Форма входа
Читем онлайн Охота на убитого соболя - Валерий Дмитриевич Поволяев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
продукты – все, что положено, уходят в тайгу и охотятся там не щадя себя. Все подряд выбивают. Подчистую. Потом пять лет на той делянке можно не появляться. Но пушнину государству не сдают – пускают налево.
– Ты это, Алексеич, ты не горюй, а! Пусть у тебя голова не болит, – пробормотал Чириков. – Завтра мы стрелка изловим и на гвоздь повесим. А?
– В органы сдадим, – задумчиво проговорил старшой, рассматривая соболя. Озабоченность его была ясна: три дырки в голове вместо двух, кровь под шкурку натекла, мездру попортила, надо все скоблить, а это работа. Тонкая работа. Чтоб приемщик с его вострым глазом ничего не заметил. – В органы, понял?
– Естественно, в органы, не папе же римскому. – Чириков недовольно повертел в руках самокатное колесико – мудреную консервную открывашку, поморщился: то колесико безотказно работает, то, сколько ни зажимай его, выдергивает свой плужок из жестяного пробоя – чертова техника! И зачем только он взял эту дамскую ненадежную штучку в тайгу? Выбросить? Жалко. Вздохнув, он вытянул из ножен порельский нож – порельский – это значит коренной камчатский, откован, оттянут и закален здесь, – гвозди рубить можно, и быстро вспорол макушку консервной жестянки.
А Кучумов тем временем лапки соболю надрезал – начал колдовать над шкуркой – нежно, воркуя по-голубиному. Чириков неприязненно глянул на него: куркуль, коллекционер!
Проговорил дружелюбно:
– Читал я, Алексеич, что раньше соболей сорочками продавали. Не слыхал? А?
– Что это за мера такая – сорочка? – старшой продолжал ворковать.
– Пушма! Снизка шкурок, сорок особей! Потому и сорочка. Сорок – сорочка, двадцать – это полсорочки.
– Арифметика! – одобрительно хмыкнул Кучумов, прикидывая, как же лучше вывернуть соболя. Чтоб волос не повредился. Подшерсток у соболя нежный – хоть дыши, ость ломкая, аккуратности, ласки требует, руки же – грубый инструмент.
– Не порежь, – не к месту предупредил Чириков. – Мех, он при раскройке делится на хребтовый, брюшковый, шейчатый и лапчатый… Микитишь, Алексеич?
– А он и сейчас так делится. Спроси у любого скорняка. – Старшой сам на себя не был похож, ей богу, мурлыкал, словно кот, дышал на шкурку, дивился игрою серебра в ворсе: вон как загадочно ползут огоньки по волосу, ну будто бы живые, тревожат плоть и душу. Чириков слышал его дыхание и злился, в глотке колотилось что-то больное, словно туда наждаку либо металлической окалины насыпали, сердцу мешал некий твердый комок, будто снизу его подперли маленьким тренированным кулачком, давит этот кулачок, давит, давит, губы пересохли, на зубах песок скрипит.
Вообще-то старшой всегда бывает ласковый, когда соболя в руках держит. Чириков поскрипел песком, сплюнул досадливо на пол, принялся открывать вторую консервную жестянку.
– Еще есть соболий полуфабрикат под названием хвост, – прежним назидательным тоном продолжил он.
– Хвост идет на это… ну как его? На боа, – эхом откликнулся старшой.
– Слово красивое – боа. Наверное, французское.
– Слово как слово, – проворчал Кучумов, – что-то от обезьяны в нем, что-то от лягушки. Не мешай, Рубель! – попросил он – боялся сделать лишний надсек ножом, был предельно внимателен.
В Чирикове от окрика внутри поднялся темный клуб, песка во рту стало больше. Он замолчал.
Тишина сделалась вязкой, полой, в ней, кажется, все было слышно – шевеление снега за стенками зимовья, голодное поскуливание лайки, едва приметное ширканье кучумовского ножа, легкий треск в недалеком распадке, где шла своя жизнь, кто-то кого-то догонял, давил зубами, ел, фыркал, кто-то от кого-то убегал, стонал на ходу, жаловался на худую свою жизнь, на извечное беспокойство, в котором даже глаз нельзя сомкнуть, потом все это вмиг утихомирилось, будто все, застыв, начали слушать пространство с одной-единственной мыслью: сейчас что-то должно произойти! Вжались испуганно в снег, ожидая, и дождались – за распадком гулко хряснул выстрел. И ничем он не был задавлен – ни расстоянием, ни ночью, ни посторонними звуками – чистый, сильный, оглушающий.
Старшой перестал ворковать, поднял голову, вытянулся. Чириков невольно присел, снизу к глотке у него пополз холод, недовольство и внутренняя маята исчезли, будто растворились – в такие минуты человек к человеку должен жаться, держаться рядом – только совместные действия и могут спасти.
– Что это? – проволглым шепотом спросил Чириков.
– Не бойся. Это не выстрел, – спокойно проговорил старшой, принялся дальше пластать соболя: шерстяной костюмчик должен быть сдан приемщику по высшей расценке, – дерево пополам раскололось. Ствол лопнул.
– А я думал – этот самый… браконьер. А?
– Этот будет завтра.
Кучумовского соболя – старшой снял-таки его целехоньким, дробовые отверстия зашпаклевал тупичком, кровяные подтеки ликвидировал, комар носа не подточит, такая тонкая работа – отметили стопкой спирта. Стопка старшому, стопка младшому.
Старшой охотно выпил, капли вытряс на ладонь, слизнул языком. Посуровел, лицо его отвердело, а вот глаза размякли – заструился из них плач, неземная печаль, Кучумов взял в руки транзистор: легкую расколотую коробку, перевязанную синей изоляционной лентой, нашарил в эфире нудную оперную мелодию и замер, слушая ее.
Действительно, диво дивное – человек. Кто когда поймет Кучумова? И надо ли понимать?
Назавтра все повторилось. Когда умывались, чистили снегом глаза и зубы – хлопнули два выстрела. Как и в прошлый раз – недалекие, но и неблизкие, довольно отчетливые.
– Ну, г-гад, берегись! – стиснул зубы старшой, кинул на лысину горсть снега, потер, морщась от холода. – Не хотел я на тебе рубаху рвать, да допек ты… Держись! – стряхивая с темени снег, он боднул головой воздух, трусцой понесся в зимовье. – За мной, Рубель! – скомандовал он, вскинул руки, потряс ими, словно спортсмен, взявший в прыжках небывалую высоту – два с половиной метра, или одолевший стадионную сотку за восемь и пять десятых секунды, и Чириков не то чтобы на призыв отца-командира потянулся – звания у них одинаковые, если бы выдавали форму и петлички, они бы равное количество лычек и звезд носили, стаж только разный, – а именно на это победное чемпионское встряхивание, Чириков поддел носком обуви спекшуюся снеговую глутку и точно вогнал в порог зимовья. Редкий случай – попал в цель.
Через несколько минут они были готовы выступить – подобравшиеся, освобожденные от лишних забот, подкрепившиеся – каша, хлеб, чай, консервы, на весь день наелись, – решительные и храбрые.
– Однако, благославясь! – молвил старшой, потыкал посохом, проверяя снег. Все знал он, только не знал, как промысловую собаку лайку – специалистку по зверью – науськать на человека. След браконьера надо было искать самим.
Прежде чем откатиться от зимовья, Кучумов осмотрел ружье, выдернул из стволов патроны с мелкой птичьей дробью, что шла на соболя, загнал заряды со свинцовыми круглыми пулями фабричного литья. Напарнику велел:
– То же самое сделай!
Холод знакомо обварил Чирикова изнутри. Когда литые пули в ствол – это дело серьезное, он подумал, что, может быть, и не надо этого подвига – подумаешь, один браконьеришка завелся на всей огромной Камчатке, да
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Охота на убитого соболя - Валерий Дмитриевич Поволяев бесплатно.
Похожие на Охота на убитого соболя - Валерий Дмитриевич Поволяев книги
- Фуэте над Инженерным замком - Ольга Николаевна Кучумова - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Осколок Надежды - Эбигейл Александровна Лис - Любовно-фантастические романы / Прочие приключения / Современные любовные романы
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Прозрачный мир - Рано Разыкова - Русская классическая проза
- Шаг за шагом - Иннокентий Омулевский - Русская классическая проза
- Ученые разговоры - Иннокентий Омулевский - Русская классическая проза
- Земля за ледяной пустыней - Даниил Дмитриевич Большаков - Прочие приключения / Советская классическая проза
- Перхатья 1 - Валерий Дмитриевич Зякин - Мифы. Легенды. Эпос / Русская классическая проза
- Новые приключения в мире бетона - Валерий Дмитриевич Зякин - Историческая проза / Русская классическая проза / Науки: разное
- Люди сверху, люди снизу - Наталья Рубанова - Русская классическая проза
