понравился, видите ли!
Заказываем вино. Видимо вспомнив о прошлом разе, когда он выпил на пустой желудок, Дима просит принести несколько закусок. Я мысленно усмехаюсь. Не поможет, милый, не поможет…
Во время еды мы разговариваем о работе, о жизни, и наша беседа кажется мне подозрительно нормальной, даже приятной. Но потом Дима возвращается к теме вечера.
— Буду благодарен, если ты расскажешь мне о том, что произошло в ваших отношениях с женихом. Разумеется, я сохраню всё, чем ты поделишься, в тайне.
— Правда? — кокетливо хлопаю глазами.
— Это, конечно же, на твоё усмотрение, что рассказывать, а что нет. Я не хочу, чтобы это было для тебя травматичным.
Коварно хихикаю в мыслях. Травматично будет не мне, а Диме.
— Спасибо! — Изображаю милую улыбку. — Понимаешь, дело в том, что я люблю… секс. Разумеется, только с одним мужчиной, с которым я связана отношениями.
При слове «секс» глаза Севастьянова стекленеют. Я на верном пути.
— И если между нами есть доверие, то я многое могу позволить своему мужчине. Почти всё, — шепчу доверительно. — Вот взять тебя, например… Тебе нравится, когда берут глубоко в горло?
Севастьянов сглатывает, открывает рот, чтобы ответить, но ничего не говорит.
— Да-да, понимаю, ты не уверен, нравится или нет, — продолжаю оживлённо.
Дима жестикулирует, двигает губами, пытается поспорить, что ему это да-да-да-да-да конечно же нравится. Однако не издаёт не звука.
— Для полного наслаждения сексом необходимо полностью доверять друг другу, — продолжаю невинным тоном. — Тогда глубокий минет становится праздником единения для вас обоих. Или возьмём к примеру меня. Я далеко не каждому мужчине соглашусь сесть на лицо. Да-да, отнюдь не каждому…
Изображаю глубокую задумчивость, как будто вот прямо сейчас представляю себе этот крайне интимный акт. Откидываюсь на спинку стула, провожу ладонью по груди. Взгляд моего осоловевшего приятеля следует за моей ладонью, как приклеенный.
— Не стану лгать, кончать мужчине на язык — это ни с чем не сравнимое удовольствие, но опять же, для этого необходимо глубокое доверие. А я, наверное, никогда не доверяла моему жениху. Да, никогда… И у него были странные требования. Например, ему не нравилось, что я не ношу трусики. — Разворачиваюсь на стуле так, чтобы были видны мои ноги и край чулка-сеточки. — А зачем мне трусики? Мой жених волновался, что мне будет холодно. Как ты думаешь? А? — Зову его несколько раз, потому что его взгляд намертво сосредоточен на верхе моего чулка.
— Да, — выдавливает он наконец. — Можешь простудить…
— Что?
— … ся. Простудиться.
Веду пальцем по краю чулка, потом ныряю в разрез…
Севастьянов подскакивает на ноги. Выхватывает бумажник, бросает на стол несколько купюр. Хватает меня за руку, вздёргивает на ноги и тащит за собой из ресторана. Наконец-то!
17
Бегом я не злоупотребляю, не хочется рисковать сотрясением груди. Мироздание создало меня для плавной, грациозной ходьбы, а не для бешеной гонки, даже если в конце оной меня ожидает вкусный секс. Либо Дима знает об этом, либо очень спешит придаться всем перечисленным мною ранее удовольствиям, так как ловит первую попавшуюся машину и буквально заталкивает меня внутрь.
Мне кажется, водитель остановил машину, чтобы зайти в магазин, и не собирался никого подвозить, но под грозным и горящим взглядом ажитированного самца Севастьянова быстро перестаёт спорить и с визгом шин срывается с места, чтобы проехать полквартала до моего дома на рекордной скорости. Всё это время Дима тискает моё обнажённое бедро, норовя скользнуть куда не положено и разрешить вопрос, надеты на мне трусики или нет.
Он всё-таки удерживается от непристойных действий в машине, однако подъезд становится свидетелем неотложной вспышки страсти. Дима подхватывает меня, усаживает на перила, встаёт между моих раздвинутых ног и целует меня взахлёб. Как будто умрёт, если его заставят подождать две минуты, пока мы доберёмся до квартиры. А его руки… Скажем так: он быстро получает ответ на вопрос о трусиках, и этот ответ ему ой-как-по-душе, о чём свидетельствует звериное рычание и кое-что ещё, вбивающееся в мою ногу, норовя столкнуть меня с перил.
Тогда-то я и беру контроль в свои дрожащие от возбуждения руки. Медленно сползаю по его телу, задевая все нужные и распалённые страстью места, беру его за руку и веду за собой в квартиру. Впервые за… вечность ощущаю себя на вершине мира. Потому что рядом с высокой и мускулистой оглоблей я чудо какая фигуристая малышка, а не девушка с лишним весом. И мне не надо ничего терять и прикрывать, и стесняться тоже нечего, потому что Севастьянов видел меня в наихудшем виде — в школьной физкультурной форме, — и вот же он, смотрит на меня так, словно не видел ничего лучше моих фигуристых прелестей.
Мы вваливаемся в квартиру, едва ли захлопываем дверь, но в этот раз не останавливаемся в прихожей. На всех парах влетаем в гостиную…
Как только Дима видит раскладной диван, его выдержка вспыхивает синим пламенем. Подцепив низ дивана ботинком, он раскладывает его за секунду, опрокидывает меня и набрасывается сверху. К счастью, обходится без травм, или мы их просто не замечаем.
Целуемся взасос. Я уже забыла, что соблазняла Диму, играла с ним и всё остальное. Теперь всё искренне и остро.
Он проводит ладонью между моих ног, растирая влагу, и довольно урчит. Вводит в меня два пальца, растягивает, проникает глубже. Двигаюсь ему навстречу, постанывая.
Дима уже спустил джинсы, и я ощущаю на бедре тепло и твёрдость его члена.
— Ксюша, я не хочу торопиться, но… Я сейчас сойду с ума, если не войду в тебя. Со мной никогда такого не случалось. Я не знаю, что это…
Развожу ноги шире и трусь промежностью о головку члена. Надо же как-то заткнуть говорилу!
— Сейчас… у мне в бумажнике презерватив…
— Если ты мне доверяешь, то не надо. — Прикусываю его подбородок и тут же облизываю место укуса.
Уж я ему доверяю, это точно. Никаким случайным сексом Севастьянов не злоупотребляет. Не исключаю, что обычно он надевает три презерватива один на другой. Предосторожности не бывают лишними и всё такое.
Дима долго смотрит мне в глаза, потом улыбается. Решается рискнуть. Приставляет головку к моему входу, подаётся вперёд.
Внутри тянет, даже саднит. Он там что, вторую девственность у меня нащупал?
— Ксюша, ты такая тугая… Не сжимай меня так, а то опозорюсь!
— Помедленнее, Дим… Ой! Чем ты его кормишь?! Отрастил громадину…
Дима посмеивается, но взгляд замутнённый, далёкий. Постепенно входит в меня до конца. На висках капли пота, дышит тяжело.
— Так хорошо в тебе! Я очень