Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Робеспьер считается гораздо большим, чем его "двенадцатая часть власти". Его первые большие доклады ещё усиливают его известность, особенно в международном масштабе, так же, как и его авторитет. По его анализу картины республики, истинной обличительной речи против английской политики, "Чрезвычайные новости" Лейда утверждают, что он со своими сторонниками управляет страной: "Его поведение в Якобинском клубе, забота о том, чтобы он не расточал своих речей, чтобы произвести наибольшее впечатление в интересных случаях, своего рода благоговение, с каким встречают его мнения, всё указывает на то, что он руководит великими операциями, ничего важного не декретируется и не предлагается без его согласия, и что Бареры, Бийо-Варенны, Сен-Жюсты, Жанбоны Сент-Андре только младшие руководители". То, что журналист сгущает краски, здесь неважно. То, что имеет значение, это персонализация власти, которая в Англии, Голландии и других местах закрепляется в прессе и министерских кабинетах. Перевод на множество языков и широкое распространение доклада от 17 ноября (27 брюмера), затем ответа Робеспьера на манифест союзных королей против Республики (5 декабря-15 фримера) упрочивают этот образ.
С первых дней II года для многих наблюдателей именно с призванием Робеспьера "революционное правительство" обретает форму. Однако его принципы и политические выборы разделяют далеко не все.
"Антигражданские сумасбродства"
Осенью 1793 г. война занимает все умы. Нужно её выиграть внутри страны и на границах, чтобы защитить республику, думает Робеспьер. Ему кажется, что усилия приносят свои плоды: объединённые армии отступают, Лион взят (9 октября), вандейская вылазка на севере Луары выдыхается после своего провала перед Гранвилем (13 ноября). Но мир кажется ещё таким далёким… Разве это время открывать новый фронт, спрашивает себя Робеспьер, провоцируя французов, приверженных католицизму? К тому же, разве целесообразно, что республика обвиняет не только "фанатизм", но и всех служителей культа и саму религию? Здесь есть граница, которую он не хочет переходить, так как нести революцию дальше, значило бы убить революцию. Как и весной, когда он долгое время отказывался от применения силы против Жиронды, как в случае с решением по поводу революционных мер сентября, он намерен сопротивляться некоторым лозунгам санкюлотов.
Когда в первые дни ноября странное наступление против священников, культов и церквей развивается в Париже, Робеспьер остаётся какое-то время безмолвным. Если он здесь, в Конвенте, то он ничего не говорит, когда парижский епископ Гобель, его викарии и многие кюре приходят торжественно отказаться от духовного сана (7 ноября-17 брюмера). Три дня спустя, присутствует ли он, когда, под звуки военной музыки, в Собрание входит кортеж молодых женщин в белом, подпоясанных трёхцветным шарфом, и с волосами, украшенными цветами? Они идут впереди ещё одной красивой женщины, сидящей в кресле, которое несут четверо мужчин. В голубой мантии на плечах, с причёской, увенчанной колпаком свободы, она опирается на пику; она символизирует богиню Разума. Шометт требует, чтобы ей посвятили собор Парижской богоматери. Депутаты взволнованны; они соглашаются, поднимаются и смешиваются с народом, марширующим к своему новому храму. Толчок дан: под влиянием Парижской Коммуны и многих секционных обществ, церкви закрыты и религиозные символы разрушены. С некоторыми священниками грубо обходятся, тогда как другие, по убеждению или из благоразумия, отказываются от своих обетов и женятся. Движение, иногда раньше начинавшееся в провинции, оживает вокруг Парижа, Лиона и Центра.
Робеспьер осуждает. Прежде всего, из убеждения; даже если он считает себя "довольно плохим католиком"[273] со времён коллежа, он восхищается посланием из Евангелия и верит в Провидение. К тому же, в период Учредительного собрания он признавал божественность Христа; теперь он присваивает ему единственное название "сына Марии" – распространённое выражение, которое мы находим, начиная с Боссюэ или Бурдалу. Стоит ли видеть за этим выбором ещё один шаг по направлению к деизму? Что ясно, так это то, что он продолжает уважать католицизм и считать, что в повседневной жизни и в бедствиях вера может быть проводником, помощью, утешением. Он также думает, что человек нуждается в Боге и в культе; не должен ли он также верить, чтобы достичь общественной добродетели, этого столь трудного забвения себя? Кроме того, в революции существует политическая необходимость. Робеспьер знает о привязанности людей к своей религии и к своим священникам; он приписывает потерю Бельгии религиозной политике Дюмурье, а волнения на Юге и на Западе торжественным речам Бриссо против священников (17 ноября-27 брюмера). Он убеждён, что враги Революции часто атакуют церковь, чтобы вызвать народный гнев; он убеждён также, что все сектанты стоят друг друга: "Фанатик, одетый в монашескую одежду, и фанатик, проповедывающий атеизм, имеют между собой много общего"[274] (25 декабря-5 нивоза). Для него, атака, организованная против культов и верований, таким образом, не что иное, как западня, которая рискует низвести прекрасную революцию до грязной религиозной вражды.
Вмешательство Робеспьера запоздалое, но решительное. Он выбрал трибуну Якобинского клуба, где его речь от 21 ноября (1 фримера) удостаивается чести быть напечатанной. Он живо защищает свободу культов, которая должна ограничиваться только наказанием тех, кто ею злоупотребил бы. Он также защищает существование "Верховного существа, охраняющего угнетенную невинность и карающего торжествующее преступление"[275]; обличая атеизм как аристократический, он повторяет афоризм Вольтера: "Если бы бога не существовало, его надо было бы выдумать"[276]. Его доказательство завершается политическим анализом наступления против церкви и культов, характерной для него убеждённостью, что внутренние волнения и внешняя война связаны тайными нитями. "Повторяю, - говорит он, - нам нечего бояться иного фанатизма, кроме фанатизма безнравственных людей, подкупленных иностранными государствами с целью возродить фанатизм и придать нашей революции налет безнравственности, характерный для наших презренных и жестоких врагов"[277]. Он преувеличивает роль заграницы в происхождении религиозной напряжённости, но верно понимает их возможные последствия: атаковать священников, которых уважает республика, потревожить культы, запретить верования, это значит разжигать гражданскую войну и поощрять ненависть внешних силы, это значит действовать в интересах контрреволюции.
Робеспьер, однако, понимает, что религиозные аргументы вызывают разделение в Комитете общественного спасения, в Якобинском клубе, в Собрании, и что он легче может одержать победу на политическом поле… 5 декабря (15 фримера), когда он берёт слово в Конвенте, он, таким
- Робеспьер на троне - Борис Башилов - История
- Робеспьер и террор - Бронислав Бачко - История
- Вечный Египет. Цивилизация долины Нила с древних времен до завоевания Александром Македонским - Пьер Монтэ - История / Культурология / Религиоведение
- Страшный, таинственный, разный Новый год. От Чукотки до Карелии - Наталья Петрова - История / Культурология
- Великие исторические личности. 100 историй о правителях-реформаторах, изобретателях и бунтарях - Анна Мудрова - История
- Вечер на Кавказских водах в 1824 году - Александр Бестужев-Марлинский - История
- Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху - Пьер Брюле - История
- Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху - Пьер Брюле - История
- Робин Гуд - Вадим Эрлихман - История
- Повседневная жизнь старообрядцев - Кирилл Кожурин - История