Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кино показывали раз в неделю — по субботам. Иногда привозили новые картины, иногда старые. Случалось, что один фильм гоняли подряд три субботы. Но это никого не смущало, зал всегда набивался до отказа — и аульной молодежью, и приехавшей с ближних зимовок. Одни хотели просто кино посмотреть, другие — воспользоваться случаем, увидеть Батиш. Старались сесть рядом или хотя бы пристроиться где-то поблизости, чтобы перекинуться словечком, проводить потом, после кино, домой, поговорить наедине. Но — напрасные старания. Все оставалось по-прежнему.
И вдруг в один прекрасный день все увидели, как эта строптивая девушка, которая всех парней, пытавшихся заигрывать с ней, говоря фигурально — и кусала, и пинала, в зависимости от того, с какой стороны к ней подкатывались, которая и близко к себе никого не подпускала, на виду у всего зала, в самом центре маленького клуба уселась плечом к плечу с джигитом-фельдшером, тем, что недавно прибыл в аул. Увидели — и едва не лишились разума. Не просто они сидели, а по-настоящему разговаривали! Джигит смел, но и девушка вроде бы не отталкивает его. И никто из них не стесняется, не обращает внимания, кто рядом, слышит их — старшие ли, младшие ли, ровесники ли…
Те, что решили: девушка все же своенравна и лишь из вежливости разговаривает с фельдшером — чужой все-таки человек, ошиблись. В тот коротенький перерыв, когда кончилась первая часть и пока киномеханик, погромыхивая кассетами, менял ленту, готовясь прокрутить следующую часть, наблюдавшие за Батиш сумели заметить, что разговор между ними, начавшийся еще до фильма, не только не прервался, но, наоборот, пошел, кажется, по обновленному руслу. Теперь в клубе шло поочередно как бы два фильма, и зрители готовы были смотреть тот, что шел в самом зале, сколько угодно раз: если первый фильм, на экране, состоял из девяти частей, — так девять раз, а если в нем окажется одиннадцать частей, — так и одиннадцать раз…
С тех пор так и повелось: Батиш появлялась в кино в сопровождении джигита-медика. После кино он провожал Батиш до дому. Причем сразу они не расставались, долго стояли в пятне света, отбрасываемом из окна лампой старого Ирсая. Иногда, не останавливаясь у дома, уходили за аул. Что там происходило у них — не знал никто. Со стороны взгорья — густые заросли таволги, со стороны реки — обрыв.
А на следующий день после того, как джигит-медик впервые показался вместе с Батиш, все в ауле бог знает откуда уже доподлинно знали всю его биографию. Зовут Бейсен. Нынче только закончил медицинское училище. Двадцать лет. Отец с матерью умерли год или два тому назад. Сирота… То есть… то есть одинокий джигит.
«Самый тот, что нужен Ирсаю-аксакалу, у которого Батиш и за сына, и за дочь», — так оценили медика жалостливые старушки. «Ай, уж больно он ловок. Вон как легко вскружил голову бедной девушке. Увидите еще — этот хитрец потешится с Батиш да и бросит», — зачесали языками тетушки-пустомели. Ну, а парни… парни, те и раньше, в общем-то, сознавали, что девушка, знающая себе цену, всегда захочет выйти замуж за ученого человека, а Батиш — именно такая девушка, и они, конечно, не те джигиты, о которых она мечтает. Поэтому-то никто ничего и не мог ей сказать. Добродушный Быкен давно уже перестал беспричинно улыбаться. Простодушный Бекен и вовсе сник. Лишь один вспыльчивый Бокен, которого люди давно списали со счетов и который сам бы уж должен был распроститься со всеми надеждами на Батиш, лишь этот коренастый, с огромными кулачищами Бокен проявил мужской характер. Пока я жив, заявил он, девушка не достанется какому-то там чужаку. Люди видели, как, выследив возвращавшихся из кино Бейсена с Батиш, он пошел за ними в сторону холмов. Видели — и испугались: как бы не случилось беды. Но никакой беды не случилось. Только на следующий день увидели Бокена с распухшими синяками под глазами и на лбу, да и сам он был какой-то притихший. Увидели — и поняли, что этот гибкий, как прутик, стройный юноша-медик не даст себя в обиду. Поняли и, приняв к сведению, не стали подвергать обсуждению происшедшее.
Бейсен и Батиш превратились в неразлучную пару. То, что в кино рядом сидят да по вечерам прогуливаются вдвоем, — это само собой. Но джигит и на почту по три раза на дню заглядывает. Газеты берет. Письма отправляет. Что за нескончаемые такие газеты? Что за письма, которые никак не напишутся? Ладно бы заглянул — да и вышел. Так нет, как будто ночи мало, день-деньской торчит возле нее. А еще, придумав повод: дескать, медикаменты нужны, два раза съездил в колхозный центр. Думаете, один поехал? Нет, вместе с Батиш. Так чего же теперь еще ждать?
Но тем не менее ничего там за всем этим не оказалось.
Прошло немного времени, и люди стали поговаривать, что между медиком и Батиш ничего нет. Все их разговоры, оказывается, сводились к астрономии — о Млечном Пути, созвездии Весов и Малой Медведицы, о Плеядах и других звездах. Неделей спустя стало известно, что иногда они спускаются и на землю. Джигит говорит о том, что все живое на земле подразделяется на людей и животных, а люди, в свою очередь, делятся на две группы, больных и здоровых, больные люди — это те, что подвержены какому-либо из множества всевозможных недугов, перечислял формы недугов и способы их лечения. Сам медик, оказывается, тоже болен. Сердце больное. С тех пор как приехал сюда, в аул, заболело. Ну, он-то медик, он, поди, знает, какое ему лекарство надобно для излечения, да вот вроде бы что-то не в порядке с этим снадобьем — то ли нет его здесь, то ли очень дорогое оно, в общем, схоже оно с луной на небе — вроде близко, а не достанешь. И еще, как выяснилось, джигит посоветовал Батиш стать врачом.
Вот таковы, в общих чертах, были сведения,
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков - Советская классическая проза
- Победитель - Юрий Трифонов - Советская классическая проза
- Мы были мальчишками - Юрий Владимирович Пермяков - Детская проза / Советская классическая проза
- Мешок кедровых орехов - Николай Самохин - Советская классическая проза
- Семипёрая птица - Владимир Санги - Советская классическая проза
- Сплетенные кольца - Александр Кулешов - Советская классическая проза
- Песочные часы - Ирина Гуро - Советская классическая проза
- По старой дороге далеко не уйдешь - Василий Александрович Сорокин - Советская классическая проза
- Долгие крики - Юрий Павлович Казаков - Советская классическая проза