напомажены, завиты и раздушены.
Хлещут дешевое пиво. Смакуют вино по тысяче золотых за бутылку. Лениво отщипывают от грозди виноградины.
Звери в амфитеатре — и звери в ложах. С помоста их видно даже слишком хорошо.
Увы, широкую арену — еще лучше.
— Анри Отважный! — бешеными кошками вопит толпа. Та, что внизу.
Наконец разглядела любимца.
Звериные морды зашлись ликующим ревом. Костей дали, дармового пойла налили. А сейчас еще и развлекут. Не жизнь, а сказка! Кошмарная.
— Олаф Великолепный! — заорали с другой стороны. Чуть потише, но тоже вполне оглушительно.
Рослый белокурый красавец — пленный бьёрнландец. С другого помоста по ту сторону безумия приветственно машет толпе. Та радостно взорвалась новыми воплями.
Его товарищи плебс игнорируют. Но Олаф, похоже, наслаждается славой. Что ж — есть и такие…
Да заканчивайте уже с этим скорее! Убивайте кого хотели, гоните нас на арену и убирайтесь к змеям до завтра!
— Господин Анри Отважный! — тот самый стражник. — Вас зовет в ложу господин генерал Поппей Август.
— Вот как? — Тенмар зло усмехнулся. — Это приглашение или приказ?
— Приказ, господин гладиатор.
Ну что ж. Если не пойти — «господин генерал», чего доброго, вызовет в ложу не только «господина Анри Отважного». Еще и Сержа.
Тенмар взглядом указал Вальдену на мальчишку. Жан чуть заметно кивнул.
Корнет — бледнее мела. А Ревинтер вот-вот в обморок грохнется.
— Капитан Николс, вы за старшего! — резко бросил ему Анри, чтобы встряхнуть.
Помогло бы — будь Роджер Ревинтер настоящим военным. А так — лишь привычно вздрогнул. И потерянно кивнул.
Поппей Август выделил для Тенмара место справа от себя. Увы, отсюда отлично видно не только толпу, арену, помост с эвитанцами и помост с Олафом.
Еще и самого генерала. Облизнувшего губы, когда юного смертника подтащили к столбу. Рывком сорвали тунику, прикрутили. Подступил мясник с кнутом…
В уголках губ Кровавого Пса показалась слюна. Анри от отвращения чуть не передернуло.
Вальден что-то втолковывает Сержу. Тот явно не слышит. Или не слушает.
А «оставленный за старшего» Роджер изображает статую. Даже не бледную, а мраморно-серую.
Чтобы не смотреть на арену и генерала, Тенмар перевел взгляд на Олафа. Тот хоть красоток из толпы выглядывает, а не казнью любуется.
— Хороша! — протянул Поппей. — Но глупа. Женщины — как цветы. Красивы и недолговечны…
Змеев садист уже сообщницу жертвы разглядывает, чтоб ему!
Третий помост оцеплен стражей. Закутаны в одинаково белые покрывала жрицы-виргинки. В их кругу дрожит приговоренная грешница.
Ее зовут Юлией. Невысокая, хрупкая, совсем юная. Примерно столько же было в ту безумную весну Ирии Таррент.
Но Ири — львица. А Юлия кажется ланью — до безумия перепуганной.
Белая туника, распущенные золотистые волосы, бледное личико. Ни платка, ни покрывала. Их не полагается отвергнувшей церковный закон преступнице. Сегодня в последний раз видевшей восход солнца…
На заплаканном лице — огромные, отчаявшиеся глаза. Плачущая женщина редко бывает красивой. Но это не о Юлии.
Более чем ясно, почему приговоренный рискнул жизнью. Ради таких глаз…
Но вот зачем — еще и ее жизнью?
Что-то здесь не так! И это «что-то» пронзительно жжет рассудок. Не хуже свиста кнута на арене. И сладострастного воя озверевшей толпы…
Понятно, почему Юлия не смотрит на арену. Если там убивают ее любимого…
Девушка — вовсе не хладнокровна. Она плачет, бросает отчаянные взгляды на ложи с патрициями. Безмолвно молит о пощаде.
Нашла кого просить, девочка…
Она плачет, но не вздрагивает при свисте кнута. Самого Анри прожигало бы до костей — умирай сейчас на арене дорогой ему человек.
Да любого прожжет — на месте Юлии!
Но виргинка оплакивает лишь себя. Не того, кто сейчас гибнет. За то, что рискнул ее полюбить…
Полюбить?
Тенмар только сейчас вспомнил, что приговоренный так ни разу и не обернулся — к той, за кого умирает. Ни когда его волокли, ни когда привязывали.
Погибающие за свою любовь юноша и девушка вели себя как чужие…
Они и есть — чужие.
Ложа с патрициями. Соседняя с поппеевской. Именно с нее не сводит умоляющих глаз Юлия…
А вот Марк Сергий Виррин смотрит одинаково бесстрастно. И на умирающего на арене мальчишку — раба или вольноотпущенника, и на приговоренную к мучительной казни девушку…
— Анри, не отвлекайтесь! — хохотнул Поппей. Как никогда прежде заслуживает свое прозвище. — Этот дурак умрет не сразу! Скоро он будет не кричать, а хрипеть. Потом мы увидим цвет его костей, а потом…
— Прекратите! Сволочи, гады, мерзавцы!.. — Серж бешено забился в руках схватившего его за плечи Вальдена.
Николс шагнул к ним, что-то быстро проговорил. Перехватил мальчишку — буквально принял «из рук в руки». Резко прижал к себе.
Лицо Роджера — бледнее мела. Или смерти. Из прокушенной губы течет кровь. И сейчас он кажется много старше Сержа…
Десятков несколько плебеев отвлеклись от арены — на крик гладиатора. И теперь обрадованно взвыли.
В развращенной Квирине двое обнявшихся полуодетых мужчин вызывают ассоциацию отнюдь не с братьями. И дружбу здесь понимают… несколько иначе, похоже.
Сквозь зубы выругался Олаф.
Устраиваясь поудобнее, завозились на скамьях и креслах зрители.
Лица Криделя Тенмар не видел — лишь вздрагивающие плечи. Зато в глазах Николса — Николса! — прочел отчаянное: «Сделай что-нибудь!»
Если швырнуть в приговоренного кинжал — попадешь без вариантов.
И к столбу привяжут уже одного из эвитанцев.
Причем — не Анри.
— Ты хотел зрелища, Поппей? — Тенмар не узнал собственный хрипло-бешеный голос. — Хочешь увидеть, как я убиваю?
Август должен заподозрить. Ведь далеко не дурак.
— Тебе захотелось крови⁈ — облизнул губы генерал.
Еще бы! Самому-то точно хочется!
Многие не дураки — рабы инстинктов. К счастью для тех, кто не рабы! Будем надеяться…
— Ты говорил, я могу выбрать любого?
— Конечно, не патриция и не всадника! — хохотнул Кровавый Пес. — Да и виргинок лучше не трогать… Даже мечом! — Явно в восторге от собственной шутки. — Бери плебея — если хочешь. Анри Отважному чернь с восторгом скормит любого из своих!
— Я беру раба — с арены! — Тенмар возвысил голос.
Поппей нахмурился.
Анри поспешно продолжил. Громче:
— Я сумею пролить его кровь лучше, чем этот недоумок, называющий себя палачом. Отвяжите его и дайте ему меч. — Тенмар чуть усмехнулся уголком рта. — Он же должен иметь возможность защищаться…
Чернь взорвалась одобрительным хохотом.
— Держите слово, генерал! — Анри надеялся, что не сорвется.
Августа убивать нельзя. А такой сейчас шанс! Но три сотни жизней на одну сдохшую мразь не меняют.
— Бой! — заорали из толпы. — Поединок! Поединок!!!..
Глава 5
Эвитан, Тенмар. — Квирина, Сантэя.
1
У Ирэн —
