Форма входа
Читем онлайн Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Таким образом, для Аросева западные попутчики были просто-напросто стабилизирующим фактором в его многолетнем балансировании между прозападной ориентацией и революционными и сталинистскими обязательствами. Приблизительно в тех же выражениях, в каких Майский восхвалял супругов Вебб, Аросев выражал свое восхищение западными интеллектуалами, с которыми ему довелось встречаться, особенно во время многочисленных поездок в Европу в 1934–1936 годах. Из всех попутчиков Советского Союза наиболее близкие отношения у него установились с французским писателем Роменом Ролланом, которым он безмерно восхищался. В дневниковой записи от 7 января 1935 года Аросев описал свою эйфорию от пребывания на швейцарской вилле Роллана:
В вилле запах книг и земли из сада. Спал хорошо. А разговоры с этим большим человеком «задвигали» меня всего. Все двинулось с места. Хочется работать так, как поет птица, т.е. как он. <…> Прост. Нет, я никогда еще так сильно не вдыхал атмосферу работы мысли и литературы, как здесь, у него{675}.
Когда Аросев обращался к определенной аудитории, а не просто доверял свою неуверенность дневнику, он весьма показательно повторял (хотя и в несколько отредактированном виде) свои слова о западных интеллектуалах. Так, 4 мая 1935 года он выступил в Иностранной комиссии ССП с докладом под названием «О встречах и беседах с виднейшими представителями западноевропейской интеллигенции». Представленные в этой речи описания отдельных фигур, таких как Жид или Роллан, и даже конкретных рабочих моментов во многом были аналогичны или прямо идентичны описаниям, приведенным в его дневнике, неопубликованных записях публичных выступлений и широко распространенных опубликованных работах. И в дневнике, и в своей речи перед Иностранной комиссией Аросев настаивал на том, что для помощи зарубежным друзьям Советского Союза пока делается явно недостаточно.
Конечно, в выступлении перед писателями восхваления носили менее личный и более сдержанный характер, но тем не менее по-прежнему в значительной степени отражали преклонение Аросева перед своими героями. Так, он уподобил квартиру А. Жида «лаборатории мысли», употребив ту же самую фразу, что была использована им для описания собственного дневника как персонального «укрытия от бюрократии»{676}.
При этом основное отличие от дневника заключалось в том, что Аросев построил свое публичное выступление вокруг классового анализа интеллигенции, которая с точки зрения марксизма-ленинизма представляла собой колеблющуюся прослойку между буржуазией и пролетариатом и толковалась оратором сквозь призму его наблюдений относительно различий между европейской и советской культурой и психологией. Таким образом, все советские писатели, великие и менее значительные (последние, возможно, включали и самого Аросева), рассматривались как весьма значительные фигуры, поскольку вносили свой вклад в единую идеологию и культуру: «Это то, что отличает нас от западноевропейской интеллигенции». С подобной точки зрения даже величайшие умы Европы, включая Роллана и Жида, представлялись людьми, недостаточно понимающими советскую культуру: «[Жид] и характер СССР довольно хорошо представляет, но он все-таки француз, человек западноевропейской культуры, он индивидуалист». Хотя выпады Аросева в сторону Запада весьма существенно варьировались в зависимости от аудитории, в его дневнике мы находим намеки на то, что, по сути дела, Аросев был вполне искренним, описывая отсутствие объединяющей идеологии как основное различие между западными и советскими интеллектуалами{677}. Однако в дневнике он также писал о европейских интеллектуалах следующее: «И они не могут не видеть во всех нас черт чиновников, некоторой мертвенности и деревянности лиц». Сожалея о подозрительности по отношению к этим посторонним людям, характерной для сталинской эпохи, он отмечал: «И мы мало им даем. Мы даже как будто обязаны немного бояться их»{678}. Аросев, очевидно, был способен посмотреть на себя и других советских граждан глазами иностранцев.
При обращении к массовой советской аудитории изображение Аросевым западных интеллектуалов вновь немного менялось. Так, в своей брошюре «Беседы и встречи с нашими друзьями в Европе», опубликованной в 1935 году тиражом в 50 тыс. экземпляров, председатель ВОКСа делился с читателями своим восхищением европейскими интеллектуалами, занимавшими просоветскую позицию. Роллан при этом представлялся как воплощение «всего прошлого европейской культуры»: «У них обоих — Леонардо да Винчи и Ромена Роллана — такие поразительно одинаковые глаза!» Тем не менее в рассматриваемой работе в качестве основной (и практически единственной) положительной черты западных деятелей значилось их преклонение перед великой социалистической системой, которой должны были подражать все страны Запада. В приводимых Аросевым пересказах его бесед советские убеждения противопоставлялись отсутствию понимания, демонстрируемому европейцами. Упомянутые выше колебания интеллигенции оценивались с точки зрения отличий Запада от Советского Союза, а европейские интеллектуалы обвинялись в «гамлетизме»{679}. В плане общего политического посыла предназначенная для советских масс пропагандистская брошюра Аросева больше всего напоминала очевидный подтекст его конфиденциальных донесений генеральному секретарю: восхищение западных деятелей советским социализмом доказывало превосходство Советского Союза и величие самого Сталина.
Несмотря на огромные различия между политическими и культурными контекстами, в которых действовали западные интеллектуалы и советские посредники, и те и другие имели немало общего. Так, советские западники в своем политико-идеологическом служении иногда руководствовались соображениями, которые были во многом аналогичны мотивам, подталкивавшим западных интеллектуалов к дружбе с Советским Союзом: без сомнения, наиболее заметным из этих мотивов был антифашизм. Еще чаще людей умственного труда подталкивал к СССР или к Западу бурный «культурный роман». Будучи интеллектуалами в политике, представители обеих групп страстно стремились к тому, чтобы преодолеть разрыв между культурой и властью. Ну и, прежде всего, они могли восхищаться друг другом. Без сомнения, западным попутчикам было совсем не безразлично, что манипулировавшие ими советские интеллектуалы входили в число самых блестящих и образованных деятелей советской культуры. Даже если сталинисты-западники выполняли официально предписанные функции, часто связанные с давлением и манипулированием, они нередко втайне испытывали огромное уважение к своим европейским друзьям и восхищались той культурой, которую те представляли.
Беседы со Сталиным
Увлечение попутчиков силой и властью подпитывалось тем, что Сталин на удивление охотно пускал в свой кремлевский кабинет наиболее видных западных интеллектуалов и давал им многочасовые интервью. Советские посредники также находились в тесном контакте со Сталиным и высшим руководством страны: они готовили эти знаменательные встречи, материалы которых нередко публиковались большими тиражами, и выступали на них в качестве переводчиков. Беседы с приезжими знаменитостями-интеллектуалами в значительной мере представляли собой феномен, характерный для довоенного сталинизма. До того как в 1929 году Сталин сосредоточил в своих руках всю полноту власти, он был практически неизвестен за рубежом и не принимал у себя интеллектуалов литературного круга, с которыми предпочитал встречаться впоследствии, в 1930-х годах. К концу же десятилетия массовые репрессии и пакт Молотова — Риббентропа отвлекли внимание Сталина от стремления лично оказывать влияние на общественное мнение стран Запада. С этой точки зрения 1930-е годы представляли собой не только высшую точку симпатии европейцев и американцев к советскому эксперименту, но и время наибольшего внимания Сталина к западным интеллектуалам. Самыми важными событиями этого периода стали приемы Сталиным Бернарда Шоу и Эмиля Людвига в 1931 году, Герберта Уэллса — в 1934-м, Анри Барбюса несколько раз, Ромена Роллана в 1935 году и Лиона Фейхтвангера — в 1937-м[58].
Во взглядах самого Сталина отражались и усиливались основные противоречия сталинской революции, связанные с отношением к Западу. С одной стороны, в борьбе с отсталостью он принимал западные критерии, а с другой — в мобилизационных целях расхваливал героические качества русского народа и в то же время прилагал значительные усилия, чтобы склонить на свою сторону людей, формирующих общественное мнение на Западе, взгляды которых пользовались таким уважением, что они (помимо прочего) оказали весомую поддержку созданию культа личности Сталина у себя дома{680}. Несмотря на различия, уже существовавшие между Сталиным и европеизированными старыми большевиками, усатый диктатор по-своему в высшей степени подходил на роль своеобразного интеллектуала у власти: среди зарубежных литературных деятелей, которые не являлись теоретиками марксизма, он пользовался авторитетом как знаток марксистско-ленинской теории, при этом весьма неплохо знающий классику русской и европейской литературы. Кроме того, Сталин обладал «отличной памятью» и тщательно готовился к встречам со своими знаменитыми гостями, изучая их «взгляды, вкусы и предпочтения»{681}. В то время как он приступил к созданию своего собственного имиджа и образа Советского Союза за границей, западные интеллектуалы уже начали расходиться во мнениях относительно того, кем был Сталин на самом деле — простым человеком из народа или же своего рода королем-философом.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс бесплатно.
Похожие на Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс книги
- История с географией - Евгения Александровна Масальская-Сурина - Биографии и Мемуары / История
- Дипломатия и войны русских князей - Широкорад Александр Борисович - История
- Лекции по истории Древнего Востока: от ранней архаики до раннего средневековья - Виктор Рeбрик - История
- История Христианской Церкви - Михаил Поснов - История
- Ордынский период. Лучшие историки: Сергей Соловьев, Василий Ключевский, Сергей Платонов (сборник) - Сергей Платонов - История
- Полный курс лекций по русской истории. Достопамятные события и лица от возникновения древних племен до великих реформ Александра II - Сергей Федорович Платонов - Биографии и Мемуары / История
- Почетный академик Сталин и академик Марр - Борис Илизаров - История
- Нидерланды. Каприз истории - Геерт Мак - История
- Дипломатия России. Опыт Первой мировой войны - Станислав Чернявский - История
- Анабасис. Греческая история - Ксенофонт Эфесский - История
