Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Агенты сионизма и тайного масонского правительства, правящего планетой, проникли без боя в самое сердце нашей Великой Родины!» – взывал Гаврилов к органам госбезопасности, но те проявляли подозрительную беспечность и игнорировали послания бдительного пенсионера из Митина.
После службы староста Гаврилов заговорил с девочкой, работавшей в логове врага, но та лишь сияла, молчала и улыбалась, и он не добился ничего, кроме совершенно бесполезной информации, что ее зовут Настей. Спрашивать напрямик пенсионер не мог из соображений конспирации, а прозрачных намеков та совсем не понимала.
«Экая кулёма! – раздраженно подумал Гаврилов. – Откуда только такие блаженные берутся! Может, правду говорит Клаша, что дурость передается, как простуда, воздушно-капельным путем? Надо сообщить в Минздрав!»
Митя проснулся, когда отец Константин, взобравшись на колокольню, зазвонил во все колокола. Служба закончилась. Дожевывая беззубыми ртами просфоры, прихожанки расходились по домам.
Митя поспешно слез с чердака и отправился смотреть свою старуху. Каждое воскресенье ее привозил из соседней деревни раздолбанный грузовичок. Огромный немой детина – старухин сын – выгружал из кузова невероятный хлам, который старуха аккуратно раскладывала на газетах перед церковной оградой.
Деревня, чьими единственными обитателями оставались старуха с сыном, уже не значилась на картах. Детина в одиночку громил брошенные избы и продавал еще крепкие бревна на лесопилку. А старуха торговала добром из домов, где не раз бывала в гостях при жизни хозяев.
Сахарница с отбитой ручкой, фарфоровая рыбка, некогда украшавшая буфет, дырявый наперсток, безногая одноглазая кукла, костяной мундштук с гравировкой «На память о Крыме. 1937 год»… Митя мог бесконечно рассматривать эти осколки времени, почти никогда не решаясь их потрогать и уж тем более купить.
Было нечто стыдное в том, чтобы вот так запросто ворошить чужие вещи, казалось, еще не остывшие от прикосновений чьих-то рук.
Узнав, что он историк, старуха настойчиво предлагала ему набор из пятидесяти пластинок с записью речи Сталина на съезде КПСС. Первые пять были слегка подмочены дождем, но она божилась, что это неважно – там все равно одни аплодисменты.
В первый же ее приезд отец Константин, не торгуясь, купил полустертый латунный образок, и это сильно вдохновило старуху, в один присест заработавшую почти половину своей пенсии. Но больше предметов культа в разоряемых жилищах не попадалось. И торговля шла вяло.
Иногда подходили местные женщины, долго ковырялись в развалах, наконец выуживали что-нибудь, годившееся в хозяйство, и начинали страстно спорить о цене. Бабка, помня о своей начальной удаче, сдавалась неохотно и уступала лишь когда охрипшие покупательницы показывали спину.
На этот раз рядом со старухой стояла, завороженно листая старинный фотоальбом, невзрачная девушка, которую Митя мельком видел в деревне дураков. Напуганный напутствием пенсионера Гаврилова, он не рисковал приближаться к нескольким коттеджам за лесом, но издали с интересом наблюдал за жизнью странной коммуны.
– Вот еще одна, – пожаловалась старуха, уже привыкшая к Мите. – Такая же, как ты, бездельная. Только любуется, ничего не покупает. Может, с вас за просмотр деньги брать?
– У меня нет денег, – улыбнулась Настя. – А то б я обязательно что-нибудь купила. Бюст Пушкина, например. У моей бабушки был точь-в-точь такой же, только без носа: папа в детстве им орехи колол…
– Нет у нее денег! – перебила старуха. – Тебе, поди-ка, за дураков богато плотят?
Настя смущенно покачала головой.
– Скажешь, мало? Да за мало кто с ними нянькаться будет? Ну, скажи, сколько, – не унималась та.
– Нисколько, – невольно вздохнула Настя, приготовившись выслушать обычный в таких случаях поток слов.
Но старуха оказалась на редкость немногословной.
– Н-да. Чудны дела Твои, Господи, – пробормотала она и отошла на другой конец своих сокровищ.
– Видите, – девушка протянула Мите открытый фотоальбом в кожаном переплете, так естественно, будто они только вчера расстались, – какие удивительные лица у этих людей. Как с другой планеты. Сейчас таких нет.
– А мне, – Митя с удивлением понял, что совсем не дичится, – как-то неловко их разглядывать. Чужая жизнь, чужие семьи. Вот свадьба, ребенок родился, «привет от брата Виктора из Кунгура»… Какое у меня право во все это лезть?
– Я почему-то не чувствую их чужими, отдельными от себя, – Настя склонила голову к плечу. – Просто незнакомые. Но не чужие. Нет.
Притарахтел на своем грузовике детина, грозно замычал на ничего не продавшую мать, сгреб в охапку барахло и укатил в родную деревню, которую доламывал собственными ручищами.
Порой Митя невольно представлял, что будет дальше. Когда немой распродаст по бревнышку все дома, похоронит свою старуху – и останется один на голой земле. Думать об этом, как и вообще о будущем, было страшно. Наверное, поэтому Митя и стал историком: прошлое, конечно, тоже наводило жуть, но оно уже не могло случиться.
Подождав, пока осядет пыль, Настя с Митей медленно зашагали по пустой дороге. На обочине то тут, то там валялись высохшие шкурки сбитых машинами лягушек. Митя хотел проводить девушку до околицы и попрощаться, но Настя неожиданно предложила:
– Пойдемте, я вас с нашими познакомлю? А то я смотрю, вы все вокруг да около ходите, не решаетесь подойти… Не бойтесь, – улыбнулась она, заметив Митино замешательство. – Они не буйные, как думает тот смешной человек. Буйных нам никто бы не доверил!
После службы отец Константин тоже хотел прогуляться до деревни дураков. Но не тут-то было. У Любки случился очередной кризис. Она рассорилась с Костей, вышвырнула из окна его куртку и громогласно грозила уйти жить на лесопилку.
Привлеченные гвалтом, против Любкиной конурки толпились праздные кумушки, на чьих лицах сияло злое удовольствие. Они встретили подбежавшего отца Константина торжествующими взглядами, будто говорили: все твои старания зря. Ему даже захотелось обернуться и крикнуть: «Да, зря! А вы-то чему радуетесь?»
Но в этот момент он увидел Костю и сразу о них забыл. Мальчик сидел в лопухах, прижавшись спиной к забору, ожесточенно рвал вокруг себя траву и тихо, как маньяк, твердил одно слово:
– Ненавижу!
Карточный домик разлетелся – ничего другого с ним и не могло произойти. И на секунду у отца Константина опустились руки. Захотелось уйти. Но вдруг вспомнилось свечение сегодняшней девочки, ее летящее навстречу миру лицо, беззащитный взгляд – стало невозможным отступить. Он шагнул к Косте.
– Ненавижу! – огрызнулся тот.
Однако интонация неуловимо изменилась, и отец Константин понял, что это еще не конец, а только его начало. В Костином голосе, ровно как в Любкиных криках, была бесповоротность, но не было решимости вступить в нее прямо сейчас.
К вечеру гроза миновала, Любка наоралась и прибежала в сарай. Костя, за весь день не сказавший ничего, кроме «ненавижу», хмуро собрался и пошел с матерью домой.
Глава девятая
Деревня дураков
Краснощекий немец Дитрих с мягкой русой бородой, больше похожий на новгородского богатыря, чем на иностранного волонтера, священнодействовал: вытряхивал на землю мусор из больших пакетов и аккуратно раскладывал на три кучки.
Издалека Митя принял Дитриха за одного из безумцев, населявших деревню, и бессознательно замедлил шаг, чтобы оказаться за Настиной спиной.
Честно говоря, Митя вообще предпочел бы вернуться, но стыдился своего малодушия, и главное, не смог бы ничего объяснить этой некрасивой девушке, которая так легко и радостно шагала рядом и, казалось, совсем не сомневалась в его способности выдержать предстоящую встречу.
Румяный Дитрих приветственно помахал им пустой конфетной коробкой.
– Сортировка отходов! – гаркнул он с надрывной хрипотцой ярмарочного зазывалы. – Почти сто процент утилизация! Экология не терпит ущерб! Думать, я дурак? А природа так не думать!
– Тебе помочь? – заботливо спросила Настя, и Митя внутренне содрогнулся от такой перспективы.
– Помочь? О, да! – всплеснул руками Дитрих. – Объяснить люди, что три контейнер! Три! Не один! Я говорить! Они не слышать!
– Ну, потерпи. Они же долго приучаются. Сам понимаешь.
– Ты думать, дело в дурак? Нет! Дело в русский человек! Я два года тусовать с ваши хиппи! Они – не дурак! Все – читать Кастанеда и обсуждать духовность! Но мусор в три контейнера – нет! Я говорить каждый день! Они соглашаться – и кидать в одну кучу! Духовность, твою мать! Россия – большая страна – много места под свалку!
– Вот вы, умный человек, – неожиданно обратился Дитрих к Мите. – Объяснить мне – почему?
Митя задумался и неожиданно засмеялся.
– А помните, когда Гагарин из космоса вернулся? Идет по Кремлю, все телеканалы мира его снимают, а у него шнурок по полу волочится! Того и гляди наступит и шлепнется герой. Вот вам вся русская душа с потрохами! Сделать то, чего никто не делал, а потом идти с развязанным шнурком.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Зуб мамонта. Летопись мертвого города - Николай Веревочкин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Энергия страха, или Голова желтого кота - Тиркиш Джумагельдыев - Современная проза
- Учитель заблудших - Гилад Атцмон - Современная проза
- Учитель цинизма - Владимир Губайловский - Современная проза
- Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х (сборник) - Виктор Ерофеев - Современная проза
- Любовь к ближнему - Паскаль Брюкнер - Современная проза
- Слезы и молитвы дураков - Григорий Канович - Современная проза