, в начищенных туфлях – сама элегантность и даже сановность. Усталость жила в его печальных чёрных глазах, в уголках губ, в каждой чёрточке лица, в каждом движении. Причину его печали понял позже, когда ночами отбирали, анализировали и монтировали собранный за день материал под его неторопливые рассказы о прошлой жизни и настоящей. Он говорил с каким-то упоением и даже нежностью о своей Сирии, о её древней культуре, о людях, которым он вернул зрение, а они разграбили и сожгли его клинику. И при этом в его голосе не было осуждения, а жило какое-то вселенское прощение неразумных, расшалившихся детей. А пока он, крепко тиская руку, представился на прекрасном русском:
– Виктор.
– Сергей. Вот, прилетел… – более нелепой фразы трудно было придумать. Конечно, прилетел, не материализовался же из воздуха.
– Здравствуйте, я ваша тётя, приехала из Бразилии, – грустно улыбнулся Виктор, гася мою неловкость.
Говорил он чисто, без акцента, мягким, внушающим доверие голосом, и если не видеть его, то никогда и не подумаешь, что это не соплеменник.
Марат тут же уточнил, что вообще-то Виктор вовсе не Виктор, а его настоящее имя Асир, что значит «благородный» или «знатного рода», что по профессии врач-офтальмолог – эдакий сирийский Станислав Фёдоров, но после того, как мятежники «обнулили» его клинику, стал у нас переводчиком. Конечно, я был абсолютным невеждой в знании исламского мира, не зная его традиций, тем более даже не подозревая, что по имени можно определить род, происхождение, социальную ступеньку лестницы, на которую ему посчастливилось забраться от рождения, и даже предопределение его будущей жизни. В общем, для меня эта витиеватая восточная философия даже в именах была чем-то непостижимым.
Марат, уже жуя невесть как обнаруженный на завалах стола сухарик, сообщил, что меня как самую дорогую и важную персону ждёт «светёлка» на третьем этаже, а его комната здесь, внизу, поскольку никому наши жизни он доверить не может и сам будет охранять наш покой и безопасность.
Уголки губ Виктора тронула улыбка – наверное, знал беззаботность Марата и его способность на любую опасность положить кое-что, ну а я проворчал, что такого охранника за ноги вынесут и он даже не проснётся.
«Светёлка» оказалась довольно приличной комнатой в одно давно не мытое окно и со всеми удобствами. Когда, приняв душ, побрившись и переодевшись, я спустился вниз, то там уже суетился черноволосый, поджарый и мышечный, весьма моложавый мужчина с бородкой метёлкой, в потёртых джинсах и клетчатой байковой ковбойке. Он напоминал Дон Кихота, только ростом пониже и без Санчо. Удивительно, как первое впечатление бывает безошибочным – он действительно был нашим Дон Кихотом, бескорыстным и всегда готовым прийти на помощь.
– Василий Павлов, – приветливо улыбнулся он.
Марат, высунув из-за двери свою лукавую физиономию, тут же не преминул уточнить, что этот симпатяга – целый подполковник, бывший комбат, танкист. То, что он настоящий или бывший военный, выдавала его выправка, всегда начищенные ботинки, какой-то внешний лоск во всегда чистой одежде. Даже в джинсах и рубашке он выглядел словно в парадном мундире.
Неслышно появившийся молоденький сириец в солдатской форме молча и быстро расставил тарелки с едой, водрузил на стол два термоса и исчез. Буквально следом стремительно, хотя точнее было бы сказать суетливо, вошёл мужчина в линялой футболке и трико, всем и никому лично кивнул, а мне по ходу сунул ладонь:
– Андрей.
Был он слегка подзапущен, небрит, с несколькими глубокими царапинами на лбу, подёрнутыми корочкой, на вид лет сорока, и всем своим видом выражал полное равнодушие к окружающим и даже не совсем понятное прущее наружу неприятие. Оказалось, еще до моего появления был тяжелый разговор с Маратом, а тот по привычке вспылил и обвинил его чуть ли не в предательстве. А потом чёрная кошка пробежала между ним и Виктором из-за нелестной оценки умения воевать сирийцев. Конечно, Андрей ничего против них не имел – он просто устал. Полтора месяца изо дня в день не вылазить из «боевых» – ещё та нагрузочка на психику.
Я исподволь рассматривал их, стараясь по бросающимся в глаза деталям и обрывкам фраз составить хоть мало-мальски психологический портрет нашего крошечного «гарнизона». Ведь нам предстояло вместе работать, вместе выживать, а быть может, и вместе умирать на этой войне.
IV. Дарайя
1
Марат безапелляционно заявил, что после завтрака едем в Дарайю[14], словно не слыша робкое пожелание Виктора перенести поездку на завтра.
Да, совет в Филях не получился. По всему видно, что солирует во всём мой друг, а остальные безоговорочно подчиняются. Ну что ж, это уже хорошо, никакого парламентаризма, дебатов, дискуссий, что так неуместно на войне.
Ели молча, изредка перебрасываясь незначащими фразами. Завтрак смахнули в один присест. Был он не то чтобы скудным и по меркам войны весьма приличным, хотя и не поражал изобилием. Сухая лепёшка, две ложки баклажанной икры, крохотный кусочек говядины, несколько кружков огурца и чай. Вот чая было сколько душе угодно, точнее, сколько примет желудок, а принимал он всегда не меньше пары чашек. И икра была особенная, почему-то белая, а вот лепёшка – желтоватого цвета и просто запредельно
- Обыкновенный спецназ. Из жизни 24-й бригады спецназа ГРУ - Андрей Бронников - Военное
- Сотворение мира: Российская армия на Кавказе и Балканах глазами военного корреспондента - Виктор Литовкин - Военное
- Cоветская повседневность: нормы и аномалии от военного коммунизма к большому стилю - Наталья Лебина - Прочая документальная литература
- Алтарь Отечества. Альманах. Том 4 - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- Алтарь Отечества. Альманах. Том I - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- Миссия выполнима. Удары израильского спецназа - Александр Брасс - Военное
- Войска специального назначения Организации Варшавского договора (1917-2000) - Жак Бо - Прочая документальная литература
- Тайна без точки - Альбина Коновалова - Военное
- Стратегия Русской доктрины. Через диктатуру к государству правды - Виталий Аверьянов - Прочая документальная литература
- Снайпер в Афгане. Порванные души - Глеб Бобров - Прочая документальная литература