Дмитрий Яфаров
Раз в четыре года
0
— Что за чёрт?
Слова перешли в кашель и хрип. Ане становилось хуже. Тело не слушалось. Ничего не хотелось. Девушка не могла найти кого-то. И силилась вспомнить: кого именно? Она смотрела в небо и с трудом собирала тревогу в ощутимый образ. Из клочьев и обрывков. Наитием и наугад.
— Птица? — прошептала Аня и зашлась снова.
Кашель сопровождали судороги. Виски тяжелели, их будто сдавливали в тисках. Вся голова отчаянно кружилась, с трудом разбирая рамки собственного сознания. Основные воспоминания обрушились и оставались кучей щепок, раскиданных вокруг и перебираемых ветром. Из фрагментов Аня складывала себя. Пока мир из тёмного месива переливался в оттенки красного.
От боли и звона в ушах тело невольно сгибалось. В какой-то момент мышцы резко подёрнулись. По сети нервной системы пробежала адская волна, выжигающая изнутри. Её горячая паутина охватила тело, словно кто-то снаружи стянул кожу раскалённой мелкой рабицей. Девушка в миг зажмурилась, сжав кулаки. С силой, поскольку к горлу уже подступила тошнота.
Вонь и неприятный привкус во рту, раны и липкая одежда, боль и беспокойство смешались вместе. Перед глазами расплывались круги. Ещё сильнее заныли ссадины по всей спине и ушибы на затылке. Не подымаясь, девушка зажала виски руками: в голове что-то лихо стучало, разрываясь изнутри. От ударов в меньшей степени: пульсировали и ломали мозг не столько повреждения, сколько вспышки воспоминаний. Искры в темноте. В рое их голосов за закрытыми глазами тут же возникала пустота. Знакомая и чужая, пахнущая страхом.
Аня стиснула зубы до скрежета. Сжала настолько, что скрип перекрыл звон в ушах. От нового чувства тело принялось извиваться и выть. Хотелось бежать прочь. Даже когда ноги совсем не слушались, брыкались и несуразно бились о землю.
Девушка почувствовала, что трава становилась мокрой и тёплой. Не понимая толком, что произошло, она с трудом перевернулась и наощупь проползла несколько метров. Вскоре из горла с воздухом вырвался хрип, переходящий в надсадный вой. Вместе с ним из стороны в сторону заходили руки. Чужие, деревянные и непослушные.
Под пальцы попадались вырванные клочья земли, ещё влажные и удерживаемые кусками корней растений. Глаза моргали всё чаще, раз за разом вбирая больше света. Но такие вспышки держались только секунды. Веки быстро наливались тяжестью и бессильно захлопывались. Безвольно смыкались, оставляя девушку наедине с пеленой размытых образов. Темнота с каждым хлопком сворачивала происходящее на неизмеримое время.
Мир вокруг затих после взрыва. Оставался звон и те же удары сердца, отдающиеся в голове. Тишина вокруг казалась материальной, тяжёлой навалившейся тканью, изоляцией. Давила на грудную клетку нестерпимо, накрывала её тяжестью. Прерывистое дыхание сопровождали неприятные яркие вспышки сознания. Они уже переросли мерцание и вырывали из сумрака недавние события. Словно всполохи луча выхватывали из ленты кадры.
В одной такой зарнице в голове ясно проступило: теперь она снова одна. В большем одиночестве, чем прежде, в неудобном и непривычном. Одной ей оставалось только вспоминать. Знакомые прежде голоса становились громче внутри. И затихли навсегда снаружи. И не на кого было обрушить бессильную злобу за противоречие настоящего и прошлого.
Желание забыться осталось последним отчётливым событием. Боль вынужденных движений глушила всё. Поэтому Аня вновь пыталась двигаться. Она кинулась вперёд со вторым дыханием, как только прекратились сильные проблески. Девушка выла и ползла, прерывалась, сжималась и снова двигалась. Старалась ровнее дышать. Вымазывала руки и ноги в земле, не замечая грязи. Скрипела зубами, принимая и пропуская через себя пустоту. Но получалось совсем плохо.
— Пожалуйста, — тихо и сбивчиво прохрипела Аня. — Я не хочу оставаться одна.
Девушка остановилась, только когда тело растеряло последние силы. Прекратила ползти, окончательно потеряв направление. Приподнялась на руках, прислонилась к ближайшему дереву и закрыла глаза. Пыталась собрать в голове последние события, но те раздавались и распадались от любого заметного усилия. Метались в панике и проваливались в темноту.
Сеть выдала неутешительный статус, стараясь помочь выжить, заставляя забыться. Остатки костюма с трудом восстанавливались сами и очень медленно восстанавливали тело. В колыханиях чешуек на уцелевших фрагментах едва различались волны. Кроме регенерации, в беспамятстве системы выделили энергию только на сигнал бедствия. Нужное для спасения оборудование после него следовало ждать на минимальном безопасном расстоянии.
Секунды затягивались с заглушенным сознанием, перерастая по ощущениям в вечность и безвременье. В медленные и неспешные интервалы, как плывущие облака. Аня то смотрела на них, то терялась. Урывками пробовала и никак не могла узнать, когда она сможет восстановиться, когда прибудет помощь, сколько продержится тело и как скоро её перестанет трясти. Но девушка уверилась, что прошедшее время покажется веками.
В пульсирующей боли, сжимающей внутри комок из переживаний, Аня прошептала:
— Я потерялась.
I
— Паук сидит на паутине, как ты сейчас передо мной.
Мама показала сказанное. Кисти рук и пальцы двигались очень похоже, отчего мальчик тут же поморщился.
— Фу. Они все мерзкие. Паутина на пальцах плохая. Почему?
Женщина улыбнулась и положила руки поверх его ладошек, маленьких и грязных. Она попробовала оттереть их, быстро выудив откуда-то платок и смочив ткань слюной. В то же время машинально осмотрелась и продолжила:
— Потому что они на своём месте. Живут, как мы. На паутине. Каждая ниточка — опора, к которой липнет всякое. Мысли, я, каждое важное дело, другие люди — они для тебя те же паутинки. Чем больше латаешь и стараешься, тем крепче держишься, тем больше всего найдёшь.
Мальчик смотрел на маму с минуту, поджав губы.
— Почему нити рвутся? — спросил он и подёрнулся. — Я не могу оставить всё целым?
Теперь уже женщина чуть отстранилась и сжала одной рукой другую. На секунду, чтобы потом отпустить и провести пальцами по воздуху.
— Ты можешь что-то потерять и остаться. Выжить. Ветер осенью уносит листья прочь. Сносит многое заодно. Всегда, милый. Мы ничего не сделаем с порывами ветра. Можем только жить дальше.
Нити оборвались по мановению рук. Свет уведомлений пробился через воспоминания. Грёзы исчезли в миг, обнаружив прежнюю привычную пустоту.
Система внешнего наблюдения вездехода собирала происходящее в одну картинку. Что видели дроны, то видел и Кам. В момент взрыва роботов слегка подбросило, но качество проекции всё равно осталось прежним. Мужчина не ощутил ничего, находясь слишком далеко, в безопасности в защищённой кабине. Но каждый отмеченный системой толчок он прочувствовал, давая волнам пробежать от макушки до кончиков пальцев. Приятное волнение не отпускало
