Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В связи с тем что Германия заняла менее «оборонительную» военную позицию, Генеральный совет выпустил второе Обращение, также составленное Марксом. Отметив, что пророчество первого послания о конце Второй империи исполнилось, Маркс выразил протест против того, что оборонительная война превратилась в агрессивную, так как рассматривалось требование аннексии Эльзаса и Лотарингии. Опираясь на военный опыт Энгельса, Маркс заявил, что нет никаких веских оснований полагать, что обладание Эльзасом и Лотарингией повысит безопасность объединенной Германии и что такая аннексия лишь посеет семена новых войн. С большой прозорливостью Маркс продолжал: «Если удача ее оружия, самонадеянность успеха и династические интриги приведут Германию к расчленению Франции, то перед ней останутся только два пути. Она должна либо во что бы то ни стало открыто послужить орудием возвеличивания России, либо, после короткой передышки, снова приготовиться к новой “оборонительной” войне, не к одной из этих новомодных “локальных” войн, а к войне рас – войне с объединенными славянской и римской расами» [92]. И что еще более примечательно, Маркс сказал одному эмигрантскому немецкому коммунисту: «Теперешняя война приведет к столкновению между Германией и Россией <…> Специфические черты пруссачества никогда не существовали и не могут существовать иначе, как в союзе с Россией и в подчинении ей. Более того, эта вторая война приведет к зарождению неизбежной социальной революции в России» [93]. Несколько более реалистично, чем в первом послании, Маркс признал бессилие рабочего класса. Если французские рабочие в условиях мира не смогли остановить агрессора, то неужели немецкие рабочие с большей вероятностью смогут остановить победителя под грохот оружия? [94] Несмотря на сомнительный союз орлеанистов и ярых республиканцев во Временном правительстве, продолжал он, «любая попытка расстроить новое правительство в условиях нынешнего кризиса, когда армия почти стучится в двери Парижа, окажется отчаянной глупостью» [95].
После Седана и провозглашения республики во Франции Маркс решил, что у Интернационала есть две ближайшие цели: провести кампанию за признание республиканского правительства Великобританией и предотвратить любую революционную вспышку со стороны французского рабочего класса. Первая цель имела широкую поддержку среди рабочих Англии, хотя Маркс совершенно неверно оценил ситуацию, когда говорил о «мощном движении среди рабочего класса против Гладстона <…> которое, вероятно, приведет к его падению» [96]. Генеральный совет послал эмиссара в Париж, чтобы предотвратить совершение лондонскими французами «глупостей во имя Интернационала» [97], а правительственная газета в Париже дошла до того, что опубликовала в день провозглашения Коммуны письмо (якобы от Маркса, но на самом деле поддельное), в котором парижан призывали воздержаться от любой политической деятельности и ограничиться социальными целями Интернационала. Маркс с большим презрением отнесся к кратковременному перевороту Бакунина в Лионе, когда тот захватил ратушу и немедленно провозгласил отмену государства. Энгельс писал Марксу в сентябре 1870 года, что если рабочие предпримут попытку революционного восстания, то «они будут без необходимости раздавлены немецкими войсками и отброшены еще на 20 лет назад» [98]. Тем не менее по мере того, как Временное правительство становилось все более реакционным, Маркс начал менять свои взгляды на целесообразность восстания. В любом случае Генеральный совет снова был сведен к роли беспомощного наблюдателя. Маркс считал, что начало Коммуны было в значительной степени результатом «несчастного случая», ибо пруссаки оказались у ворот Парижа. «История, – писал он Кугельману, – была бы крайне загадочной, если бы в ней не играли роли так называемые случайности». Но он был достаточно оптимистичен, чтобы считать, что «с борьбой в Париже борьба рабочего класса с капиталистическим классом и его государством вступила в новую фазу. Каковы бы ни были непосредственные результаты этого дела, здесь достигнута новая отправная точка всемирно-исторического значения» [99].
Вопреки широко распространенному общественному мнению после падения Коммуны, Интернационал практически не повлиял ни на ее возникновение, ни на ее политику; и, когда Маркс назвал Коммуну «величайшим достижением нашей партии после июньского восстания» [100], он очень вольно употребил слово «партия», а Энгельс так вообще назвал Коммуну «интеллектуальным детищем Интернационала» [101] и примером «диктатуры пролетариата» [102]. Создание Коммуны не было результатом какого-либо заранее продуманного плана: просто заполнилась пустота, образовавшаяся в Париже, когда Тьер, глава правительства Франции и борец с Парижской коммуной, перевез всех правительственных чиновников, как местных, так и центральных, в Версаль. В результате Центральный комитет Национальной гвардии остался единственным органом, способным осуществлять контроль. Центральный комитет немедленно ввел прямые выборы на основе всеобщего избирательного права, чтобы создать народное собрание, которое 28 марта 1871 года получило название Парижской коммуны по названию совета, созданного во время Французской революции в 1792 году [103]. Парижская секция Интернационала не смогла сыграть большой роли в Коммуне; она была разгромлена наполеоновской полицией незадолго до начала Франко-прусской войны и только начинала реорганизовываться. Из 92 членов Совета Коммуны только 17 были членами Интернационала. Контакт между Парижем и Генеральным советом был затруднен, хотя Маркс получал письма от некоторых лидеров Коммуны. Лафарг даже предложил Энгельсу поехать к нему на помощь [104]. Социально-политическая структура Коммуны также не соответствовала политике Интернационала: две трети ее членов были мелкобуржуазного происхождения, а ключевые посты достались либо бланкистам, либо якобинцам старого покроя. Фактические меры, принятые Коммуной, были скорее реформистскими, чем революционными, и не касались частной собственности: работодателям было запрещено под страхом штрафа снижать заработную плату; в пекарнях больше не должно было быть ночной работы, арендная плата была приостановлена, а все заброшенные предприятия переданы кооперативным объединениям. Эти меры были далеко не социалистическими. На самом деле Коммуна просуществовала так недолго, состояла из таких разрозненных элементов и действовала в таких исключительных обстоятельствах, что трудно приписать ей какую-либо последовательную политику.
Практически с самого начала Маркс пессимистично оценивал успехи Коммуны. По словам австрийского социалиста Обервиндера, «спустя два дня после начала восстания Маркс написал в Вену, что шансов на успех нет» [105]. Он писал Либкнехту 6 апреля: «Похоже, парижане сдаются. И это их вина, происходящая из того, что они слишком порядочны» [106]. Не желая начинать гражданскую войну и не торопясь с избранием и организацией Коммуны, они, по его мнению, позволили Тьеру вернуть инициативу и сконцентрировать свои силы. Через несколько дней Маркс
- Профессионалы и маргиналы в славянской и еврейской культурной традиции - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Александр Александрович Богданов - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары
- Убийства от кутюр. Тру-крайм истории из мира высокой моды - Мод Габриэльсон - Биографии и Мемуары / Прочее домоводство / Менеджмент и кадры
- Моя жизнь и моя эпоха - Генри Миллер - Биографии и Мемуары
- Судьба России и “великая потребность человечества ко всемирному и всеобщему единению” - Иван Фролов - Публицистика
- Исповедь - Валентин Васильевич Чикин - Биографии и Мемуары
- Иосиф Бродский. Большая книга интервью - Валентина Полухина - Публицистика
- Маркс – Энгельс – Ленин - Е. Мельник - Публицистика
- Миф о шести миллионах - Дэвид Хогган - Публицистика
- Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Александра Потанина - Биографии и Мемуары