сам комендант явился к Великому Князю. Сотник Зборовский, сидя в соседней комнате и смертельно уставший (эти дни и ночи всеми проводились без сна), задремал. Он пришел в себя от возбужденного голоса, ясно доносящегося через открытые двери: «…я считаю, что призван выполнить великий долг. Я все свои силы употреблю, чтобы спасти Царскую Семью. Если мне это удастся, я умру спокойно…»
С ответом (письмом) Великого Князя сотник Зборовский вернулся в Александровский дворец к четырем часам утра. Остаток ночи на 2 марта протекал без особых событий (Великий Князь Павел Александрович единственный из Великих Князей посещал Александровский дворец. Кроме 28 февраля, он был принят Государыней Императрицей 1 и 3 марта).
2 марта. Дабы дать людям и лошадям необходимый больший отдых, было разрешено одной сотне Конвоя по очереди, временно по несколько часов, быть в своих казармах. Внутренний наряд во дворце был сокращен в пользу внешнего. Решетка парка дворца по-прежнему охранялась усиленными конными постами. Разъезды Конвоя продолжали нести службу дальнего наблюдения.
Около десяти часов неизвестно откуда получили известие, что поезда с солдатами, вооруженными пулеметами, и с вооруженными рабочими следуют из Петрограда в Царское Село.
Совершенно те же сведения и почти одновременно были получены и от коменданта города с сообщением, что им выслан броневой автомобиль к вокзалу, а другой направляется в расположение Коменданта Александровского дворца. Действительно, вскоре к дворцу подошел броневик и к Коменданту Дворца явился прапорщик с докладом, что прибыл в его распоряжение. Через полчаса этот же прапорщик своим начальством был отозван со своим броневым автомобилем к каким-то винным погребам, которые начали громить солдаты, и больше не возвращался. Разъезды Конвоя, высланные в направлении на Петроград и Гатчину, донесли, что никакого подозрительного движения к Царскому Селу не наблюдают. Сведения о «наступлении» оказались вздорными.
Но самое «сенсационное» известие было получено во время завтрака. Кто-то в дежурной комнате Сводного полка сказал, что из Петрограда пришла «революционная новость» – сообщение «о явке Собственного Конвоя в полном своем составе в Государственную Думу с выражением своей покорности…». Как ни тяжело было душевное состояние всех офицеров дворцового гарнизона, это провокационное измышление делателей революции вызвало у присутствующих на завтраке во дворце офицеров Конвоя и Сводного полка общий смех, ибо всем было известно, где находятся сотни Конвоя!
Вскоре сотник Зборовский был вызван к Государыне Императрице. Ее Величество передала Зборовскому печатный листок «Известий рабочих и солдатских депутатов». В этом наскоро, косо и криво набранном листке на первой странице крупным шрифтом была напечатана клевета на Конвой. С большим возмущением оценивая эту провокацию, Государыня Императрица изволила сказать: «Государя хотят убедить, что верных Ему войск нет, что даже Его казаки изменили… Это мышеловка!» Ее Величество считала очень важным скорее сообщить Государю Императору лживость этого революционного сообщения.
Листок «Известий» с сообщением о «явке всего Конвоя в Думу», помимо его общепровокационного значения, был опасен еще и тем, что, дойдя своими путями до отрезанной от Петрограда и Царского Села Ставки, мог поставить служившие там две сотни Конвоя, хоть и на краткое время, все же в очень тяжелое положение.
Согласно указанию Ее Величества, надо было как можно скорее информировать Ставку о фактическом положении всех событий. Было составлено подробное письмо с описанием событий в Петрограде и в Царском Селе, которое должно было быть отправлено с особым курьером в Ставку. Но в этот же день в Царское Село явился казак Конвоя, посланный из Могилева помощником командира полковником Ф. Киреевым, командовавшим Дивизионом Конвоя в Царской Ставке.
Посланный полковником Киреевым казак пробрался, Бог весть какими путями, и доложил, что Могилев полон тревожных слухов, что Его Величества в Ставке нет, что по дороге «не поймешь, что делается». Немедленно этот же казак, совместно с другим из гарнизона дворца, был командирован обратно в Ставку с заготовленным письмом и другими донесениями. Посланное есаулом Свидиным полковнику Кирееву донесение было в Ставке первым верным сведением о событиях в Царском Селе.
Поздно вечером был вызван в городскую ратушу, где помещалась «революционная комендатура», генерал фон Гротен и… обратно во дворец не вернулся. Арест генерала Гротена был большой потерей для гарнизона дворца. Наступила ночь на 3 марта.
3 марта. День с утра протекал спокойно. Обязанности арестованного генерала Гротена принял следующий по старшинству офицеров гарнизона дворца, командир Сводного Пехотного полка генерал-майор Ресин. Генерал Ресин вошел в связь с царскосельской комендатурой. Передавали, что это было сделано по указанию Государыни Императрицы. Совместно с этой комендатурой вырабатывались меры в целях безопасности дворца. В результате переговоров и совместно принятых условий между обеими сторонами (то есть между гарнизоном дворца и гарнизоном города) была установлена «нейтральная зона». Вне этой зоны охрану Александровского дворца и порядка в районе его продолжают нести чины дворцового гарнизона. Охрану порядка в остальной части города и на вокзалах берет на себя Царскосельский гарнизон. Делясь своими впечатлениями о настроении гарнизона Царского Села, генерал Ресин указал на то, что, несмотря на принятые условия комендантом города, солдаты запасных батальонов все же не доверяют гарнизону дворца и что их активные выступления возможны.
В целях безопасности дворца круги, руководившие его охраной, считали необходимым устранить это возбуждение и опасное настроение солдат городского гарнизона. Было получено распоряжение от каждой части дворцового гарнизона выслать представителей для связи с гарнизоном Царского Села.
Это распоряжение офицерам Конвоя было не только непонятно, но и принято с большим сомнением, вызвавшим известную настороженность и недоверие к полученному приказанию.
Из-за отсутствия штаб-офицеров Конвоя во дворце (помощник командира Конвоя по строевой части полковник Киреев находился в Ставке, а помощник по хозяйственной части полковник барон Унгерн-Штернберг в Петрограде) непосредственная связь с верхами службы охраны дворца была не всегда возможна. В эти исторические и ответственные дни офицерам Конвоя было ясно, что, исполняя получаемые приказания и принимая то или иное решение (быть может, и самостоятельное), прежде всего необходимо было знать мнение и пожелание Государыни Императрицы.
Офицеры просили старшего из командиров сотен, есаула Свидина, разъяснить создавшуюся обстановку. (Старшим из находившихся офицеров Конвоя в Александровском дворце был есаул принц Риза-Кули-Мирза. Но он, как сверхштатный офицер, никакой строевой должности не занимал, да и по складу своего характера не был подходящим для возглавления сотен Конвоя. Это понимал сам принц и ни на какие командные должности не претендовал.)
Деликатную миссию узнать мнение самой Государыни Императрицы в связи с полученным приказанием есаул Свидин возложил на сотника Зборовского. Объяснение тому следующее. Семья Их Величеств с исключительным вниманием и сердечностью относилась к офицерам Конвоя, но особенным вниманием
