Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Геркулеса работы Гликона [1], изображенного на рисунке 3 таблицы 1, все части превосходно соответствуют представлению о предельной силе, допускаемой структурой человеческого тела. Спина, грудь и плечи состоят из крупных костей, и мускулы соответствуют предполагаемой действенной силе верхней части туловища; но так как для нижней части требовалось меньше силы, здравомыслящий скульптор, вопреки всем современным правилам равномерного увеличения каждой части, начал постепенно уменьшать величину мускулов вниз по направлению к ногам. По той же причине он сделал окружность шеи больше любой части головы (рис. 4 табл. 1); в противном случае такая фигура была бы обременена излишним весом, который бы явился помехой для силы, а, следовательно, и характерной для данного случая красоты.
Эти кажущиеся ошибки, которые свидетельствуют о превосходном знании древними анатомии, так же как о их рассудительности, нельзя обнаружить в литых копиях этой фигуры у Гайд-парка [2]. Нынешние унылые гении полагают, что сумели исправить эти очевидные диспропорции.
Этих нескольких примеров достаточно, чтобы дать представление о том, что я имею в виду под красотой соответствия или целесообразности.
Рис. 3 табл. 1
Рис. 4 табл. 1
Глава II
О разнообразии
Как велика роль разнообразия в создании красоты, можно видеть по природному орнаменту.
Форма и окраска растений, цветов, листьев, расцветка крыльев бабочек, раковин и т. п. кажутся созданными исключительно для того, чтобы радовать глаз своим разнообразием.
Все чувства наслаждаются им и в равной мере питают отвращение к однообразию. Слух раздражается от беспрерывного повторения одной и той же ноты, так же как глаз, устремленный в одну точку или в унылую стену.
Однако, когда глаз пресыщается сменой разнообразия, он находит успокоение в известной доле однообразия; даже ровная поверхность становится приятной, если она правильно введена и противопоставлена разнообразию, дополняя его.
Здесь, как и везде, я имею в виду организованное многообразие, ибо многообразие хаотическое и не имеющее замысла представляет собой путаницу и уродство.
Заметьте, что постепенное сокращение – один из видов разнообразия, который создает красоту. Пирамида, уменьшающаяся от своего основания к вершине, спираль или волюта, постепенно суживающаяся к середине, – красивые формы. Предметы, которые кажутся построенными по этому принципу, хотя на самом деле не являются таковыми, все равно красивы: вид перспективы, особенно перспективы зданий, всегда приятен для глаза.
Маленький кораблик (между фигурами 47 и 88 табл. 1), двигаясь вдоль берега на уровне нашего глаза, может пройти все расстояние до пункта А в границах двух линий, проведенных на равном расстоянии по его основанию и вершине. Но если кораблик войдет в море, то линии эти начнут постепенно сближаться в пункте В и сойдутся в пункте С, расположенном на линии соединения моря с небом, называемой горизонтом. Эти соображения о красоте перспективы, благодаря кажущемуся изменению устойчивых форм, я полагаю, могли бы оказаться приемлемыми для тех, кто не занимался изучением перспективы.
Рис. 47 табл. 1
Рис. 88 табл. 1
Глава III
О единообразии, правильности или симметрии
Можно вообразить, что основная причина красоты заключается в симметрии частей предмета. Но я твердо убежден, что это господствующее мнение вскоре окажется лишенным каких бы то ни было оснований.
Здесь, конечно, может идти речь о весьма важных свойствах, таких, как правильность, соответствие и полезность, но все они мало отвечают задаче радовать глаз именно своей красотой.
Человеку с самого детства свойственна любовь к подражанию, и глаз часто радуется, равно как и удивляется, имитации и восхищается точностью копии; но в конце концов любовь к разнообразию всегда берет верх, и подражание скоро надоедает.
Если бы единообразие фигур, частей или линий было действительно главной причиной красоты, то чем правильнее они бы выглядели, тем большее удовольствие доставляли бы глазу. Однако это далеко не соответствует истине, и после того как наше сознание однажды убедилось в том, что части соответствуют друг другу с наивысшей точностью, которая дает возможность целому соответственно стоять, двигаться, погружаться, плавать, летать и т. п. без потери равновесия, то глазу приятно видеть, как предмет сдвигается или поворачивается для того, чтобы нарушить это однообразие.
Так, вид большинства предметов в ракурсе, так же как и профиль лица, доставляет больше удовольствия, чем фас.
Отсюда ясно, что мы получаем удовольствие не благодаря точному сходству одной стороны с другой, а от сознания, что они совпадают на основе соответствия с замыслом и целесообразностью. Когда голова красивой женщины немного повернута, вследствие чего нарушается точное соответствие между обеими сторонами лица, а легкий наклон придает ему еще большее разнообразие по сравнению с прямыми и параллельными линиями полного фаса, – на такое лицо смотреть всегда приятнее. Так и говорится, что это изящный поворот головы.
Постоянное правило для композиции в живописи – избегать однообразия. Когда в жизни мы смотрим на здание или на любой другой предмет, мы имеем возможность, переменив место, смотреть с той стороны, с которой он нам больше нравится. В результате художник, если ему предоставлен выбор, берет его в ракурсе, а не фронтально, так как это более приятно глазу из-за того, что однообразность линий уничтожается перспективой, причем смысл соответствия не нарушается.
А когда художник по необходимости вынужден показать здание с фасада со всем его однообразием и параллелизмом, он обычно ломает (таков термин) этот неприятный внешний вид, поставив перед домом дерево, или бросив на него тень воображаемого облака, или использовав какой-либо другой предмет, который бы отвечал той же цели – придать разнообразие или, что то же самое, нарушить однообразие.
Рис. 6, 7 табл. 1
Если бы предметы, однообразные на вид, доставляли удовольствие, разве следовало бы тогда прилагать столько усилий, чтобы придавать контрастирующее разнообразие всем частям статуи? В этом случае портретное изображение Генриха VIII [1] (рис. 72 табл. 2) мы предпочли бы так тонко противопоставленным друг другу фигурам на картинах Гвидо (Рени) или Корреджо, окостеневшая, прямая фигура учителя танцев (рис. 7 табл. 1) была бы предпочтена слегка наклоненной фигуре Антиноя (рис. 6 табл. 1). Однородные очертания мускулов (на рис. 55 табл. 1), взятые из книги о пропорциях Альбрехта Дюрера, казались бы имеющими больше вкуса, чем та античная скульптура (рис. 54 табл. 1), из которой Микеланджело извлек так много для своего мастерства.
- Stonehenge - Bernard Cornwell - Прочее
- The Silver Skull - Mark Chadbourn - Прочее
- Сборник 'Пендергаст'. Компиляция. Книги 1-18' - Дуглас Престон - Детектив / Прочее
- The Grail Quest 2 - Vagabond - Bernard Cornwell - Прочее
- Золотой век русской поэзии. Лирика - Василий Андреевич Жуковский - Прочее / Лирика / Поэзия
- Down and Out in Paris and London - George Orwell - Прочее
- Spartan Gold - Clive Cussler - Прочее
- Полвека без Ивлина Во - Ивлин Во - Прочее
- 100 величайших соборов Европы - Саймон Дженкинс - Искусство и Дизайн / Прочее / История / Архитектура
- От Босха до Ван Гога - Владимир Михайлович Баженов - Искусство и Дизайн / Прочее