Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С меня спало тупое оцепенение последних дней, стало легко и свободно. И если я когда-либо ощущала, что такое покой, так это той июньской ночью на освещенной луной прогалине. Лукс прижимался ко мне, спокойно и внимательно глядя на чернильно-черный лес. Мне не сразу удалось подняться и отправиться дальше. Я перешла росистую лужайку и снова углубилась в лесную тень. Иногда в темноте что-то шуршало, должно быть, вокруг сновало множество мелких зверьков. Лукс бесшумно двигался рядом, наверное, все еще думал, что мы идем на охоту. Полчаса мы шли лесом, я вынуждена была идти медленно — лунный свет едва освещал тропинку. Ухала сова, но ее крик был ничуть не страшнее любого другого звериного голоса. Я поймала себя на том, что стараюсь идти предельно бесшумно и осторожно. Не могла иначе, что-то меня заставляло. Когда наконец мы вышли из лесу, занимался рассвет. Неяркий свет зари сливался с лучами заходящей луны. Тропа вилась меж горных сосен и кустов рододендрона, выглядевших в призрачном свете большими и маленькими серыми глыбами. Время от времени из-под ног срывался камень и с шумом катился по осыпям в долину. Дойдя до вершины, я в ожидании уселась на камень. Примерно в полпятого взошло солнце. Налетевший свежий ветер тронул волосы. Серо-розовое небо стало оранжевым и огненно-красным. Я впервые видела восход в горах. Рядом был только Лукс, казалось, он тоже пристально наблюдал за игрой красок. Ему стоило немалых усилий удержаться от радостного лая, это было заметно по тому, как подрагивали его уши, а шерсть на спине ходила волнами. Вдруг стало светло как днем. Я поднялась и стала спускаться в долину. То была длинная долина, заросшая густым лесом. В бинокль ничего нельзя было разобрать, кроме леса. Поле зрения ограничивал следующий хребет. Это меня разочаровало, я рассчитывала увидеть оттуда хоть одну деревню. Теперь было ясно: если я хочу что-нибудь увидеть, надо идти ельником дальше. Выше начинались альпийские луга, оттуда наверняка больше видно. Но идти вверх и вниз одновременно нельзя, так что я пошла в долину. Это показалось важнее. Очевидно, я по-идиотски надеялась, что там стены нет. Боюсь, что так, иначе зачем бы идти. Я была теперь на соседнем участке, сданном в аренду, насколько мне известно, какому-то богатому иностранцу, приезжавшему только раз в году, к оленьему гону. Видимо, поэтому и дорога была ужасная, повсюду промоины от вешних вод. На участке Гуго дорогу тотчас же приводили в порядок. Кое-где дорога просто походила на речное ложе. Ущелья здесь не было. По обе стороны ручья вздымались лесистые склоны гор. А вообще эта долина была приветливее моей. Я пишу «моей». Если и есть новый владелец, так он еще не объявился. Не была бы так размыта дорога — я сочла бы свой поход прогулкой. По мере спуска в долину вела себя все осторожнее. Старательно помогая себе альпенштоком, следила, чтобы Лукс не отходил ни на шаг. У него, впрочем, словно и не было дурных предчувствий и воспоминаний, он бодро топал рядом. Я еще не дошла до опушки, как альпеншток уперся в стену. Я была совершенно обескуражена. Вокруг лес, да впереди виднеется кусочек дороги. Здесь стена была дальше от ближайших домов, чем с моей стороны. Еще даже не показался большой охотничий дом, построенный всего два года назад и, по слухам, оборудованный со всяческим мыслимым комфортом.
Внезапно навалилась страшная усталость, я почти обессилела. Мысль о долгом обратном пути давила чуть ли не физически. Я медленно вернулась к лачуге дровосеков, на которую сперва совершенно не обратила внимания. Она стояла в маленьком распадке, привалившись к склону, перед дверью пышно разрослась крапива. В лачуге не нашлось ничего, кроме жестяной миски да куска заплесневелого, обгрызенного мышами сала. Я присела к грубо сколоченному столу и вытащила свои припасы. Лукс отправился к ручью напиться. Я видела его через открытую дверь, это несколько успокаивало. Выпила чаю из термоса, съела рисовую лепешку и дала другую Луксу. От тишины и солнца, нагревшего крышу, хотелось спать. Но я боялась блох в тюфяках, да и после короткой дремы только еще больше разморило бы. Лучше перемочься. Поэтому я взяла рюкзак и ушла.
Ночное возбуждение прошло, болели ноги в тяжелых горных ботинках. Солнце пекло голову, даже Лукс выглядел уставшим и не пытался подбодрить меня. Подъем был не крутым, но очень длинным и скучным. А может, только казался скучным в моем подавленном состоянии. Я переставляла ноги, не глядя по сторонам, погрузившись в мрачные мысли.
Теперь, стало быть, известно, докуда я могу добраться, не отлучаясь слишком надолго. Кроме того, можно подняться к альпийским лугам и оттуда осмотреть окрестности, но зайти дальше в горы я не отважусь. Меня бы, ясное дело, нашли, если бы там не было стены, да, следовало признать, что меня давно должны были бы найти. Можно спокойно сидеть дома и ждать. Но я все время ощущала потребность предпринять что-то против неизвестности. И была вынуждена не делать ничего, только ждать — такое положение вещей всегда было мне особенно ненавистно. Мне уже приходилось слишком часто и слишком подолгу ждать разных людей и событий, иногда бесплодно, иногда же настолько долго, что пропадал всякий смысл.
На обратном пути размышляла о своей прежней жизни и нашла ее неудовлетворительной во всех отношениях. Я не добилась почти ничего из того, чего хотела, и не хотела ничего из того, чего добилась. Может, и у других — то же самое. Поэтому-то мы хотя еще и разговаривали, но слова уже ничего не значили. Не думаю, что когда-либо еще представится возможность с кем-нибудь об этом побеседовать. Так что остается только предполагать. Тогда, на обратном пути в мою долину, я еще не отдавала себе отчета, что моя прежняя жизнь внезапно кончилась, то есть я, наверное, уже понимала — но только умом и, стало быть, не верила. Только когда знание постепенно усвоится всем телом, знаешь по-настоящему. Я же ведь знаю, что когда-нибудь, как всякое живое существо, умру, но мои руки, ноги и внутренности этого пока не знают, потому-то смерть и кажется совершенно невероятной. С того июньского дня прошло много времени, и до меня начинает доходить, что пути назад нет вообще.
К часу дня добралась до тропки, вившейся меж горных сосен, и присела на камень отдохнуть. Лес купался в полуденном солнце, аромат сосен волнами наплывал на меня. Только теперь разглядела, что рододендроны уже в цвету. Красной лентой тянулись они по склонам. Было много тише, чем ночью при луне, казалось, яркое солнце сковало лес сном. Высоко в небе кружила какая-то хищная птица, спал, подрагивая ушами, Лукс, тишина накрыла меня как колпаком. Хотелось остаться тут навсегда и сидеть в теплом свете с собакой у ног и кружащей птицей над головой. Я оставила всякие мысли, словно заботы и воспоминания больше не имели со мной ничего общего. В конце концов я с глубоким сожалением пошла дальше, постепенно превращаясь по дороге в то единственное существо, которому здесь не было места, в человека с путаницей в голове, ломающего неуклюжими ботинками ветки, проливающего чужую кровь.
Дойдя до верхнего охотничьего домика, вновь полностью стала собой, мечтающей найти там что-нибудь полезное. Но робкое сожаление долго еще не покидало меня.
Очень хорошо помню тот поход. Наверное, потому, что он был первым и резко отличался от долгих, монотонных, тяжелых будней. Кстати говоря, больше я туда никогда не ходила. Все собиралась, да как-то руки не доходили, ну, а без Лукса я на дальние походы не отваживаюсь. Никогда больше не сидеть мне под полуденным солнцем над рододендронами и не внимать великой тишине.
Ключ от домика висел на гвозде под отошедшей доской, найти его не составило труда. Я тут же принялась обыскивать домик. Он, разумеется, был много меньше, чем наш, всего-то кухня и спаленка. Обнаружила пару одеял, кусок парусины и две жесткие как камень подушки. Подушки и одеяла были мне ни к чему, а вот непромокаемую парусину я взяла. Одежды не нашлось. На кухне в шкафчике над плитой были мука, смалец, сухари, чай, соль, яичный порошок и маленький пакетик сушеных слив. Егерь, должно быть, считал их панацеей от всех болезней, помню, он все время их жевал. Кроме того, в столе я нашла захватанную колоду карт. Играть я не умею, но карты мне понравились, и я прихватила их с собой. Потом я сама придумала игру, игру для одинокой женщины. Провела много вечеров, раскладывая старые карты. Лица стали так знакомы, словно я знала их всю жизнь. Я дала им имена, одни были симпатичнее других. Я относилась к ним, как к персонажам диккенсовского романа, который перечитываешь в двадцатый раз. Теперь больше не играю в эту игру. Одну карту съел Тигр, сын Кошки, а другую Лукс смахнул ушами в ведро с водой. Не хочу все время вспоминать о Тигре и Луксе. Но разве есть в этом доме что-нибудь такое, что не напоминало бы о них?
Еще в верхнем домике я нашла старый будильник, он весьма пригодился. У меня, правда, был дорожный будильничек и наручные часики, но будильник я грохнула, а часики никогда не шли верно. Сейчас у меня остался только старый будильник из избушки, но он давно не ходит. Я узнаю время по солнцу, а если его не видно, по тому, когда прилетают и улетают вороны и по всяким другим приметам. Хотелось бы мне знать, что случилось с точным временем теперь, когда нет людей. Порой вспоминается, как когда-то было важно не опоздать и на пять минут. Очень многие из тех, кого я знаю, видели в своих часах маленьких божков, и я находила это вполне разумным. Если уж живешь в рабстве, следует подчиняться правилам и не сердить хозяев. Но я неохотно служила человеческому времени, размеренному тиканьем часов, и из-за этого частенько попадала в затруднительное положение. Никогда я не любила часов, и все мои часы через некоторое время или загадочным образом ломались, или терялись. Методику же систематического истребления часов я — на всякий случай — не выдавала даже себе самой. Теперь-то я знаю, в чем дело было. У меня ведь столько времени для раздумий, что я в конце концов все разгадываю.
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание - Михаил Бочкарев - Современная проза
- Удивительная жизнь и приключения песика Туре - Шон Горн - Современная проза
- Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин - Современная проза
- Возьми с собой плеть (вторая скрижаль завета) - Анхель де Куатьэ - Современная проза
- Белая стена - Антонио Редол - Современная проза
- Две недели в июле - Николь Розен - Современная проза
- Сват из Перигора - Джулия Стюарт - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза