Матушке. Настя пусть тут с Ломоносовским семейством посидит.
Глава 4
Шахматы с Тайной канцелярией
* * *
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 28 июня 1743 года.
— Матушка.
Кивок.
— Здравствуй, Петруша. Твоего любимого чаю?
— Если на то будет ваше настроение и благоволение.
Императрица хмыкнула.
— Судя по несвойственным тебе высоким политесам с глазу на глаз, ты по делу и дело это непростое? Сейчас распоряжусь на предмет чаю и готова тебя слушать.
Через пару минут она внимательно на меня посмотрела:
— Итак?
— Ломоносов.
Удивлённо поднятая бровь.
— Да? А что с ним? Я ж его домой отпустила под арест пока суть да дело. Или что-то не так?
Киваю.
— Всё так, Матушка.
Нам подали и разлили по чашкам чай.
— Тогда в чём твоё беспокойство?
— Дело в том, Матушка, что ему Академия уже половину года не платит жалованье. Семья буквально голодает.
Елизавета Петровна отпила чай из чашки и хмуро заметила:
— Болтать надо меньше. И зубы обещать повыбивать иностранным учёным.
Склоняю голову.
— Всё так, Матушка. Тут нет и не может быть сомнений. Но, какова польза нашему Отечеству от того, что он просто просиживает штаны у себя дома? Он же там ничем не занимается. Никаких исследований. У него даже оборудования толком дома нет. Какая России польза от его домашнего ареста?
— Петруша, тут я с тобой не соглашусь. Я не могу его просто выпустить после случившегося. Это дело уже обросло скандальными подробностями. И уже утекло в Европу. На мнение Европы нам начхать, но, нанимать и переманивать специалистов станет труднее.
— Это так, Матушка.
— К тому же, как после всего случившегося он появится среди обидчиков в Академии? Того и гляди всё выльется в отвратительную драку. И тогда что мне делать с ним?
— Согласен, Матушка, но, что делать?
Усмешка.
— Ну-ну, и что делать? У тебя же есть предложение? Иначе ты бы не приехал.
— Матушка, ваша мудрость сделала бы честь Царю Соломону и всем мудрецам Древности.
Смех.
— Подхалим ты знатный! Ладно, что ты хочешь?
— Я думаю, что России было бы полезно, чтобы местом отбывания домашнего ареста Ломоносова был бы избран Итальянский дворец. И у меня под присмотром, и оборудование есть, и Отечеству польза. Да и охрана у меня вашими стараниями лучшая что ни на есть.
— Любопытно, — наслаждаясь вкусом чая проговорила Императрица, — так же можно и других толковых арестантов собирать в одном месте да работу давать по уму.
Вот сметлива Елисавета Петровна! Не даром говорят, что ума у неё много, хоть ум тот и женский.
— Именно так, Матушка, — «поддерживаю» Высочайшую идею, — пока срок и дознание платить им скромное, но подъёмное жалованье, семью радовать продуктами. И пусть работают наши светлые головы на Россию.
* * *
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. САД. 8 июля 1743 года.
— Так, да?
Пауза.
— Я вот так тогда.
Киваю.
Ушаков отпивает чай из чашки.
— Хороший у тебя чай, Государь. Только остывает быстро.
Разглядываю фигуры на шахматной доске и отвечаю:
— Это поправимо, Андрей Иванович, поправимо, — кричу, — Катя!
Горничная появилась из ниоткуда почти сразу. Это она умеет.
— Да, барин?
— Катюш, завари нам снова чаю. И к чаю обнови.
— Слушаюсь, барин!
Исчезла она так же быстро, как и появилась. Почти бесшумно. Юбки только шуршат при ходьбе.
Глава Тайной канцелярии поглядел ей вслед.
— Хорошая у тебя горничная, Государь.
Киваю.
— Да, не жалуюсь. Расторопна и понятлива.
— Ты, Государь, как я слышал, её к Анастасии Павловне приставил?
Делаю неопределённый жест.
— А я вот сюда. Шах.
Генерал вновь обозрел поле битвы на нашем столике.
— Хм… А мы — сюда.
Двигаю другую фигуру.
— Всё равно шах. Только с другой стороны.
— Да, всё верно. Есть такое наблюдение. И как поживает Настасья Пална?
Задумчиво отвечаю:
— Ты, Андрей Иванович, о сём знаешь, лучше, чем я.
— С чего бы, Государь? Она — твоя фаворитка, а не моя.
Кивок.
— Это да. Но, смотрят-то за ней и её семейством твои люди. Я её вижу только здесь, да у Матушки на балах. А как там у неё и что — я ведать не ведаю.
— И она ничего не рассказывает?
Усмехаюсь.
— Андрей Иванович, со всем уважением, но, тебе я этого не скажу. Причину ты сам понимаешь. Если что-то касается или коснётся Матушки и её интересов, то Государыня узнает от меня об этом первая. И уж она будет решать передавать дело в твою Тайную канцелярию или нет. Мат, кстати.
— Да… действительно. А ты хорошо играешь, Государь. Приятно иметь дело с хорошим игроком.
Киваю.
— Твоими молитвами, Андрей Иванович, твоими молитвами. Ну, что, ещё партийку?
— Пожалуй. А вот, кстати, и твоя Катя с чаем.
«Катя» он выделил интонацией, связав вместе с «твоя». И речь явно шла не о том, что Екатерина — моя крепостная.
— Ваш чай, барин!
— Спасибо, Катюш.
Я подыграл Ушакову в части «твоя». Соблаговолил Кате сказать спасибо. Крепостной. При нём.
Екатерина метнула быстрый взгляд, на Ушакова, и снова обратилась ко мне:
— Будут ещё приказания, барин?
— Пока нет, Катюш. Я позову, когда понадобишься.
Горничная изобразила подобие реверанса и отошла на исходные позиции.
Глава Тайной канцелярии усмехнулся, глядя ей вслед.
— Действительно хороша, Государь.
— На том и стоим.
Я протянул Ушакову две сжатые в кулак руки. Тот мгновение подумал и хлопнул слегка по левой руке. Открываю ладонь — черная пешка.
Что ж, в этот раз я буду играть за белых.
Первый ход. Сразу ответ. И я. И Ушаков. И так далее. Начало партии шло быстро, буквально на автомате.
— Давно хотел тебя спросить, Государь. А почему Катя обращается к тебе «барин», а не «Государь», как все?
Пожимаю плечами.
— Ну, во-первых, не только Катя, а все мои крепостные, которых я с собой из Москвы в Петербург привёз. Во-вторых, я для них действительно барин. А, в-третьих, например, мои голштинцы обращаются ко мне «мой Герцог», хотя я для них тоже Государь, как суверен Гольштинии.
