Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Короче говоря, этот внешне суховатый, корректный, «отстраненный» человек был в то же время парадоксальным образом глубоко эмоционален, даже страстен. Он был верным другом и своих товарищей молодости, и единомышленников по правозащитному движению, и это тоже видно из его воспоминаний. Он мог написать друзьям поздравительную открытку и подписать ее: "С большой любовью. Целую Андрей". В нем было много нежности к людям, любви и потребности во взаимности. Одинок? Отстранен" Нет, все сложнее. Как и в его научной жизни, — вряд ли постижимо. Вспомним слова выдающегося физика Зельдовича, которые приводит в своих воспоминаниях В.Л.Гинзбург: "…других физиков я могу понять и соизмерить. А Андрей Дмитриевич — это что-то иное, что-то особенное".
В один из годов горьковской ссылки мы с женой стали посылать ее коллеге-знакомой Л. В. Гороховой уверявшей, что она владеет графологией, образцы рукописных текстов некоторых лиц. Делалось это очасти, чтобы развлечь инвалида, прикованного к своему креслу. Отбирались люди, которых она никак не могла знать и не могла знать их почерк. Тексты посылались почтой под номерами, а она диктовала результаты анализа по телефону. В первой посылке было два текста- Андрея Дмитриевича и одного, можно сказать, почти противоположного ему по свойствам личности академика. Заключение уже по этому второму человеку поразило нас точностью даже в деталях: "…(очень) умный, хитрый (или с хитрецой)… Добр, но больше „для себя". Нежный. К людям, к человечеству относится, в общем, плохо (видимо, вследствие высокомерия)… Нечестность (в карман не залезет, не убьет)" и т. Д. Но вот анализ почерка А. Д.:
"Прямота. Честность. Доброта. Наивность, иногда соседствующая с инфантильностью. Несомненно умный. Ум не эгоцентричный, гуманный. Добро принимает человечество. Одаренность несомненная. К себе относится даже чересчур скромно. Поэтому его в жизни щелкали по носу. О карьеризме и говорить нечего. Свое дело делает обязательно, если только не по принуждению. Дело делает со всей охотой. Должно быть, благополучен лично. Душевно щедр. Любит людей, и, в частности, близких ему. Способен к жертвенности (не ярко выражено). Можно с ним идти в любую разведку (обычный резюмирующий критерий этого графолога — „можно ли с человеком идти в разведку" — Е.Ф.). В опасной ситуации сделает так, что не ему будет лучше, а другому".
Неужели графология точная наука?
* * *Последний раз я видел его в понедельник 11 декабря 1989 г., в день, в который по его призыву происходила двухчасовая политическая забастовка. В ФИАНе было устроено двухчасовое общее собрание в 10 часов утра, на котором он выступил с блестящей речью. Я подходил к главному зданию, когда из машины вышел человек в короткой куртке и шапке-ушанке. Он бодро взошел, почти взбежал по ступеням главного входа, сверху помахал мне рукой и остановился, поджидая меня. Я из-за плохого зрения не мог его разглядеть, по фигуре и движениям показалось, что это кто-то другой, более молодой. Только по этому движению рукой, да подойдя ближе, я увидел, что это он. Бурная политическая жизнь последних трех лет почти омолодила этого так постаревшего после страшных голодовок человека.
И все же через три дня он рухнул.
ЛитератураАндрей Сахаров. Горький, Москва, далее везде. Нью-Йоpк, изд-во им. Чехова, 1990.
Елена Боннэр. Постскриптум. Книга о горьковской ссылке. Paris, Ed. de la Presse Libre, 1988. М., изд-во СП Интербук, 1990.
Э.Б. Глинер
Создал "иное время"
Я познакомился с А.Д. (так, по традиции, физики обычно звали Андрея Дмитриевича) в 1967 г. Тогда он еще жил возле метро Сокол, в одном из домов с "квартирами повышенной метражности", построенных для тех, кто был втянут в гигантский омут военной индустрии. Квартира была неуютно пуста, как будто ее еще не заселили, хотя кое-какая мебель из прессовки и фанеры уже завезена. То и дело звонил телефон. А.Д. отрывался и подолгу разговаривал. Как я понял, готовился ученый совет, обсуждалась повестка — защиты, отзывы, характеристики, вся эта ненавистная механика, по законам которой наука пробивается в калачный ряд.
Мы обсуждали некую курьезную теоретическую возможность. А.Д. нарисовал оси координат — "как учат на первом курсе", заметил он. На графике появилась кривая, та, которую я до этого обрывал в зоне курьеза. Но А.Д. продолжил ее дальше, как мне казалось, в зону абсурда. "Вот здесь начинается содержательная физика". Я не понимал. Звонил телефон. Я ожидал А.Д., лихорадочно соображая… Да, он прав.
Схватывать идею на лету — отличительный признак способного индивидуума (и все хорошие физики-теоретики таковы). Мгновенно продолжить идею, увидев смысл в заключении, которое большинство считало бы абсурдом, — отличительная черта гения.
Редко, но систематически, я стал бывать у А.Д. Надо было просто позвонить ему, он сразу называл время, обычно в тот же день. Мы работали в разных областях. Физику элементарных частиц я знал не лучше, чем, вероятно, большинство читателей этих строк. Тем не менее (или поэтому?) на основе неких общих представлений я активно отрицал возможность кварков как реальных частиц, а не как некоего абстрактного описания внутренней геометрии элементарных частиц. А.Д. улыбался — мягкий, но красноречивый ответ (а обычно теоретик нетерпим). Как раз в то время он обдумывал эксперименты по обнаружению кварков. Мою область, эйнштейновскую теорию гравитации, А.Д. не знал в технических деталях, но зато с первого взгляда видел такой широкий спектр нерутинных теоретических возможностей, который недоступен узкому специалисту.
Иногда он доставал исписанные общие тетради и читал мне оттуда. Постепенно я догадывался, что это шутки, изложенные в стиле научной теории, и соответственно начинал их обсуждать в шутливом тоне. Он был как будто удовлетворен. Попрощавшись и спускаясь по полутемной лестнице (А.Д. жил уже в другой, тесной квартирке на ул. Чкалова), я вдруг думал: "Да шутка ли это или предвидение научных забот следующего века?" По рассеянности я сворачивал в заставленный пустой тарой и залитый лужами двор. В обстановке этого "Пикника на обочине" мысль о будущем сменялась соблазном: "А может удастся стрельнуть билетик?" — от дома А.Д. было рукой подать до Театра на Таганке.
В беседах А.Д. со мной политические темы редко затрагивались. С одной стороны, вплоть до перестроечной эпохи рубцы марксистского воспитания мешали мне понять глубокую идею принципиальной необходимости конвергенции двух систем, активным пропагандистом которой он был. С другой стороны, была моя лагерная выучка — никого не провоцировать на криминальные речи (сахаровский «самиздат» я получал от близких друзей, никогда от него самого). Лишь его редкие замечания помогали догадаться, как сформировались его политические взгляды. Но однажды, уже в дверях на лестницу, Елена Георгиевна, супруга А.Д., задала мне вопрос: "Как в Ленинграде?" В ответ на мое неопределенное мычание, она назвала десятки тех, кто уже не мог молчать или не мог смолчать и оказался один на один с "морально-политическим единством" партийно-государственной монополии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Артем - Борис Могилевский - Биографии и Мемуары
- От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук - Биографии и Мемуары
- Воспоминания - Андрей Сахаров - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после - Эдуард Лукоянов - Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение
- Борис и Глеб - Андрей Ранчин - Биографии и Мемуары
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- Эта радуга, полная звука... Grateful Dead: Все годы - Блэр Джексон - Биографии и Мемуары
- Записки некрополиста. Прогулки по Новодевичьему - Соломон Кипнис - Биографии и Мемуары
- Последние дни жизни Н. В. Гоголя - Вера Аксакова - Биографии и Мемуары