Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и в 1850 г., обращаясь к читателю с произведением, имевшим в тот момент животрепещущее значение и содержавшим в своем немецком варианте злободневный именно для немецкого читателя материал, Герцен отнюдь не навязывал какие-либо окончательные безысходно-пессимистические выводы.
Это подчеркнуто особенно тем обстоятельством, что диалогические главы «С того берега» были объединены заголовком «Кто прав?» Такая композиция оттеняла спорность высказанных здесь точек зрения. Каждый из участников этих диалогов высказывает в споре глубокие мысли, интересные и оригинальные соображения, использует поэтические образы. При этом, если в диалогах «Перед грозой» (ср. «После набега» в части VIII «Былого и дум») и «Vixerunt!» идейная позиция самого Герцена в его споре с «мечтателем и идеалистом», под которым разумеется И. П. Галахов[167](см. характеристику последнего в XXIX главе «Былого и дум»), выясняется сравнительно легко, то значительно более трудно определить, какой именно из двух собеседников высказывает в каждый данный момент точку зрения самого автора в диалоге «Consolatio». Хотя Герцен и доверяет здесь некоторые свои мысли доктору, тем не менее можно утверждать, что в целом холодный и созерцательный скептицизм последнего во многом противостоит взволнованным духовным исканиям автора «С того берега». В этом отношении Герцену гораздо ближе настроения и взгляды собеседницы доктора, трезво смотрящей на действительность и вместе с тем упорно ищущей пути вперед, к новому миру, к новому общественному устройству.
Что касается первого русского издания 1855 г., то оно уже не имело того непосредственно злободневного значения, которое было присуще немецкому изданию. Сам Герцен рассматривал теперь эту книгу как памятник прошлой борьбы, справедливо читая вместе с тем, что произведение это сохранило всю свою ценность как призыв к «отваге знания».
Представляет интерес и то, что Герцен здесь нарушил тот хронологический (но датам написания) порядок, в котором были расположены главы «С того берега». Статья «Донозо Кортес…», появившаяся в печати 18 марта 1850 г., помещена в конце книги, после главы «Omnia mea mecum porto» датированной 3 апреля 1850 г. Таким образом, финал главы «Донозо Кортес…», выражающий веру в будущую победу революции и социализма, заключает собою и всю книгу.
Отражая духовную драму Герцена, его идейные поиски и колебания книга «С того берега» содержит глубоко противоречивые оценки действительности и путей исторического развития.
Центральное место в книге занимают вопросы о перспективах революции, о взаимоотношениях народных масс, пролетариата и передовой мысли.
Герцен признавал, что «сила социальных идей велика, особенно с тех пор, как их начал понимать истинный враг, враг по праву существующего гражданского порядка – пролетарий, работник…» Указывал он и на стихийную силу народного движения. Но считая вероятной, а порой и неизбежной будущую революцию народных масс, которая сметет буржуазный строй, и приветствуя ее, Герцен склонен был представлять себе этот грядущий переворот как катастрофическое событие, несущее «хаос и потребление», как приостановку культурного развития человечества на десятки и сотни лет.
В «Эпилоге 1849», подводя безотрадный итог этому году, Герцен говорил о том, что «народы, как царские домы, перед падением тупеют», т. е. распространял здесь свою мысль о падении «мещанской Европы» и на народные массы. Он допускал даже возможность того, что западноевропейский пролетарий превратится в «мелкого собственника» – тогда «все силы, таящиеся теперь в многострадальной, но мощной груди пролетария, иссякнут…» Мысль эта в дальнейшем не раз повторялась в произведениях Герцена 50-х и начала 60-х годов
Отнюдь не отрицая глубокой органической, духовной связи, существующей между наиболее выдающимися людьми искусства и науки и народом (например, между Гёте и немецким народом), Герцен очень скептически оценивал возможность – в сколько-нибудь обозримом будущем – соединения народа и передовой мысли.
Поражение пролетариата в июньские дни привело Герцена и к сомнениям в целесообразности революционного насилия. Он заявлял, например, имея в виду диктатуру якобинцев: «…Много прощается развитию, прогрессу; но тем не менее, когда террор делался во имя успеха и свободы, – он по справедливости возмутил все сердца».
Противоречивость оценок и прогнозов Герцена объясняется тем, что, как писал В. И. Ленин, «Духовный крах Герцена, его глубокий скептицизм и пессимизм после 1848-го года был крахом буржуазных иллюзий в социализме» (В. И. Ленин. Сочинения, т. 18, стр. 10).
Решительно выступая против всего старого и обветшалого в идейной жизни эпохи, Герцен не видел тогда путей к будущему, ту новую массовую революционную силу, на которую могли бы опереться его чаяния, не понимал исторической роли пролетариата.
Герцен стремился вперед, но часто ошибался в выборе верного пути, отступал поэтому назад, закрывал глаза на широкие исторические перспективы, открывавшиеся перед человечеством.
«С того берега» отражает вместе с тем понимание Герценом несостоятельности разного рода утопически-социалистических учений, тех или иных разновидностей буржуазного и мелкобуржуазного социализма с их идеализмом и романтизмом. Решительно отвергает Герцен иллюзии которым сам он раньше отдавал дань. Таковы в особенности надежды на буржуазную республику и буржуазную демократию.
С материалистических позиций выступает Герцен против христианских идеалистических воззрений и телеологических концепций, свойственных не только реакции, но и либерализму и буржуазной демократии. Последняя, по словам Герцена, «еще стоит на христианском берегу, в ней бездна аскетического романтизма, либерального идеализма…»
Имея в виду «суд неподкупного разума», Герцен заявлял: «Пора человеку потребовать к суду: республику, законодательство, представительство, все понятия о гражданине и его отношениях к другим и к государству».
Понимание Герценом банкротства прежних верований и «упований теоретических умов», осмеянных «демоническим началом истории», не имело ничего общего со скептицизмом устали и испуга, прикрывавшим переход ренегатов в лагерь контрреволюционного либерализма.
Бессилию утопически-социалистических учений перед действительностью, слабости их «нравоучительной точки зрения» и отвлеченной «моральной оценке событий и журьбы людей», их бесплодным стремлениям переделать мир по «какой-нибудь программе», заранее данной и добытой рационалистическим путем, Герцен противопоставляет необходимость изучать действительность, историю, народную жизнь, «эту самобытную физиологию рода человеческого, сродниться, понять ее пути, ее законы», т. е. найти объективные закономерности исторического развития. Такое направление идейных исканий Герцена свидетельствовало об их глубокой плодотворности.
В книге ясно чувствуется стремление прийти к «возмужалой логике», «закалиться в новых свежих понятиях».
В своей книге Герцен остается верен идее социализма, но хочет увидеть теперь в последнем не отвлеченную проповедь, а такую научную теорию, которая способна указать действительный путь несознательному действию», к осуществлению социалистических идеалов.
В социализме Герцен провидит новую всемирно-историческую эпоху, долженствующую прийти на смену эпохе христианства, которой предшествовал древний мир, эпоха античности. С точки зрения Герцена эпоха христианства охватывает и феодализм и время господства буржуазии. Это – старый мир, который должен уступить место социализму.
«С того берега» – важнейший документ философского развития Герцена. Опорой для его поисков научной революционной теории служило диалектическое, неоднократно развиваемое в книге «С того берега» убеждение в «невозможности остановить движение» и понимание того, что человечеству для его развития «надобно широкую дорогу».
Но, призывая к тому, чтобы серьезно заняться «историей как действительно объективной наукой», Герцен пытается познать «законы исторического развития» на путях философского натурализма, руководствуясь при рассмотрении явлений общественной жизни аналогиями с жизнью природы. Он высказывает предположение, что «доля всего совершающегося в истории покорена физиологии, темным влечениям», и, остановившись перед историческим материализмом, не видит еще своеобразия общественного развития и законов последнего.
Поэтому в противоречии со своим исходным положением о том, что движение истории не знает предела, что старое уступает место новому, Герцен допускает, что само историческое развитие человечества может быть уподоблено «вечной игре жизни», такому «perpetuum mobile», которое напоминает собою движение маятника (см. «Эпилог 1849»). Из такого представления возникает и глубоко пессимистическая мысль о том, что самая победа социализма в конечном счете способна довести положение общества «до крайних последствий, до нелепостей», что и вызовет вновь протест «революционного меньшинства» и необходимость «грядущей неизвестной нам революции».
- Былое и думы. Детская и университет. Тюрьма и ссылка - Александр Иванович Герцен - Классическая проза / Русская классическая проза
- Том 7. О развитии революционных идей в России - Александр Герцен - Русская классическая проза
- Былое и думы - Александр Герцен - Русская классическая проза
- Полное собрание сочинений. Том 3. Произведения 1852–1856 гг. Записки маркера - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Том 4. Художественные произведения 1842-1846 - Александр Герцен - Русская классическая проза
- Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 1-3 - Антоп Чехов - Русская классическая проза
- Вечера на хуторе близ Диканьки - Николай Гоголь - Русская классическая проза
- Тамарин - Михаил Авдеев - Русская классическая проза
- Том 2. Драматургия - Иван Крылов - Русская классическая проза
- Собрание сочинений. Том 4 - Варлам Шаламов - Русская классическая проза