Форма входа
Читем онлайн Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Мания величия Уэллса в полной мере проявилась во время его трехчасового разговора со Сталиным, когда писатель безуспешно пытался убедить изобретателя теории построения «социализма в отдельно взятой стране» в том, что Новый курс Рузвельта и пятилетние планы самого Сталина могут стать первыми шагами на пути к созданию планового хозяйства для всемирного государства. Прочитав расшифровку стенограммы рассматриваемой беседы, догадливый Шоу проник в самую ее суть:
Сталин внимательно и серьезно слушает Уэллса… и, отвечая, всегда попадает в самую точку. Уэллс не слушает Сталина — он лишь со страдальческим терпением ждет, когда же Сталин остановится и даст ему возможность говорить дальше. Он полагает, что все вещи, известные Сталину, известны ему еще лучше. Он приехал не для того, чтобы получать наставления от Сталина, а для того, чтобы наставлять его{705}.
Конечно, Сталин не мог принять предлагаемую Уэллсом версию мирового социализма, но сумел развеять предрассудки англичанина в отношении властолюбивого и фанатичного «грузинского горца, чей дух никогда полностью не выходил за пределы родной горной долины». В этом смысле данная встреча оказалась триумфом Сталина: по возвращении Уэллс заявил, что «никогда не встречал человека более чистосердечного, честного и справедливого»{706}.
Впрочем, советские лидеры не были склонны соглашаться на частичный успех. Выдержки из автобиографии Уэллса с критическими замечаниями о Сталине, высланные Радеком вождю в русском переводе 9 ноября 1934 года, вынудили высокопоставленных советских чиновников, таких как Радек и Литвинов, к обсуждению мер по исправлению ситуации. Как иронично заметил Радек в разговоре со Сталиным, «нам не удалось прельстить девушку»{707}.
Три этапа политической активности высшего советского руководства, связанные с визитом Уэллса, можно рассматривать в качестве явления, вполне типичного для визитов подобного рода. Первый этап включал постоянное наблюдение, прогнозирование и борьбу за влияние между чиновниками, контролировавшими пребывание писателя на советской земле{708}. Второй этап состоял в суматошном обсуждении публикации текста беседы Уэллса со Сталиным. Текст был отредактирован и Сталиным, и Уэллсом, а затем вычитан Константином Уманским, высокопоставленным дипломатом, часто переводившим необходимые материалы для генерального секретаря, а также Майским, игравшим ключевую роль в организации визита, и всеми членами Политбюро. Наконец, выход в свет автобиографии Уэллса запустил серию дискуссий об адекватной реакции советского руководства: Литвинов высказывался за открытый ответ, тогда как Радек колебался и в конечном итоге обратился за окончательным решением к Сталину. Совет Радека был весьма показательным. Вместо того чтобы «ругать» Уэллса, он предложил подавить его «насмешкой». Кроме этого, он посоветовал не высмеивать писателя как личность, а проанализировать его с классовой точки зрения — как человека, отражающего «буржуазные предрассудки интеллигенции». Впрочем, когда Радек ознакомился с ответом Уэллсу, написанным Бернардом Шоу и опубликованным в журнале «New Statesman and Nation», он нашел решение получше: позволить драматургу самому высмеять Уэллса. После этого замечания Шоу были переведены на русский язык для советской прессы — за исключением сделанных неистовым ирландцем довольно бесцеремонных ссылок на Сталина как на националиста и оппортуниста{709}.
Разговор Сталина с Уэллсом, как и встреча с Барбюсом, позволяет прояснить, насколько вождь в своих беседах с западными интеллектуалами руководствовался сочетанием международных и внутриполитических целей. Преобладание британцев и французов среди деятелей, с которыми Сталин встречался в 1930-х годах, само по себе говорит о стремлении повлиять на общественное мнение стран, ключевых для советской внешней политики. В то же время тщательность, с которой генеральный секретарь и его окружение редактировали записи бесед с Уэллсом и прочими знаменитостями, а также широкое распространение их переводов на русский язык позволяют предположить, что руководство СССР придавало большое значение тому, чтобы эти записи дошли до советского читателя. Встречи с Людвигом, Уэллсом и Барбюсом были неразрывно связаны с ранними стадиями формирования культа личности Сталина, и это явно указывает на то, что культивирование образа вождя за рубежом было приоритетным направлением в пропаганде рассматриваемого культа в самом Советском Союзе.
Ромен Роллан, беседовавший со Сталиным 28 июня 1935 года в присутствии своей жены М. Кудашевой и своего большого почитателя А. Аросева, выступавших в качестве переводчиков, был попутчиком, представлявшим собой, вероятно, самое прославленное достояние советской культурной дипломатии. Писатель, драматург, музыковед и популярный биограф, являвшийся обладателем Нобелевской премии, Роллан имел большой авторитет и репутацию «великого писателя» (grand ecrivain). Советские посредники-интеллигенты, обращаясь к Роллану, именовали его «мэтром». Он был человеком, преданным высоким целям: один из самых выдающихся пацифистов периода Первой мировой войны, во время которой его нещадно за это поносили, он также активно выступал за культурное примирение Германии и Франции, а позднее стал ведущим защитником всей антифашистской культуры и сторонником диалога между Востоком и Западом. Весьма отличаясь от колоритного Шоу и нонконформиста Жида, Роллан многим напоминал священника: худой, болезненный, серьезный и аскетичный, он любил нравоучения и являлся весьма обязательным корреспондентом. Его симпатия к сталинизму не была ни простой, ни преходящей. Массовые репрессии и пакт с Гитлером поколебали ее, но полностью уничтожить не смогли. Кроме того, эта симпатия подпитывалась из удивительно большого количества источников. Некоторые из них относились к сфере идеологии и культуры — достаточно упомянуть давние социалистические взгляды Роллана и глубокое знание им истории Французской революции, а также его антифашизм и стремление к просвещению народа. Другие имели личный характер: его статус друга Советского Союза и роль посредников: не в последнюю очередь — его жены М. Кудашевой, а также давнего друга по переписке — Горького и всегда тревожно-внимательного Аросева. Возможно, самым поразительным и раздражающим фактором было то, что Роллан являлся «давним приверженцем культа героев»{710}. В 1935 году он перенес свое давнее преклонение перед великими историческим личностями на Сталина.
В неотредактированной русской версии беседы Роллана со Сталиным писатель восхвалял вождя как первого представителя и основоположника нового гуманизма. В своем вступительном слове Роллан говорил о миллионах жителей Запада, которые ждут, чтобы СССР показал им пути выхода из текущего экономического и морального кризиса. При этом, по его мнению, следовало не просто повторять слова Бетховена: «Человек, помоги себе сам!», а действенно помочь им и дать нужный совет{711}.[60] На реальной жизни Бетховена было основано самое известное произведение Роллана — монументальный роман воспитания «Жан-Кристоф» (1903–1912). Кроме того, написанная Ролланом в 1903 году научно-популярная биография композитора стала прообразом для целой серии трудов писателя под общим заглавием — «Жизни великих людей». Позднее Роллан обратил свой взор на Восток, чтобы там найти великих людей, жизнь которых вполне можно было превратить в миф: он нашел их в лице Толстого и Ганди. Впрочем, в то же время они являлись для Роллана и образцами для подражания, поскольку он стремился к тому, чтобы стать европейским Толстым. Во всех упомянутых работах, написанных для массовой аудитории в доступном, но серьезном стиле «высокой популяризации» (haute vulgarization), Роллан исследовал героическую природу гениев, которые успешно прошли сквозь тяжелые испытания, чтобы посвятить себя служению человечеству. В 1920-е годы страстное увлечение писателя фигурой Ганди, пацифизмом и панъевропейским примирением было вытеснено антиимпериализмом и стремлением к еще более грандиозному примирению — между Востоком и Западом. Роллан держал свои сомнения насчет национализма Ганди в тайне — даже когда махатма в 1931 году посетил фашистскую Италию; позднее в том же десятилетии Роллан почти так же тайно мучился, размышляя о Сталине и Советском Союзе. Поскольку пацифизм писателя беспокоил советское руководство, в 1935 году он постарался заверить генерального секретаря в том, что, симпатизируя СССР, не будет противодействовать войне ни при каких обстоятельствах{712}. Подобным отречением от прежних взглядов он скрепил свою дружбу с диктатором, а идеалом героического гуманиста вместо Ганди стал считать Сталина.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс бесплатно.
Похожие на Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс книги
- История с географией - Евгения Александровна Масальская-Сурина - Биографии и Мемуары / История
- Дипломатия и войны русских князей - Широкорад Александр Борисович - История
- Лекции по истории Древнего Востока: от ранней архаики до раннего средневековья - Виктор Рeбрик - История
- История Христианской Церкви - Михаил Поснов - История
- Ордынский период. Лучшие историки: Сергей Соловьев, Василий Ключевский, Сергей Платонов (сборник) - Сергей Платонов - История
- Полный курс лекций по русской истории. Достопамятные события и лица от возникновения древних племен до великих реформ Александра II - Сергей Федорович Платонов - Биографии и Мемуары / История
- Почетный академик Сталин и академик Марр - Борис Илизаров - История
- Нидерланды. Каприз истории - Геерт Мак - История
- Дипломатия России. Опыт Первой мировой войны - Станислав Чернявский - История
- Анабасис. Греческая история - Ксенофонт Эфесский - История
