ходить далеко, возьмем поэмы Вэя из Сучжоу[771]. Они прекрасны и талантливы и, кроме того, близки к древним сатирам и аллегориям. Его пятисловные стихи изящны и свободны, он создал свой оригинальный стиль! Из тех, кто сегодня берется за кисть, кто может с ним сравниться? Тем не менее, пока он был жив, его не чтили. Надо непременно умереть, чтобы люди оценили! Ныне из моих стихов народ знает лишь те, что принадлежат к «Разному», да «Вечную печаль». Но то, что нравится современникам, я вовсе не ценю. Если же говорить о моих сатирах и аллегориях, то надо признать, что мысль в них заключена острая, а слова просты, в стихах же «На досуге» думы бесстрастны, а слова не столь ясные и привычные. Но ни простота, ни непривычность не нравятся людям.
Вы единственный из современников, кто их ценит. Однако через тысячу лет кто узнает, что не было равных Вам в понимании моих стихов?! За последние восемь-девять лет мы с Вами, если была какая-то новость, друг друга стихами предостерегали, в мелких невзгодах друг друга стихами вдохновляли, в разлуке друг друга стихами ободряли, когда же были вместе, друг друга стихами радовали. Самое главное во мне можно понять из моих стихов. Помните, как этой весной мы гуляли к югу от городской стены, как сразу же вступили в игру и каждый декламировал новые лирические стихи в стиле малых уставных и не путал с другими формами? И от Хуацзыпо до Чжаоголи все двадцать миль непрерывно декламировали и пели. Фань и Ли[772] были тут же и не могли вставить ни слова!
Тот, кто знает меня, считает богом поэзии, кто не знает – дьяволом. Почему? Тратить столько душевных сил, так изнурять свой голос, забыв о времени, и не страдать при этом – кто может, кроме дьявола? Вместе с другом любоваться прекрасным пейзажем и пировать в сезон цветения или лунной ночью посидеть за вином, читая стихи, забыв о приближении старости,– даже счастье впрячь феникса в упряжку и журавля в колесницу[773] и отправиться в путешествие на Пэнлай и Инчжоу[774] не может быть выше! Кому это доступно, кроме святых? Вэйчжи, Вэйчжи! Вот почему нам безразлично все, что имеет отношение к телу, мы отказываемся от славы, положения, равнодушны к благополучию – все благодаря этому.
В те времена Вы еще были в силе. Мы тогда отобрали стихи, которыми обменивались в переписке, взяли из них самые лучшие, такие как восемнадцать древних юэфу Чжан Цзи, двадцать новых песен Ли Шэня[775], Лу Гуна[776], уставные стихи Ян Цзюйюаня[777], «оборванные строки» Доу Гуна и Юань Цзунцзяня[778], собрали их вместе, расположили по порядку и назвали: «Собрание стихов, которыми обменивались в переписке Юань и Бо». Множество благородных мужей, узнав о таком проекте, горячо порадовались, считали это большим и важным событием. Увы! Вы еще не кончили, как были понижены в должности. Не прошло и нескольких месяцев, как настала моя очередь, и то, о чем мечталось, когда-то теперь сбудется? Остается только тяжело вздохнуть.
Я как-то уже говорил: все, кто пишет, думают, что все написанное ими хорошо, и не могут решиться на то, чтобы что-нибудь урезать, убавить. Самому трудно судить, что лучше, что хуже. Нужно, чтобы кто-то из друзей вынес беспристрастную оценку, все взвесил и отобрал необходимое, с тем чтобы сложное и простое, должное и недолжное – все обрело свою меру. Тем более когда речь идет о нас с Вами, так страдающих оттого, что стихов слишком много. Если самих это беспокоит, то что скажут другие?
Теперь занимаюсь редактированием стихов и прозы. В ожидании встречи с Вами начерно разделяю книгу на главы и части, чтобы, когда каждый из нас представит, что имеет, осуществить давнишнее желание. Опять-таки не знаю, скоро ли наступит встреча, сойдемся в какой земле, да и сойдемся ли? Вэйчжи, Вэйчжи, дорогой мой друг!
В двенадцатую луну в Сюньяне ветры с реки холодные и жестокие, конец года – малое удовольствие. Длинные ночи провожу без сна, беру кисть, раскладываю бумагу, грустно сижу перед лампой. Появляются мысли – записываю, слова текут беспорядочно, не утомляю себя сложностями, просто передаю в стихах этот вечер. Вэйчжи, Вэйчжи, дорогой друг! Лэ Тянь[779] кланяется Вам.
815 г.
Из воспоминаний о Л.Е. Померанцевой: послесловие научного редактора
О научном пути Л.Е. Померанцевой, равно как и о ее работах исчерпывающе сказано в предисловии составителя сборника Д.В. Хуземи. Да, она работала в те благословенные времена, когда не было еще никакой наукометрии и жесткого «плана по валу» применительно к публикациям своих нетленных трудов.
В данном сборнике представлены практически все статьи Л.Е. Померанцевой, написанные за годы педагогической деятельности и работы в ведущем в свое время востоковедном вузе страны. Этих статей, как видим, немного. Каждая из них появилась на свет не для отчета, а тогда, когда накопилось достаточно идей и материала, чтобы сказать о чем-то важном, о том, к чему удалось прийти в результате исследовательской работы. Ну и когда появилась возможность их опубликовать.
Л.Е. Померанцева принадлежит к тому счастливому поколению востоковедов-классиков, которое начинало учиться в МГУ и усвоило азы классической филологии. Но преподавать ей довелось уже в институте, ориентированном на практические нужды. Он, как все знают, был создан в 1956 г. постановлением Совмина СССР на базе востоковедных отделений двух факультетов МГУ им. М.В. Ломоносова и в течение нескольких десятилетий, как мог, сохранял академические традиции в изучении стран Азии и Африки. Хотя в нем и имелся отдел аспирантуры, будущие специалисты по литературам древности и средних веков появлялись там не очень часто. Поэтому не удивительно, что Д.В. Хуземи оказался единственным, по крайней мере известным мне, аспирантом Ларисы Евгеньевны, который под ее руководством написал и в 2010 г. защитил замечательную кандидатскую «Образно-символический мир в поэзии Се Тяо (V в.)», которая, надеюсь, еще увидит свет как самостоятельная монография, как еще одно подношение в благодарность своему научному руководителю.
Вспоминаю себя на третьем курсе, а это год 1989, когда выяснилось, что те, кто служил в армии, на военную кафедру могут не ходить (шла очередная волна демократизации), и у меня высвободилась целая среда. Идея же учить вэньянь возникла давно. Но вот к кому пойти? В расписании кафедры китайской филологии стояли имена двух преподавателей: А.М. Карапетьянца и Л.Е. Померанцевой. Однако по средам занятия вела Лариса Евгеньевна. Тогда я уже знал,
