Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще раз слушает, еще раз пробует.
– Не так, – пытается вставить слово Миша. – Вот эту ноту, в конце, надо расщепить. У него здесь трель раздваивается и звучит сразу на два голоса, а у тебя чистяк – «ля» – и точка.
– Да я слышу! – отмахивается Брайан. – Он на четверть тона ниже продувает. Как я могу это сыграть? С моими семью нотами?
– Блин, я не знаю как, но ты должен, – настаивает Миша, подхваченный волной дыма. – Иначе они нас уроют своими четвертьтонами, и весь наш проект полетит к черту…
– Миш, я знаю. Просто пока не пойму, как выдуть этот подсвист из моей дудки… – Брайан усмехается. – Давай-ка крутани, попробуем еще раз: не дело сразу обламываться…
– Да, несолидно получается… Мы, типа, крутые, на понтах, we are musicians – а первая же птаха высаживает нас конкретно на копчик…
– Ну, типа того… – произносит Брайан и вдруг начинает посмеиваться.
– Типа того, что Хендрикс как на метле летал на своем «Стратокастере», а мы не можем извлечь из твоей флейты даже сверчка… – хмыкает, глядя на него, Миша.
– Не так просто оживить инструмент… Я бы попросил… Это не попсу озвучивать… Тут – сверчок! Тонкая штучка – для тех, кто понимает…
– Но ты, блин, волшебник? – неудержимо хмыкает Миша.
– Не… я, типа, только учусь… – посмеивается Брайан.
– Тогда учись. Пробуй… – пытается вернуться на серьёз Миша.
Брайан подносит к губам флейту и неожиданно, давясь от смеха, извлекает из нее какой-то неимоверный железнодорожный звук.
Оба загибаются от беззвучного хохота.
– …Мне кажется, – продолжает в это время Николай Иванович, – что мы где-то на развилке… Большинство людей уже не ощущают природу не то что чудом – матерью… Понимаете? Как это – не чувствовать мать? Это патология. Это аутизм какой-то…
Внезапно что-то сбивает его.
– Стоп! – восклицает он. – Что это?
Начинается сильное гоготание птиц на плесах перед буровой.
Они долго слушают.
– Неправдоподобно все это, – говорит мечтательно Андрей. – А спать пора бы, завтра рано вставать…
– Подождите, – появляется улыбающийся Брайан. – Я тут поймал одну тему… Послушайте…
Берет флейту, играет. На фоне дальних птичьих голосов лагуны звучит удивительная, полная каких-то присвистов и изворотов трель… Гаснет… Снова разгорается…
– Да-а… – не скрывая восхищения, говорит Николай Иванович.
– На то он и Брайан, – подытоживает Андрей. – Но главная тема не отменяется – спать, а завтра – пораньше…
X
Федька с Сашей на Федькиной «Ниве» подкатывают к центральному городскому рынку.
Вокруг – город. Трамваи, машины, люди снуют… Густо народу.
Федька паркуется, оба вылезают, Федька дергает одну дверь, другую – крепко ли закрыто. Цыгане проходят. Разный вообще ходит народ.
Они двигаются в сторону рынка. То есть просто идут между товаров, которые в линию выставлены прямо с двух сторон тротуара, – какие-то вешалки с невообразимым количеством шмотья, брезентовые подстилки с сантехническими принадлежностями; здесь мужик торгует винтиками-гаечками из трех небольших чемоданов; рядом – несколько геологических разломов библиотек советской эпохи, пласты полузабытых книг и целый развал бестселлеров того времени: М. Горький – «Фома Гордеев», «Жизнь Клима Самгина». Л. Леонов – «Вор», Каверин – «Два капитана», Гайдар, Симонов, Сергеев-Ценский… И тут же – в стопках – полные собрания Толстого, Достоевского, Тургенева, Маяковского. На «парадных» местах – Дарья Донцова и Борис Акунин… А тут – уже за рыбалку разговор… Крючки, блесны, самодельные колокольчики из гильз 16-го калибра, грузила для донок, сачки и аккуратно припрятанные сети. Банки импортной краски, кисти. Бензопила. Ни логики, ни метода на первый взгляд во всем этом развале нет – но каждый точно знает свое место. Руки, лица у продавцов – загорелые, лишь возле глаз белые морщинки от постоянной зажмуренности на солнце. Два пацана клянчут деньги: «мамка выгнала», тут же совершенно копченая бабка продает копченую же, но перед этим, несомненно, протухщую рыбу. Вор-карманник прохаживается, поглядывая на женские сумки и мужские карманы. Другой вор сует всем за триста рублей пилу-«болгарку», которую он где-то подтырил, и каждому ясно, что он – вор и пила краденая, и никто, несмотря на убийственно низкую цену, товар у него не берет. Но и тот не зря ведь ходит-продает: знает, что обязательно найдется один, кто не побрезгует, которому что – что ворованная?! Зато всего за триста.
И возьмет. И никогда не знаешь – какой он, этот единственный покупатель – ну, хоть с виду. Потому что все совершается мгновенно: только что был мужик, продавал «болгарку», ан делся куда-то, а в этом толстяке с дерматиновой сумкой и добропорядочным пузком и не заподозришь скупщика краденого… А еще дальше мужичок стоит, и весь его товар – колода карт. Какой-то фокусник подходит и, изумляя самого продавца, берет эту колоду правой рукой – и вдруг без малейшего усилия – она у него карточка за карточкой перелетает в левую. Делает удивленное лицо:
– Э-э, неполная! Восемнадцать карт всего!
– Ну и что, что неполная. Вам не нравится – не берите. Может, другой возьмет…
В общем, как и всякий провинциальный базар, рынок Астрахани – это – что-то! Тут не покупать, а жить надо, за характерами, за людьми наблюдать или уж бросаться в факутуру-натуру, в кипы «Роман-газеты» или в железяки какие-нибудь и рыться в этих железяках хоть целый день. Переберешь гроздья ржавых ключей – и вдруг наткнешься на ключ старинный, немецкой работы. Там и ядро, наверно, можно найти.
– Откуда ядро?
– Кто ж иё знает? Должно, Стенькино…
И так дальше: книги, цепи, веревки, шмотки, ширпотреб китайский. Ножи. Федька один нож смотрит:
– Сделано красиво, а сталь паршивая. Твердая. Точиться не будет. Китайский, что ли?
Продавец кивает.
Федька мотает головой:
– Куда ни глянь – «Мэйд ин Чина». Из Турции везут – то же самое, Китай. А что ж Расея? Хоть бы, блин, сапоги, что ли. Или носки. Ничего! Тока водка…
Но, в общем, идет он быстро, не задерживаясь возле торгующих.
Федька правит в крытый павильон, на рыбный рынок. Там на столах разложено то, что продавцы так любят расхваливать покупателям: балык, осетрина горячего и холодного копчения, свежая…
– Пажал-ста! Осетринка любая свежайшая! – заметив самоуверенно поглядывающего в разные стороны Федьку, рассыпаются два-три продавца. – Икорка есть, икорка, – скороговоркой-полушепотом сообщает один, опустив очи долу.
Но Федька на рыбу не смотрит. На лица смотрит. Ага, узнал. Подмигнул. Тот ответил. Подходит к продавцу:
– Здорово, Юр.
– Здорово, какими судьбами?
– Да по жизни, по жизни сносит.
– Опять, что ли, к нам?
– Я Гурьяна ищу, Гурьяна не видал?
– Да здесь он где-то был… Пройди вон во двор.
Федька с Сашей проходят во двор рынка. Во дворе стоит красный «Жигуль» с открытым багажником, полным вяленой чехони. На заднем сидении сидит цыганка в цветастом платке, считает толстенную пачку денег, у машины стоят два мужика, тоже цыгане, в шляпах, пьют пиво, шелушат чехонь. И третий – толстый мужик, здоровый, пьет пиво, наливая в кружку. Степенно.
Стараясь не нарушить расстановки и не воткнуться в чужой разговор, Федька подходит. Разговора, вроде, нет.
Степенный мужик поднимает глаза.
– А-а, Федя?
– Мое почтение, Гурий Аверьяныч…
– Подходи, не смущайся. Пивком, мож, угостишься?
– Да если за компанию…
– Какие проблемы? Рыбку бери, пива, рассказывай…
Ящик пива стоит прямо в багажнике, среди чехони.
Федька берет бутылку, поддевает крышку ключом, берет чехонь, отламывает ей голову, начинает чистить…
– Свежая…
– А друг твой чего робеет? Подходи! Как звать?
– Саша.
– Вот, Сашкбу тоже дайте.
– Не пьет он, – досадливо говорит Федька.
– Совсем не пьет? – ровно удивляется Гурий. – Это как понять: по здоровью или из принципа?
Саша смотрит на Гурия, не знает, что отвечать, в то же время чувствует, из-за него Федька в дурацкое положение попал.
– Я, дядя, птицей могу крикнуть. Любой, какой хочешь, – говорит Гурию Саша.
Тот усмехается. Цыгане тоже смеются.
– Ну, индюка покажь.
Сашка надувает грудь и вдруг натурально начинает клекотать индюком.
Один цыган не выдерживает, ржет, пиво у него изо рта проливается пеной. Видны золотые зубы, дырка меж зубов.
– Ладно, ладно, – говорит Гурий. – А соловьем можешь? Люблю соловья.
Сашка отходит чуть в сторону от пьющих. Останавливается в тени.
И вдруг начинает отщелкивать: щёк! щёк! щёк! фиуи-иуть! иу-ррр-тт-ц!
(Не отличишь от птицы.)
Гурий смотрит на него серьезно.
– Ладно, бог с тобой, парень, ты, значит, на птичий лад живешь… – Смотрит на Федьку: – Ну а ты? Ты с чем пожаловал?
– Да вот подзаработать хочу.
– Много щас у нас не заработаешь… Икру-то похерили, знаешь? Не идет икра, запрет повсеместно. Ну а рыба – сам знаешь – тут тонны надо.
- К развалинам Чевенгура - Василий Голованов - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Удивительная жизнь и приключения песика Туре. Книга вторая. «Стая» - Шон Горн - Современная проза
- Другие голоса, другие комнаты. Летний круиз - Капоте Трумен - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Сват из Перигора - Джулия Стюарт - Современная проза
- 17 м/с - Аглая Дюрсо - Современная проза
- Спустя десять счастливых лет - Элис Петерсон - Современная проза
- Чёртово дерево - Ежи Косински - Современная проза