он указал пальцем на нас с Джереми: – Кроме вас двоих.
Привычное спокойствие сменилось разочарованием. Казалось, что он изо всех сил пытался не подавать виду, насколько все плохо.
– Кажется, кто-то опять не в духе, – подметил Джереми.
– С самого начала эта затея была очень глупой, – ответила я, безнадежно рухнув на ближайшее кресло за сценой.
– Хочешь сказать, что у нас не получится сыграть любовь?
– Мы совершенно не подходим друг другу.
– Почему? – с неким удивлением спросил Джереми, но разговор тут же прервал приказной тон вернувшегося в зал Чарльза. На этот раз он вышел через зрительский вход, чтобы посмотреть на нас издалека.
– Попробуем начать с встречи нашей очаровательной писательницы и бедного художника. Я дам вам один совет и надеюсь, что вы к нему прислушаетесь. Понимаете, ваши герои в каком-то смысле любовники – две частички одного пазла, которые необходимо сложить воедино. Да, возможно, это не так очевидно в самой пьесе, но ведь не все должно лежать на поверхности, не так ли? Эсми и Энджел желают большего в своей жизни, а любовь для них стала некой разрушающей преградой. Все чувства, начиная от счастья, заканчивая предательством, смешались. Именно это я хочу увидеть между вами. Я начну говорить за лорда Норли, а вы попытайтесь подхватить. Начали!
Пустота на сцене немного сковывала движения. Пространство вокруг казалось мне большой пропастью, а расстояние между мной и Джереми – непреодолимой стеной из маленьких кирпичиков, стойко державшихся друг на друге.
– Я вас не знаю. Вы брат Норы?
Я выступила вперед медленными шажками, навстречу неизвестному юноше.
– Вы проницательны, миссис Деверелл. Могу сказать, что мы с вами в этом похожи. Я также не знаком с вашим творчеством.
Джереми остановился рядом со мной, держа дистанцию, становясь невидимой преградой.
– Жаль, что вы не читали мою пьесу. Даже несмотря на то, что она не передает все тонкости романа, она мне по душе.
– Почему Уотс?
Голос парня сменился на грубоватый. Он произнес эту строку с каким-то удушающим вызовом.
– Простите, что вы сказали?
– Почему вы выбрали Уотса? Он недостоин вас. К тому же его картины полная халтура. Я не понимаю, почему вы этого не видите.
Я отшатнулась от его безжалостных и жестоких слов, которые, как мне показалось, были адресованы не Энджел, а мне. Все это походило на действительность, а не игру.
Чарльз молча и внимательно наблюдал за нами, нервно грызя карандаш. Он хватался за каждое слово, чтобы рассмотреть в нем нужную интонацию и жесты, присутствующие в наших диалогах. Спустя еще несколько реплик он запрыгнул к нам на сцену.
– Уже довольно неплохо. Сейчас вы смогли придать хоть какие-то признаки жизни своим героям, – немного ободряюще произнес мужчина. – Мне только что позвонил генеральный директор, поэтому я отлучусь ненадолго. Попробуйте прогнать сами остальные сцены до моего прихода.
Он улыбнулся, похлопав нас по плечам, и тут же вышел за пределы творящегося искусства. Мы остались стоять в ступоре посреди сцены. Прожектора на потолке слегка приглушили свет, оставив акцент на двух действующих лицах.
– Так, мы остались одни.
– Вроде того.
Порой мне становилось очень неловко оставаться с ним наедине. Обычно мы встречались в больших компаниях или в пределах университета и редко оставались тет-а-тет.
– Следующее действие, когда Энджел приходит к Эсми в мастерскую, чтобы он нарисовал ее портрет. Мне кажется, что для создания большей атмосферы нам понадобится атрибутика. Я схожу за мольбертом. Сможешь пока расставить картины?
– Без проблем.
Когда все уже было готово и хаотично расставлено вокруг, мы заняли свои позиции. Джереми ходил из угла в угол, создавая видимость того, что рисует, в то время как мне оставалось неподвижно позировать.
– Я нахожу ваш метод общения с читателями через произведения весьма интересным, но мне кажется, что ваша заинтересованность в своих же романах неспроста. Я прав?
– Так и есть.
Вдруг Джереми подхватил один из табуретов и сел вплотную напротив меня. Его руки остановились на коленях, а глаза непрерывно смотрели в мои.
– Вы неотразимы, Энджел. Мне нравится эта искра внутри вас. Но я не могу писать, пока не пойму, в чем ваши секреты. Вам нужно открыться мне. Возможно, дело в прошлом, о котором вы вскользь упомянули. В конечном образе чего-то недостает.
Его выражение лица излучало непонимание. Он пытался прокрасться глубоко в мою душу, чтобы узнать все зарытые внутри тайны. В тот момент мне показалось, что эта пьеса была для Джереми лишь поводом, чтобы быть здесь со мной.
Я вздрогнула, выпрямилась во всех рост, но так же неуверенно ответила:
– Порой я и сама себя не понимаю.
– О чем вы так громко молчите? Я чувствую что-то сильное и разрушающее. Это любовь? Только она способна так проявляться.
Он был прав. Это действительно была любовь. Сильная. До безумия израненная, но все еще живая.
Джереми хотел, чтобы я открылась ему, рассказала свою историю через призму пьесы, самой Энджел. Неужели это было так заметно?
– Сделай это, Эмили. Выплесни все, что ты так долго скрывала. Это поможет нам, – словно прочитав мои мысли, сказал он мне.
Пропустив некоторые страницы, мы дошли до следующей связывающей сцены. Я вышла за кулисы и, сделав пару выдохов, запыхавшись, выбежала на центр. Джереми отдаленно блуждал, выискивая выход.
– Эсми! Зачем ты ушел? – Крики эхом отскакивали от стен и вновь возвращались обратно. Слова в одночасье смешались, когда я позволила себе прожить все от начала до конца. – Твоя живопись. Все должны ее увидеть и полюбить тебя!
Все внутри сжималось, будто электрический ток прошелся по старой царапине. Джереми заметил, как я дрожу, и медленно дотронулся до моей руки. Он провел кончиками пальцев от кисти до локтя.
– Я ничего не стою, как и мои работы, Энджел. Ты не должна тратить время на меня.
Точно так же когда-то думал и Стэнли. Я хотела ему помочь. В очередной раз убедить в обратном, даже если это и стоило мне погибели.
– Зачем ты так говоришь? Это все неправда! Ты – художник, Эсми. Просто люди вокруг не понимают этого. Им нужно время, чтобы они смогли насладиться твоим искусством.
– Это все больше походит на ложную надежду, но я почему-то верю тебе. Твои глаза не умеют лгать.
– Доверься мне. Я желаю тебе только счастья. Я люблю тебя, и мои чувства тянутся только к тебе.
Мои слова затихли. Между нами возникло что-то большее, чем просто игра. Все на миг замерло. Джереми неуверенно приблизился ко мне.
– Любишь меня?
Его вопрос заставил меня задуматься, но ответ всегда был одним и тем
