Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спать пора, давай, дуй домой. Примолкли тут, мадонна с младенцем, блин.
И борттехник ушел. Он был пьян и счастлив, но в мякоти счастья таилась косточка стыда, – он обсасывал ее горечь, бродя по городку до утра и пугая сонных часовых.
7
Утром до построения его вызвал к себе начальник штаба и предложил отправиться в профилакторий.
– Отдохнешь и подлечишься, – сказал он. – С головой шутить нельзя. И вообще, может, это тебе звоночек был, – не будем судьбу испытывать. Там и про замену узнаешь в штабе армии. Вот документы. Иди к инженеру, предупреди, потом собирайся и на аэродром – там «Ан-12» перелетный дозаправляется, вылет через час.
«А может, не надо?» – хотел сказать борттехник, но вдруг вспомнил ночные намеки майора. Встречаться с ним сегодня – трезвым, да еще с похмелья, – показалось совершенно необязательным и даже опасным. Зато поманила вдруг перспектива переместиться сейчас в знакомый оазис под Ташкентом, отстраниться от войны, остановить время, и рассмотреть весь этот жаркий месяц из прохладного далека.
«Антракт, негодяи!» – воскликнул он про себя и от начштаба понесся к инженеру, потом в свою комнату, где переоделся в «гражданку», сунул в «дипломат» трусы, носки, книгу и пачку бумаги (ему уже грезилось, что вся пачка к концу отдыха будет исписана, – так толкались и теснились в голове нетерпеливые слова), и устремился на аэродром. К майору заходить не стал – «скажу потом, что не захотел будить после такой ночи». Он завернул в столовую.
– А ты разве не знаешь? – усмехнулась ее маленькая чернявая соседка. – Они с Бандитом в семь утра улетели. Он явился на завтрак первым, сказал, что летит на границу, и что там ее посылка ждет.
– Какая еще посылка? – удивился борттехник.
– Вот и она спросила. А он сказал «узнаешь», взял ее за руку и увел.
– Ну, прилетят, передай, что я в профилакторий улетел, – сказал расстроенный борттехник и пошел на аэродром.
«А может, оно и к лучшему, – думал он во время крутого подъема, скользя по лавке, – никого не увидеть, оставить вчерашнюю ночь неиспорченной, чтобы питать ею свое воображение неделю или две. Наверное, бог уберег – вдруг сегодня она, испугавшись, решилась бы наконец все прекратить...»
Рядом сидел бледный лейтенант-артиллерист.
– Не боись, не собьют! – крикнул ему в ухо борттехник. – Не пришло еще наше время, мне вернуться сюда надо!
...Он бродил по Ташкенту, стоял у фонтанов, спускался в метро, вдыхал его металлический ветер, поднимался, курил в тени тополей, сидел за столиками открытых кафе, ел арбузы и дыни, думая о чем-то своем. В Дурмень возвращался под вечер, купался в пруду, ужинал в маленькой пустой столовой. Знакомая по маю официантка хмуро косилась, повариха была новенькой, – и никаких легких и звонких следов прошлого... Приходил в свою комнату, лежа на кровати, читал книгу, выходил на лоджию, курил, слушая, как цикадами свиристят звезды, что-то писал китайской перьевой авторучкой на белых листах бумаги в круге света настольной лампы (заглядывая через плечо, мы видим рисунки на полях, перечеркнутые куски, строчку, оборванную словами «мне страшно, Рыжик»). Когда светало, снова шел на пруд, возвращался, срывая виноград, оплетающий аллеи парка. Он хотел, чтобы так было всегда, – чтобы терпеливо ждала его верная война, его друзья, его вертолет, майор, шахматы – и главное...
Но через неделю счастья в комнату вдруг ворвались старшие лейтенанты М. и Л. и с порога объявили, что они заменились!
– А тебя твой заменщик там ждет! На хрена ты уехал? Собирайся и дуй назад! Мы только заехали сказать, сейчас в аэропорт и – домой! Встретимся в Магдагачах после отпуска.
– Вот, блин... – сказал борттехник. – Вы даже не понимаете, как вы все испортили! Е же мое, – в ужасе взялся он за голову.
Два старших лейтенанта с безумием свободы в глазах умчались, оставив после себя запах водки и развалины счастья. Старший лейтенант затосковал. Зачем, думал он, вышагивая по комнате, ну зачем я поехал в этот проклятый оазис, потерял последние дни, – и что теперь делать, когда там сидит эта сволочь заменщик, и я уже вычеркнут из списков счастья – где же этот прославленный армейский бардак?! Туда, сейчас же туда, майор поможет, он обещал, он же сам предлагал, ну хотя бы еще месяц до общей замены, чтобы вместе с ними...
Он начал метаться между профилакторием и военным аэродромом, узнавать, есть ли борта на Сабзавар, и через два дня улетел.
Лучше бы он задержался. Ни майора, ни ее там не было. Их не было ни в городке, ни в пустыне, ни в горах, ни в небе. Их не было в стране. Об этом борттехник узнал, ворвавшись в ее комнату прямо с самолета.
– Тю-у! – сказала соседка. – А вот и опоздавший. Опять не успел, юноша! Вчера вечером они улетели. На две недели. Она – в счет отпуска, он – как бы в профилакторий. Если бы ты не поторопился, увиделись бы – майору же нужно прибытие отметить. А позавчера мы тут их как бы свадьбу праздновали. Вот в тот день, когда ты улетел, он ей предложение и сделал. Утром увез в горы, в снега, сел там – и предложил! Красиво, да? Теперь отправились в Союз, чтобы как полагается. Она просила передать, чтобы ты дождался...
«Останемся! – злобно бормотал борттехник, быстро шагая к штабу. – Вот тебе и останемся! Какой молодец! Меня – в профилакторий, ее – замуж. За себя... А она, конечно, согласна! Дождаться! И зачем я должен дожидаться теперь?!» Но улететь не увидев – это казалось ему вообще невозможным.
Он вошел к начштаба решительно, он даже не понял удивленного взгляда, когда потребовал оставить его здесь хотя бы на две недели. «А как я тебя оставлю? – спросил начштаба. – Ты здесь уже вне закона, приказ подписан, сидишь до первого борта. У тебя даже койки-то нет, по сути. Да ты что, с ума сошел, где это видано? Давай домой, что ты городишь, ну какие дела у тебя могут быть тут? Нет тут у нас никаких дел – рви когти, дурак, не гневи бога!»
В Сабзаваре он просидел еще неделю – пока оформил документы, пока ждал борт на Ташкент (на один опоздал намеренно, за что получил дыню). На построения уже не ходил, долго спал, шел в баню, валялся возле бассейна, прислушиваясь к звукам садящихся самолетов – не летит ли «горбатый». По вечерам рассказывал заменщику – молодому лейтенанту, как надо воевать. Ходил к ее соседке, пил чай, водку, глядя на стены ее комнаты, на ее кровать (здесь автор опускает целый том соседкиных рассказов, его мыслей, ее маленьких вещиц в его вороватых пальцах). Несмотря на соседкины намеки, уходил на ночь к себе. Сидел до утра на кухне, что-то писал, выбирался на улицу, курил в темноте, мокро шмыгая носом. Днем шел на стоянку, бродил возле пустой площадки своего (уже чужого) улетевшего борта, смотрел на песок и камни, думая, какой из них побывал под ее ногой – да что тут найдешь после ветра винтов!
И вдруг однажды, рассматривая очередного претендента на памятный сувенир, он понял, что все закончилось. И пришла радость и лихорадка, все закончилось только здесь – он же знает номер части майора в Северо-западном округе, и ничего не помешает ему, когда заменится вся эскадрилья, и все отгуляют отпуска, – прибыть, найти, постучать в дверь и сказать небрежно, когда откроют... Если майор, то: «Здравия желаю, товарищ майор, у нас осталась отложенной партия при счете «5:5» с неплохими шансами у черных». А если она? Но будет еще время подумать, что сказать ей, теперь главное – выбраться отсюда. И пусть она, прибыв, узнает, что нет его здесь больше, – с грустным злорадством подумал он. И никаких записок.
Поздним утром, когда все были на вылетах или на стоянке, пришел «горбатый». Старший лейтенант взял сумку с вещами, коробку с книгами, купленными в местном магазине, и присел на дорожку – казалось, что он уезжает в отпуск, поэтому он даже не осмотрелся напоследок, не забрал в память все, что было вокруг, – он уже был в будущем, он блуждал в его бесчисленных лабиринтах, и все коридоры выводили к ней. Он шел к самолету опасаясь: а вдруг они прилетели в нем? Тогда что ему остается – пожать руку майору, кивнуть ей и вот так просто улететь?
Но их не было...
«Горбатый» оторвался от полосы и, резко задрав нос, пошел вверх, отстреливая гроздья тепловых ловушек. Пара «Ми-24» шла чуть ниже, прикрывая небесного кашалота своими узкими крокодильими телами. И если бы кто-нибудь спросил сейчас старшего лейтенанта о тех, кто прикрывает его, он назвал бы всех поименно. Но в тот момент он совсем не думал о том, что уходило под брюхо самолета.
Он улетал с войны навсегда, еще не понимая, что такое это «навсегда».
После отпуска он прилетел в свой амурский полк с опозданием на две недели, и пробыл здесь два месяца в ожидании приказа. Он не торопился. Вернулась его эскадрилья и, после грандиозной общей пьянки, разлетелась по отпускам. Зато теперь он имел записку от нее, – и там было только одно слово: «Рыжик!!!». Была ли она так гениально лаконична, или ей не дали дописать – какая разница? Это слово он мог читать бесконечно.
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Зато ты очень красивый (сборник) - Кетро Марта - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Песни китов - Владимир Шпаков - Современная проза
- Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау - Джуно Диас - Современная проза
- Подкидыши для Генерального - Марго Лаванда - Проза / Современная проза
- Учитель пения - Эмиль Брагинский - Современная проза
- Квартира на крыше - Уильям Тревор - Современная проза
- Сто семьдесят третий - Сергей Бабаян - Современная проза