Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом рассказ гаитянской поэтессы закончился. Сига Д. сказала:
– Пока поэтесса рассказывала мне все это, я перебирала в памяти людей, которых Элиман мог бы так упорно искать. Мне на ум приходят только трое: его издатель Шарль Элленстейн, его отец Асан Кумах и, наконец, хоть это и кажется неправдоподобным, его мать, Мосана. Наиболее вероятной мне представляется версия Асана Кумаха. Мы не знаем, нашел ли Элиман его могилу. Возможно, Асан Кумах не погиб на фронте в Первую мировую войну, а по каким-то причинам перебрался в Аргентину. Возможно, Элиман это выяснил и поехал за ним. Возможно, вся его тайна сводится к долгим поискам отца. Но могло быть и так, что Элиман уехал в Аргентину вслед за кем-то, кого мы не знаем, например за женщиной, почему бы и нет, за какой-нибудь красавицей, которую он встретил во время войны или сразу после и влюбился в нее. Нужно рассмотреть и эту гипотезу, Диеган. В любом случае остается один невыясненный вопрос: почему Элиман перестал писать матери или моему отцу? У меня есть гипотеза: на самом деле он продолжал писать им из своего изгнания, но мой подлый отец уничтожал эти письма, как уничтожил то, которое в 1938 году было послано ему вместе с экземпляром «Лабиринта бесчеловечности». Очевидно, после кончины Мосаны он считал Элимана виновным в том, что она сошла с ума, и во всех их страданиях. Поэтому он не отвечал на письма Элимана и уничтожал их. Возможно, Элиман так и не узнал, что его мать умерла. Но тут я, конечно, могу ошибаться, как и во всем остальном. Быть может, Элиман действительно больше не писал родным – просто потому, что не хотел больше ничего знать о своем прошлом. Быть может, он хотел все забыть. Но мне все же представляется более вероятным, что письма уничтожал мой отец. Ну вот, Диеган: теперь ты знаешь все, что знаю я.
– Это все? Действительно все?
– Да, все. А ты ждал чего-то другого?
Потом была заря в Амстердаме.
Я выехал из Дакара в три часа дня, когда на площади Соуэто, перед Национальным собранием, где Фатима Диоп совершила самоубийство, все еще продолжались манифестации. С собой я взял только самое необходимое: блокнот, «Лабиринт бесчеловечности» и диск с хитами группы Super Diamono. Я рассчитывал вернуться до наступления темноты.
Четвертая биографема
Мертвые буквы
- Песнь песней на улице Палермской - Аннетте Бьергфельдт - Русская классическая проза
- Обломов - Иван Александрович Гончаров - Разное / Русская классическая проза
- Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки - Наталья Федоровна Рубанова - Русская классическая проза
- Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас - Русская классическая проза
- Птица Карлсон - Владимир Сергеевич Березин - Публицистика / Периодические издания / Русская классическая проза
- Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года - Александр Пушкин - Русская классическая проза
- Николай Суетной - Илья Салов - Русская классическая проза
- Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода - Николай Александрович Добролюбов - Публицистика / Русская классическая проза
- Я говорю на русском языке. Песни осени. Книга вторая. Куда-то плыли облака… - Галина Теплова - Поэзия / Русская классическая проза
- Пони - Р. Дж. Паласио - Исторические приключения / Русская классическая проза