Они восклицали так от радости. И радовались они не тому, что Батиш не поступила учиться, а тому, что вернулась в аул. В конце концов, джигиты этого аула вовсе не были против учения. Они были против того, чтобы девушки, которые ходили с ними вместе в школу, которые выросли и созрели у них на глазах, уехав учиться, выскакивали бы там, не успев даже закончить институт или техникум, замуж за совершенно чужих джигитов и уезжали бог знает куда. Иначе говоря, подтекст этого «А-а!!», равнозначного восклицанию «Ура, какое счастье!», был буквально нашпигован сотнями слов, таких, как «айналайм — моя милая», «ардагым — моя высокочтимая», «асылым — моя драгоценная», «арманым — моя мечта», настолько же отличных по значению, насколько они разнились в произношении. Потому что девушек в этом ауле было много, но Батиш была одна. Соответственно числу девушек много было и джигитов, но все джигиты были влюблены только в Батиш.

Спустя три-четыре дня все восклицания мало-помалу сошли на нет, и даже бодро звучавшее поначалу «А-а!», обратившись в нечто вроде легкого вздоха, тоже угасло. Зато по аулу поползли всевозможные толки и слухи: дескать, Батиш с кем-то сговорена, кому-то она дала слово и так далее.

На самом же деле никакого сговора у Батиш ни с кем не было, и никому она слова не давала. Просто в тот самый день, когда она вернулась из города, дом ее, уже под самый вечер, посетили два джигита. Одному захотелось узнать о последних новостях в Семипалатинске, который он и в глаза-то не видел, второй пожелал узнать что-либо о своем младшем брате, уехавшем поступать в Алма-Ату. Эти-то визиты, видимо, и послужили причиной для судов-пересудов.

Но болтливые тетушки крепко просчитались со своими догадками. Эти два визита были лишь началом. Не успела пройти и неделя, а в аул Байкошкар, являвшийся центром отделения, наведались все, у кого только была возможность, машиной ли, верхом ли, добраться, живущие окрест джигиты, питавшие какую-либо надежду на Батиш, — все они почли своим долгом поприветствовать Ирсая-аксакала, совершившего такую далекую поездку.

Но и на этом дело не кончилось. Те, что наведались раз, наведались во второй, те, что успели два раза, наведались в третий. У того трактор сломался — потребовались запчасти. У другого инвентарь обветшал — ему нужны новые вилы, грабли, лопаты. У третьих деньги кончились — хотят аванс попросить. Автолавка больше уж месяца не показывалась — так вот за чаем да сахаром пришлось приехать…

Словом, причина для приезда в центр отделения всегда найдется. Ну, а вот повод, чтобы зайти в дом к Ирсаю-аксакалу, отыщется не всегда. Поэтому-то, так и не найдя никакой возможности встретить ее, перекинуться хоть словечком, и возвращаются джигиты к себе грустные — лишь издали полюбовавшись Батиш, лишь увидев ее силуэт, мелькнувший в окне.

Но страдания джигитов продолжались недолго. Батиш устроилась на работу в местное почтовое отделение. Бог знает когда она выучилась этому; в общем, с утра до позднего вечера, нацепив на уши такие круглые черные штуки, щелкала какими-то тумблерами, туда и сюда, к себе и от себя, и все повторяла: «Але! Але! Как слышите?!» А между этими делами принимала письма, телеграммы, всякие отчеты и сводки отделения для пересылки в правление, распределяла газеты и журналы. Короче, все успевала делать одна.

С того дня, как появилась Батиш, работа почты заметно оживилась.

Раньше мало кто заглядывал в этот сложенный из кирпича-сырца, с плоской крышей, с маленькими, похожими на конуру сенями однокомнатный домишко на окраине аула. Связь аула с внешним миром осуществлялась, с одной стороны, через почтальона — прежнего почтового работника, который в обеденную пору самолично разносил по адресам письма и телеграммы, газеты и журналы, а с другой стороны, через голубой почтовый ящик, прибитый к стене клуба — небольшого строеньица с высокой крышей, дверь которого всегда была на замке. Но Батиш с первого же дня отказалась разносить почту по аулу. Она и без того исполняла работу двух-трех человек, а на место почтальона, оказывается, требовался специальный штатный работник. На следующее утро после ее появления на почте исчез и голубой ящик с клуба. Ночью кто-то выломал его из стены, обвалив громадный кусок штукатурки и вывернув два кирпича. Зато на светлом столбике перед почтовым отделением появился новый ящик. Некоторые ясновидящие кумушки утверждали, что все это один ящик и что на новое место перенесла его не Батиш, а младший брат учителя вместе с братом жены начальника отделения. Ну да если вещь обрела наконец свое место, что ж в этом плохого, что ее перенесли? Одним словом, не прошло недели-другой, как Батиш появилась на почте, а все внимание аула сосредоточилось на ее заведении.

Раньше в ауле знали только один конверт для письма — с четырехкопеечной маркой. А оказывается, этого добра существует полным-полно — всяких видов. Семикопеечные, десятикопеечные, двенадцатикопеечные; заказные, авиа, ценные, с уведомлением… И если одни полагали, что все это — результат выдумки Батиш, молодая все-таки, школу закончила: что ей не выдумать, то другие считали это проделкой джигитов, которые перестали доверять свою корреспонденцию почтовому ящику на улице и отдавали ее только в руки самой Батиш. Разумеется, последнее утверждали всякие завистливые, недобрые люди.

На то, кто зашел в почтовое отделение, кто ушел, Батиш никогда не обращала внимания. Вот, скажем, Быкен (или Бекен, или Бокен), только вчера закончивший вместе с ней школу, а сейчас работающий на пастбище помощником чабана где-нибудь километрах в пятнадцати, двадцати, двадцати пяти отсюда, специально отпросился на полдня и на взмыленном коне подъехал к дверям почты.

— Здравствуй, Батиш! — говорит он, входя.

— Здравствуйте, — едва шевелит губами Батиш.

— Мне нет писем?

— Ваша фамилия?

Быкен от души хохочет, принимая все это за шутку; Бекен хлопает ресницами, а Бокен так и вспыхивает от ярости.

— Имя, отчество, фамилия? — невозмутимо переспрашивает Батиш.

— Имя[69] в табуне, — отвечает Быкен, все еще смеясь.

— Я же Бекен, Бекен, — хлопавший ресницами Бекен теперь уже таращит на нее глаза в полном недоумении.

— Ты что, с неба свалилась? — вконец вспыливает Бокен.

На все на это ответ у нее всегда один:

— Вас много, а я одна. Что я, думаете, все фамилии в голове держу?

— А-а… а? — переспросит, тут же перестав смеяться, Быкен.

— Вы… Батиш, я же этот… — бормочет Бекен, начисто забыв в этот момент и свое имя, и свою фамилию.

— М-мм!.. — тянет налившийся яростью Бокен, у которого и слов не осталось, чтобы выразить свои чувства.

— Если у вас нет никаких дел, то, пожалуйста, не мешайте работать! — Батиш поворачивается спиной, садится к телефонному аппарату, надевает эти

1 ... 135 136 137 138 139 140 141 142 143 ... 181

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Голубое марево - Мухтар Муханович Магауин бесплатно.

Похожие на Голубое марево - Мухтар Муханович Магауин книги

Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков - Советская классическая проза
Победитель - Юрий Трифонов - Советская классическая проза
Мы были мальчишками - Юрий Владимирович Пермяков - Детская проза / Советская классическая проза
Мешок кедровых орехов - Николай Самохин - Советская классическая проза
Семипёрая птица - Владимир Санги - Советская классическая проза
Сплетенные кольца - Александр Кулешов - Советская классическая проза
Песочные часы - Ирина Гуро - Советская классическая проза
По старой дороге далеко не уйдешь - Василий Александрович Сорокин - Советская классическая проза
Долгие крики - Юрий Павлович Казаков - Советская классическая проза

Оставить комментарий