Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Матюшкин стряхивает с себя снег и бурчит:
— Ну и погодка, будь она неладна! Давно ушли наши?
— Давно, — отвечает Люба.
Она знает, что Матюшкин ходил к леснику Березкину, и теперь выжидательно смотрит на него.
— Есть что-нибудь новенькое, дядя Коля?
— Новенькое… — мрачно бурчит Петрович. — Сидит наш Митя в подвале комендатуры. Мать передачу ему носила, приняли. Только вряд ли передадут. Такая подлая политика у фашистов.
Люба вздыхает. У Саши еще более мрачнеет лицо.
— Лежишь? — Петрович останавливается около нар.
— Больше не буду лежать, — решительно говорит Саша. — Пойду в Песковатское.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
За ночь Саша немного пропотел, но чувствовал себя так же неважно, как и накануне. Его по-прежнему бросало то в жар, то в озноб. Все же, превозмогая себя, он оделся, взглянул в осколок зеркала, причесал волосы и вышел из землянки встречать партизан. Они вернулись усталые и недовольные. Гитлеровцы, усилив охрану, не подпустили партизан к своей автоколонне, следовавшей на фронт.
Саша слышал, как Тимофеев, присев на пень и разложив на коленях карту, говорил Дубову, что надо выходить за пределы своего района.
— С добрым утром, Шурик! — приветствовала его Таня. — Она взглянула ему в глаза и добавила: — Смотри… Усы уже у тебя пробиваются.
— Пока воюем, у него и борода отрастет… — пошутила Клава.
Было заметно, что девушки хотят развеселить хмурого Сашу.
— Когда уходите? — спросил он Таню.
— Завтра.
Саша знает, что Тане и Клаве предстоит серьезное дело. Вдвоем они вызвались пойти в село Батюшкове, в пятнадцати километрах от лагеря, и там застрелить старосту, выдавшего оккупантам сестру одного из партизан. Про старосту у партизан был уже давно разговор. Теперь Тимофеев очень опасался за свою семью, поселившуюся в Батюшкове.
Он сам хотел вместе с Алешей идти в Батюшкове, но Дубов категорически запретил ему это делать.
— Тебя, так же как и меня, Кирька Барин знает в лицо… — предупредил Дубов. — Себя угробишь и свою семью под удар поставишь.
Тимофеев неохотно подчинился.
Согласившись после долгих колебаний отпустить девушек, Тимофеев и Дубов долго их инструктировали, как вести себя в селе.
— Завтра, — машинально повторяет Саша. Ему не по душе, что Тане и Клаве поручили такое ответственное и опасное дело.
— Вот бы нам с тобой пойти, — говорит он Алеше, вздыхая. — Подождали бы, пока я поправлюсь.
Готовилась уйти на задание и Машенька. Саша видел, как разговаривал с ней Тимофеев.
«Все при деле. Один только я мешаюсь всем», — уныло думал он. Саша и не подозревал, о чем шел разговор у Тимофеева с Машей. Он доверил ей восстановить нарушенную связь в Лихвине с Ковалевым, передать ему очередное и, может быть, самое главное задание, ради которого он и был оставлен в городе в полиции.
После обеда Саша и Люба стали собираться в путь.
Саша, вздохнув, сунул в карманы пару гранат, потуже затянул ремень на пальто.
Люба, закутанная в шаль, с узелком и палкой в руках, выглядела со стороны довольно пожилой женщиной. Провожать Сашу из землянки вышли все партизаны, даже Ефим Ильич.
— Ну, пока… — говорил Саша, каждому поочередно пожимая руку.
Тимофеев обнял и поцеловал Сашу.
— Будь осторожен, — еще раз напомнил он. — Увидишь: опасно оставаться — немедленно возвращайся обратно.
— Ладно, — пообещал Саша.
— Поправляйся, Шурик! — звонко кричали вслед девушки.
Саша, оборачиваясь, махал им рукой, пока лагерь не скрылся за деревьями.
Под ногами мягко хрустел снег, все кругом было нарядное, белое. Еловый смоляной запах приятно щекотал ноздри. Саша чувствовал себя гораздо лучше, хотя от слабости кружилась голова.
Он задумчиво шагал за Любой, удивляясь, почему Люба так быстро идет, хотя на самом деле она шла медленно.
— Хочешь, я к тебе дня через два зайду? — предложила Люба.
Но Саша отказался.
— А зачем? — спросил он.
Люба подумала, что действительно лишний раз заходить в село опасно, можно навести врага на след Саши.
Быстро темнело. По полю они шли в сумерках. Дул влажный ветер. Рыхлый снег слегка чавкал под ногами, идти становилось все тяжелее.
— Я провожу тебя до дому, — предложила Люба, когда они остановились в кустах у прогона.
— Нет, ты дальше не ходи, — попросил Саша.
В селе, казалось, все было тихо, спокойно. Но Люба смотрела на Сашу с внезапно возникшей тревогой, ей не хотелось оставлять его одного. Так они в нерешительности прошли еще немного и снова остановились, испытывая гнетущее чувство тоски, словно расставались надолго.
— А ты как пойдешь? — спросил он, тоже начиная беспокоиться за Любу, видя, как быстро сгущаются сумерки. И тихо попросил ее: — Ты одна ночью в лагерь не возвращайся. Знаешь, местность кругом лесистая… Слышала, сколько волков появилось? Хочешь, я тебе дам гранату?
Опа беспечно махнула рукой.
— Дойду до Курьянова. Там у меня знакомые, переночую.
У Саши отлегло от сердца. Соседняя деревушка была совсем рядом.
По партизанскому обычаю Саша обнял девушку и поцеловал на прощание в щеку. Люба обхватила его голову руками и горячо зашептала:
— Шурик! Береги себя. Скорее поправляйся…
Оставшись один, Саша долго смотрел, как мелькала среди кустов ее фигурка в черном осеннем пальто. Потом она затерялась, словно растаяла, в синеватых сумерках. Он некоторое время лежал на соломе в овине, ожидая на всякий случай, когда Люба уйдет подальше.
Наконец поднялся, преодолевая непривычную слабость, и осторожно, задворками пошел к избе деда.
Вот и усадьба, маленький сарайчик под драночной крышей, кусты крыжовника. Стараясь не шуметь, Саша перелез через плетень, прислушался. Вокруг по-прежнему было тихо. Только бы не залаяли Тенор и Пальма! В узкую щель занавешенного окна слабо струился свет. Взобравшись на завалинку, Саша прильнул к щели, но ничего не увидел, только уловил движение в избе и чужую речь. Не было сомнения — в избе у дедушки гитлеровцы! Саша быстро соскочил с завалинки, перемахнул через плетень и притаился в тени у забора. Так он стоял очень долго, соображая, что же делать.
Возвращаться обратно он не хотел, да и не хватило бы сил. Зайти к соседям? Но там тоже, вероятно, находились на постое оккупанты. И притом стук могут услышать посторонние. Когда ноги у Саши в мокрых ботинках стали зябнуть, он медленно, задворками, стараясь держаться в тени кустов, побрел к своей заколоченной избе.
От мрачного нежилого дома повеяло таким холодом, что Саша снова остановился, не зная, что делать. Можно было ночевать в омете, закопавшись в солому, или забраться в какой-нибудь сарай. Не раз он так
- Проводник в бездну: Повесть - Василь Григорьевич Большак - Разное / Прочее / О войне / Повести
- Детство, опалённое войной - Александр Камянчук - О войне
- Детство, опалённое войной - Александр Камянчук - О войне
- Кроваво-красный снег. Записки пулеметчика Вермахта - Ганс Киншерманн - Биографии и Мемуары
- Батальоны просят огня. Горячий снег (сборник) - Юрий Бондарев - О войне
- Летом сорок второго - Михаил Александрович Калашников - О войне / Шпионский детектив
- Повесть о Верещагине - Константин Иванович Коничев - Биографии и Мемуары / Историческая проза
- Присутствие духа - Марк Бременер - О войне
- Никифоров Семен Гаврилович - Яков Минченков - Биографии и Мемуары
- Реальная история штрафбатов и другие мифы о самых страшных моментах Великой Отечественной войны - Максим Кустов - О войне