Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А, понял, — отозвался Роджер. — Я уж было решил, что вы это о… Так, теперь поаккуратнее. Вторая половинка на подходе.
«Штык» оглянулся и увидел направлявшуюся к ним Аманду.
— Вторая половинка… Чего? А, ну конечно. Очень красивая особа.
Роджер чуть не покатился со смеху:
— Да это я не о собаке сказал. О моей жене.
— Тад, — произнесла Оля. — Тут один мужчина на меня как-то странно смотрит.
— Который?
Оля указала на Джона Вилса.
— Кто этот мужчина? — поинтересовался «Штык».
— Вон тот? — переспросил Роджер. — Это Джон Вилс. Хозяин хедж-фонда. Он на всех как-то странно смотрит. Не обращайте внимания. Гляньте-ка, нам еще выпивку тащат.
Патрик Уоррендер появился с опозданием, принес Софи извинения, огляделся в поисках Р. Трантера и увидел его отходившим от людей, которые окружали Джона Вилса.
— Я тебе кое-что принес, Ральф. — Патрик взял его за локоть, провел через выходящую на лестничную площадку дверь и достал из внутреннего кармана конверт. — Надеюсь, тебе понравится. Хочешь — посмотри сейчас.
— А что это? — Первой реакцией Трантера стал испуг, вызванный мыслью, что его лишают положения — так, собственно говоря, никем и не утвержденного — литературного обозревателя газеты Патрика.
Патрик улыбнулся:
— Давай-давай. Конверт не кусается. Вскрой его. Я попросил Арабеллу отпечатать этот документик, пока она сегодня воскресный номер готовила. Специально за ним в редакцию заезжал.
Трантер следка подрагивавшими руками вскрыл конверт. И увидел предложение о работе: официальное предложение ежемесячной оплаты его услуг. Глаза Трантера, быстро пробежавшись по тексту, зацепились за деталь весьма существенную: 25 000 фунтов стерлингов в год.
Он постарался скрыть охватившее его изумление:
— Выглядит неплохо. Спасибо. Но почему именно сейчас? Вот уж чего не ожидал. Меня вполне устраивала наша прежняя договоренность.
— Знаю, — ответил Патрик. — Просто я подумал, что это поможет тебе пережить разочарование, вызванное историей с «Пицца-Топпинг».
— Ты имеешь в виду «Пицца-Палас»?
— «Пицца-Как-Скажешь», — улыбнулся Патрик. — Похоже, я слепил два приема в один. В общем, мы предлагаем тебе ежемесячную оплату трех обзоров в месяц. Если трех подходящих книг не наберется, деньги ты все равно получишь те же. Если их окажется четыре, плата возрастет pro rata.[66]
— Звучит прекрасно.
— И еще одно, Ральф. — Патрик начал прогуливаться по площадке, сцепив за спиной руки, — совершенно как школьный учитель, объясняющий что-то любимому ученику. — Начиная с этого времени ты будешь писать только о девятнадцатом веке.
— Как это? — Трантер снова заподозрил какой-то подвох.
— С нынешними авторами тебе больше связываться не стоит. — Патрик кашлянул. — Это же, на самом-то деле, не твое, верно? А биографии, письма, поэзия, путевые заметки, все, что угодно, написанное задолго до твоего рождения, — вот это подходит тебе в самый раз, ведь так? Я, собственно, о чем — если честно, Ральф, сочинения наших современников, они… Они для тебя хуже горькой редьки, правда?
Трантер уставился в пол. Им понемногу овладевало странное чувство, говорившее: твоя жизнь достигла поворотной точки. А еще более странно, думал Трантер, что он понимает, произошло именно это — ведь, как правило, такие штуки осознаются лишь задним числом. Голова его немного кружилась от облегчения, от опьянения взявшимися невесть откуда деньгами: всего за тридцать шесть часов на него свалились с неба 47 500 фунтов в год. И нужна ему теперь «Пицца-Палас»? Головокружение подстрекало Трантера к честности. Однако обзавестись привычкой к правдивому изложению своих реакций он пока не успел и потому ступил на этот путь не без опаски.
— Ну, — начал он, — я, э-э… Я думаю, что ты, может быть, и прав.
Он примолк — посмотреть, не обрушится ли на него потолок, не расхохочется ли во все горло Патрик. Нет, ничего такого не произошло, и Трантер, набравшись смелости, пошел чуть дальше.
— По правде говоря, — сказал он, — у меня от современной мути с души воротит. Извини, я отлучусь ненадолго. Мне нужно глотнуть воздуха.
Он торопливо спустился в вестибюль, а из него еще ниже, на кухню, миновал множество усердно трудившихся, взятых напрокат поваров, открыл застекленную дверь в патио, за которой курил сигарету самый главный из них, и вышел на лужайку.
Добравшись до конца парка, он присел на низенькую кирпичную стену и постарался совладать с бурей бушевавших в его груди чувств. Почти 50 000 фунтов в год за то, что он будет жить только в девятнадцатом веке… Какая радость, как это интересно, как весело! Возможно, он заведет еще одного кота — будет Септимусу компания! Он сможет поехать в отпуск, сможет принять приглашение прочесть лекцию на круизном лайнере, который скоро отправится в плавание по Балтийскому морю. «Троллоп. Писатель для писателей»; «Альфред Хантли Эджертон. Неизвестный викторианец».
И никаких тебе Седли, никакой псевдоирландской мутотени, никакого Сомерсета Моэма для бедных с его прискорбно неправдоподобными ключевыми моментами. Ни этого, обратившего «анальность» в «банальность». Не будет больше возвышенных подделок, разбавленной водичкой Барбары Пим, пустозвонства и той пишущей километрами бабы… Отныне и навек — только Браунинг, Теккерей, Эджертон, Джордж Гиссинг и милый старый Уильям Гаррисон Эйнсворт.
Трантер отбросил носком коричневого ботинка последние из уцелевших осенних листьев, вытер мокрое лицо рукавом. Через минуту он вернется в дом, в толпу глумливо улыбающихся людей и будет, глядя на них, чувствовать, как желудок его согревают сорок семь «кусков».
Наверху Назима аль-Рашид разговаривала с мужчиной по имени Марк Лоудер. Он почему-то решил, что Назима лишь недавно прибыла в страну из другой части света, а ей не хватило духу объяснить, что родилась она в Брэдфорде.
— Вам здесь нравится? — осведомился Лоудер, беззастенчиво вглядываясь в кого-то, находившегося за спиной Назимы и явно представлявшего для него гораздо больший интерес.
— В Лондоне?
— Да.
— Мы перебрались сюда не так уж и давно. Но, в общем, да, нравится.
— Такой большой город. Перенаселенный. — Взгляд Лоудера продолжал обшаривать толпу гостей в поисках какого-нибудь соплеменника.
— В Лондоне очень много людей, — прибавил он голосом более громким.
— Да, это верно. Но мы живем за городом. В Хейверинг-Атте-Бауэре.
— Где это?
— По дороге на Ипсуич, — ответила Назима.
— А, понятно, — сказал Марк Лоудер.
— Вы тоже политик? — поинтересовалась Назима. — Как Ланс?
— Боже упаси.
Поскольку Лоудер ничего к этому не прибавил, Назима спросила:
— Так кто же вы?
— Математик. — Он произнес это как-то странно: «метеметик». Похоже, профессия его была Лоудеру весьма и весьма по душе.
Назима улыбнулась:
— Когда я училась в школе, мне очень нравилась математика. Она была моим любимым предметом. А где вы преподаете?
— Я не преподаю, — ответил Лоудер с видом человека, обвиненного в мелком, но очень некрасивом проступке. — Я управляю фондом.
— И на что вы собираете деньги?
Лоудер недовольно поморщился, однако мигом успокоился, решив, по-видимому, дать этой малограмотной иммигрантке еще один шанс.
— Говоря точнее, — сказал он, — я управляю фондом фондов.
— Фондом?..
— Мне просто здорово повезло, — сообщил Лоудер, сняв с проплывавшего мимо подноса канапе и бросив короткий взгляд на Назиму. — Я проработал несколько лет в хедж-фонде, который принадлежал моему давнему приятелю. Работа была трудная. Аналитика. А потом один американский банк сделал нам предложение, от которого мы ну никак не смогли отказаться. И мы продали фонд. Джонни сохранил в нем место консультанта. А я вроде как ушел на покой. — Он приложился к своему бокалу. — Но мне было всего лишь тридцать шесть. И спустя пару лет я вроде как заскучал. Ну вы понимаете. Конечно, я купил построенный еще при ком-то из Георгов дом приходского священника, присобачил к нему плавательный бассейн и прочее и прочее…
— Так что же вы в итоге сделали? — спросила Назима.
— Договорился с парочкой друзей, и мы основали фонд. Точнее говоря, фонд фондов. Видите ли, кое-кто считает, что хедж-фонды, просуществовав некоторое время, утрачивают связь с действительностью. Происходит деформация стиля. А людям хочется идти все дальше, не терять темп. Кроме того, даже самые лучшие из хедж-фондов не способны уследить за всем сразу. В результате многие рассовывают свои деньги по нескольким разным фондам. Это очевидный способ максимилизации дохода. Освежения капитала.
— Я понимаю, — сказала Назима.
— Фонд у нас небольшой, — продолжал Лоудер. — Инвесторов совсем немного. Однако он позволяет мне не закисать. Я отдаю ему пару дней в неделю. В общем, мне повезло.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Там, где билось мое сердце - Себастьян Фолкс - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Стихотворения - Сергей Рафальский - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Упражнения в стиле - Раймон Кено - Современная проза
- ЛОУЛАНЬ и другие новеллы - Ясуси Иноуэ - Современная проза
- Плач юных сердец - Ричард Йейтс - Современная проза
- Игры для мужчин среднего возраста - Иосиф Гольман - Современная проза