Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, он обратился к ней с просьбою проникнуться к нему полным доверием, любить и жаловать его так же, как она любила и жаловала своего покойного духовника. Наконец, он заявил, что по миновании праздника пасхи, движимый заботой о ней, придёт её навестить, дабы преподать ей духовное утешение. Выразив ему свою признательность и благодарность и получив отпущение грехов, она удалилась. После ухода Савии маэстро Тиберьо погрузился в подробный разбор её красоты и того, как достойно она держалась, и, ещё больше пленившись ею, порешил в сердце своём во что бы то ни стало добиться её любви, в чём, однако, потерпел неудачу, ибо уподобился тому живописцу, который, сумев хорошо набросать рисунок, не сумел столь же хорошо оживить его красками. По прошествии праздника Воскресения Господня {150} маэстро Тиберьо отправился к дому Савии и стал прохаживаться перед ним и, когда ему доводилось её увидеть, кивал ей головою и обращался к ней со скромным приветствием. Но, будучи женщиной благоразумной и осмотрительной, она опускала глаза и притворялась, что не замечает его.
И, так как он продолжал и в дальнейшем прохаживаться перед её домом и, по своему обыкновению, здороваться с нею, женщина прониклась решимостью больше не показываться ему на глаза, чтобы ни у кого не могло возникнуть никаких порочащих её подозрений. Это немало огорчило маэстро Тиберьо. Но, поскольку его связала такая злая любовь, что освободиться от её пут ему было невмочь, он надумал послать к Савии церковного служку, дабы тот от его имени поговорил с нею и умолил её снизойти к нему и устроить так, чтобы он мог прийти к ней домой и навестить её как духовный отец. Повидавшись со служкой и выслушав его поручение, женщина, будучи разумной и осмотрительной, ничего не ответила. Узнав, что женщина ничего не ответила, хитроумный маэстро Тиберьо рассудил сам с собою, что она - сама осторожность и, стало быть, в её дверь придётся постучать не раз и не два: ведь возведённая на прочном основании башня стоит незыблемо и неколебимо, пока не примутся её рушить. По этой причине он решил не отступаться от начатого и всё снова и снова направлял к ней посольства и, где бы её ни встречал, следовал за ней по пятам.
Видя упорство маэстро Тиберьо и опасаясь за свою честь, Савия всей душой возмутилась и однажды сказала мужу: "Кекино, вот уже много дней сряду маэстро Тиберьо, мой духовный отец, направляет ко мне разных посланцев, выражая желание со мною поговорить, и, где бы он меня ни увидел, не только здоровается со мною, но и преследует меня по пятам и, идя позади, заговаривает со мною, и я, чтобы свалить с плеч эту несносную тяготу, стараюсь больше не выходить из дому и стала отныне женщиной, не смеющей поднять глаза и появиться на людях". - "Ну а ты, - спросил маэстро Кекино, - что ты ему отвечала?" - "Ничего", - проговорила жена. - "Ты вела себя умницей, каковой и являешься, но, когда он ещё раз поздоровается с тобою и что-нибудь тебе скажет, ответь ему учтиво и рассудительно и в таких выражениях, какие сочтёшь подходящими. А потом расскажешь мне обо всём, что последует". И вот, как-то после обеда, когда Савия находилась в лавке, так как маэстро Кекино отлучился по каким-то своим делам, пришёл маэстро Тиберьо и, увидав, что Савия в лавке одна, произнёс: "Добрый день, мадонна". И она вежливо сказала ему в ответ: "Добрый день и добрый год, отец мой".
Услыхав, что она ответила на его приветствие, чего прежде никогда не бывало, он подумал, что её, столь непреклонная до того, суровость смягчилась, и воспылал к ней ещё более пламенной страстью. Войдя в лавку, маэстро Тиберьо начал любезно и ласково разговаривать с нею и провёл у неё больше часа. Но, так как его одолевал страх, как бы не возвратился домой маэстро Кекино и не застал её за беседою с ним, он, наконец, попрощался с нею, попросив и впредь дарить ему своё доброе расположение и заявил о своей неизменной готовности услужить ей во всём, в чём бы у неё ни явилась нужда. Вскоре после ухода маэстро Тиберьо воротился маэстро Кекино, и Савия рассказала ему по порядку обо всём происшедшем. На это маэстро Кекино сказал: "Ты вела себя хорошо и благоразумно ему отвечала. Но, когда он придёт в следующий раз, будь с ним обходительна и приветлива и окажи ему столь радушный приём, какой сочтёшь подобающим". Жена сказала, что так и поступит. Маэстро Тиберьо, успевший войти во вкус сладостных разговоров с любимою женщиной, начал присылать ей кое-какие дорогие подарки, и Савия их принимала.
Вскоре за тем, придя опять в лавку и оказавшись наедине с Савией, он принялся уговаривать её в смиреннейших и исполненных пылкого чувства словах осчастливить его своею любовью, моля не отказывать в ней, ибо, отказав, она причинит ему неотвратимую смерть. Женщина ответила так: "Я бы, отец мой, с дорогою душой исполнила и ваше и моё собственное желание, но я трепещу перед мужем, ибо, если бы он узнал о моей неверности, я бы разом лишилась и жизни и чести". Эти слова очень не понравились маэстро Тиберьо и побудили его на глазах у Савии представиться умирающим. Придя немного в себя, он принялся умолять её не становиться причиною его смерти. Притворившись, что прониклась к нему состраданием, Савия заявила о своём решении удовлетворить его страсть и повелела ему следующим вечером быть у неё, так как завтра с утра её муж должен уйти из дому и отправиться за город, чтобы закупить потребную ему древесину. Услышав это, маэстро Тиберьо почувствовал себя наисчастливейшим человеком, когда-либо существовавшим на свете, и, простившись с Савией, покинул её.
Когда маэстро Кекино воротился домой, жена рассказала ему обо всём, что проделала. И он на это сказал: "Этого недостаточно: я хочу, чтобы мы как следует его осрамили и чтобы он забыл дорогу к нашему дому и никогда больше не смел тебе докучать. Поди и понаряднее прибери постель и вынеси всё что ни есть в комнате, кроме расставленных вдоль её стен ларей; затем поставь в ней два шкапа, но смотри, чтобы сверху на них ничего не было; что до меня, то и я также подчищу лавку и припрячу всё лишнее, а потом мы припасём ему угощение, а какое - я сейчас тебе распишу". И он подробно перечислил всё то, что ей предстояло проделать. Выслушав распоряжения мужа, Савия пообещала ему, что он останется ею доволен. Тысячей лет тянулось для маэстро Тиберьо время до наступления темноты, когда он окажется, наконец, в жарких объятиях женщины, которую так неистово жаждал. Отправившись на базарную площадь, он накупил всякой снеди и отослал её домой к Савии, наказав приготовить из неё разные вкусные кушанья, ибо в назначенный час он придет поужинать с нею.
Получив припасы, Савия принялась стряпать ужин, а маэстро Кекино засел в укромном местечке и стал дожидаться прихода маэстро Тиберьо. И вот, когда маэстро Кекино пребывал в таком ожидании, появляется маэстро Тиберьо и входит в дом. Увидев любимую, занятую приготовлением ужина, он пожелал подарить ей поцелуй, но она воспротивилась этому, говоря: "Повремените немножко, душа моя, ведь вы уже столько терпели; негоже, чтобы, вся испачкавшаяся на кухне, я прикоснулась к вам". Произнося эти слова, она насаживала на вертел кур и укладывала в кастрюлю телятину. Маэстро Кекино, примостившись у неприметной щели в стене, через которую мог видеть всю комнату, вслушивался в их разговор и следил за тем, что они делают, возможно и опасаясь, как бы затеянная им злая шутка не обернулась против него самого. И, так как Савия по-прежнему не подпускала к себе маэстро Тиберьо и делала вид, что занята то тем, то другим, ему казалось, что его душа расстаётся с телом, и, дабы Савия поскорее управилась, он предложил ей помочь в приготовлении ужина.
Но она вовсе не торопилась. Увидев, что дело затягивается надолго и что время уходит зря, маэстро Тиберьо сказал женщине так: "Я настолько горю желанием оказаться с вами, что у меня пропала охота к еде и, вообще, я не намерен этим вечером ужинать". И поспешно раздевшись, он улёгся в постель. Савия, которая про себя потешалась над ним, усмехаясь, сказала: "Только безумная не стала бы ужинать; ну, а если вы, отец мой, до того обезумели, что не хотите ужинать, то сами и оставайтесь в накладе: я же не желаю лишать себя ужина". Произнося эти слова, она продолжала возиться и хлопотать. Маэстро Тиберьо просил и уговаривал её лечь поскорее в постель, но она медлила и приводила в своё извинение всё новые и новые отговорки. Наконец, увидев, что он уже вконец обозлился, она, чтобы его успокоить, произнесла: "Отец мой, никогда не стану я спать с мужчиною, который не снимает на ночь рубашки; если хотите, чтобы я легла с вами, скиньте её с себя, да побыстрее, ибо ещё мгновение, и я буду к вашим услугам".
Услышав, чего она хочет, и сочтя, что это дело нетрудное, Тиберьо, не мешкая, сбросил рубашку и остался в чём мать родила. Увидав, что славный священник выполнил всё, чего ей хотелось, Савия взяла рубашку и всё его платье и уложила их в ларь, который заперла на замок, после чего прикинулась, будто собирается, наконец, раздеться, помыться и опрыскать себя духами, а между тем по-прежнему возилась и хлопотала по дому, так что злополучный простак, лёжа один в постели, изнывал, мучимый нетерпением. Маэстро Кекино, видевший через щель всё происходившее за стеною, тихонько выскользнул из дому и постучал во входную дверь. Услышав стук мужа, женщина притворилась, что пришла в замешательство и, дрожа всем телом, воскликнула: "Горе мне, мессер, горе! Кто же стучится в дверь? Уж, конечно, не кто иной, как мой муженёк. Увы мне несчастной! Что же нам делать, чтобы он вас здесь не застал и вы не попались ему на глаза?" На это маэстро Тиберьо ответил: "Принесите немедленно мои вещи, я оденусь и спрячусь под постелью".
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Недолгое счастье Френсиса Макомбера - Эрнест Миллер Хемингуэй - Классическая проза
- Снега Килиманджаро - Эрнест Миллер Хемингуэй - Классическая проза
- Зеленые глаза (пер. А. Акопян) - Густаво Беккер - Классическая проза
- Золотой браслет - Густаво Беккер - Классическая проза
- Обещание - Густаво Беккер - Классическая проза
- Сфинкс без загадки - Оскар Уайльд - Классическая проза
- Молочная пища - Шолом Алейхем - Классическая проза
- Бен-Гур - Льюис Уоллес - Классическая проза
- Легенда об Уленшпигеле - Шарль Костер - Классическая проза