Сейчас она осмотрела сундуки, и, пересчитав их, сверилась со списком в своем блокноте. Каюта была на корме и Марта, взглянула в открытые ставни: «Красиво, конечно. Просторно. Надо будет на обратном пути, - она усмехнулась, - Элизу навестить».
Дочь написала, что Майкл погостил в Париже и уехал дальше, в Нижние Земли, а мальчики отправились в Ренн - охотиться и ловить рыбу.
-Нечего, - пробормотала Марта, чиркнув кресалом, закуривая сигарку. «Жану пятнадцать лет, взрослый мальчик, он и так в кадетском корпусе учится. И Бен в Кембридж идет. А она молодая женщина, еще сорока не было. Еще, не приведи Господь, постричься вздумает. Пусть в Англию возвращается. У Майкла теперь титул есть. Хотя не в титуле дело, он хороший человек, надежный. Вот выдам ее замуж, - Марта усмехнулась, - и к Тедди съезжу. Судья Верховного Суда…, Думала ли я, что мальчик так далеко пойдет? С Мирьям посижу, с Эстер, на новую внучку посмотрю..., - она решительно надела шелковую шляпу. Выбросив сигарку, Марта поднялась наверх.
Дочь уже махала кому-то на пристани.
-Папа нас встречает! - восторженно сказала Юджиния. «Я так по нему соскучилась. И там дядя Теодор, тетя Тео, и кузен Пьер!»
-Вот и славно, - ласково заметила Марта, обняв дочь, вдохнув запах жасмина. На белой шее, немного приоткрытой скромным, дневным платьем, играл, переливался крохотный, золотой крестик.
-Как тут хорошо, мама, - улыбнулась девушка.
-Очень, - согласилась Марта. Они стали ждать, пока матросы спустят трап.
В большой гостиной Воронцовых-Вельяминовых было шумно. Юджиния, шурша платьем, - глубокого, лазоревого цвета, отделанным брюссельским кружевом, - присела на диван. За столами уже шла карточная игра. Девушка стала весело загибать пальцы: «Вы спрашиваете, где я была, месье Александр? Считайте. Лондон, Париж, но в Париже все были...»
-Я не был, мадемуазель Эжени, - усмехнулся Пушкин. Петя пригласил его к обеду - вместе с Никитой Муравьевым, и еще десятком своих молодых приятелей, офицеров и штатских. Федор позвал своих бывших сослуживцев, в гостиной было много молодых девушек, с матерями. Юджиния надела низко вырезанное, по новой моде, платье, открывавшее белоснежные плечи, с короткими, не доходящими до локтя, пышными рукавами. Рыжие волосы были уложены волнами на висках и украшены серебряными, с бирюзой, гребнями. От нее веяло жасмином. Пушкин взглянул на карточные столы: «У матери ее глаза зеленые. Господи, она, как мадам Воронцова-Вельяминова, знала Робеспьера, Марата..., Петруша мне рассказывал, что мадам Марта, как и его отец, в Вандее сражалась. Надо будет с Федором Петровичем посидеть, поговорить с ним о бунте Пугачевском. Таких людей, как они, и не найдешь сейчас».
Марта была в платье цвета глубокого изумруда, бронзовые волосы прикрыты тюрбаном с перьями страуса. Еще в гардеробной Тео смешливо сказала: «По сравнению с Парижем, здесь провинция, дорогая моя. Придется носить головные уборы, даже дома. Элиза, кстати, - женщина внимательно посмотрела на Марту. Та, покачивая изящной, маленькой ногой, в атласной туфельке, рассеянно перебирала украшения: «Элиза сняла траур?»
-Разумеется, - Марта вздернула бровь, - три года прошло, даже больше. Она старшая фрейлина. Ты сама понимаешь, при дворе не принято, чтобы дамы долго в нем ходили.
Марта вспомнила глухое, строгое, черное платье Рэйчел, такой же чепец: «Хоть дочерям на свадьбе разрешила в светлых нарядах быть. А так она их тоже в черных платьях держит. Не дело это, молоденькие же девушки, их бы вывозить..., Еве уже шестнадцать лет. Она хорошенькая такая, на мать похожа. Глаза лазоревые, волосы белокурые. И высокая, это она в Пьетро покойного. Диана - та в мать, маленькая. Но тоже красавица будет, сразу видно. Сидя в Лидсе, разве они хорошие партии сделают? Только что за священников замуж выйдут. А как предложишь? Аарон теперь в школе, Рэйчел одиноко там, не отпустит она девочек в Лондон».
Марта, наконец, выбрала блистающее алмазами ожерелье: «Мне, с нашими переездами, не с руки за собой много драгоценностей возить. Спасибо тебе. Мы отсюда в Париж, а потом домой. Пусть Юджиния зиму при нашем дворе проведет, концерты у нее уже расписаны».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тео, стоя перед большим, в человеческий рост, венецианским зеркалом, оправила кашемировую шаль - глубокого, гранатового цвета, вышитую золотом: «А что, за это время никто Юджинии по душе не пришелся?»
Марта хмыкнула, застегивая ожерелье: «Дорогая моя, она артистка. Ты сама знаешь, какая у вас жизнь. Разъезды, гастроли..., И потом, - она внезапно помрачнела, - хочется, чтобы девочка по любви замуж вышла, а ей пока никто еще не нравился».
Тео внимательно посмотрела на свои темные волосы: «Седину я пока закрашиваю. Тебе хорошо, - она вздохнула, - у тебя ее и не видно вовсе».
-У меня морщины, - Марта взяла бальзам для губ в серебряной коробочке. «А что ты о платье Сиди спрашивала - так его Изабелла шила. Шлейф из кремового кружева в двенадцать футов, и корсет, конечно. Помяни мое слово, через пару лет мы опять начнем затягиваться, времена свободы, - губы цвета спелой черешни улыбнулись, - прошли».
-Да, - Тео украсила голову шляпой с пучком перьев, - я пела для ее величества вдовствующей императрицы, ее императорского величества и великой княгини Александры Федоровны. Они меня попросили рассказать о революции. Александра Федоровна совсем молоденькая, ей чуть за двадцать. Она все никак не могла поверить, что мы прозрачные платья носили, и грудь до сосков открывали». Тео повела рукой: «Помнишь, распущенные волосы, даже у замужних дам, хитоны, без чулок ходили….»
-А что, - Марта приоткрыла выходящее на Фонтанку окно, - у императора уже не будет наследника?
-Какое там! - Тео, наклонившись к Марте, что-то зашептала. «Тем более, что Александра Федоровна уже и родила, прошлым годом, - закончила она. «Мальчика, тоже Александра, и она сейчас опять носит».
-А, - только и сказала Марта, закуривая. «Что касается императора, - она вздернула бровь, - об этом я еще в Вене слышала. Так сейчас они помирились?»
-Кажется, что да, - Тео похлопала себя по смуглым щекам и посмотрела на Пантелеймоновский мост: «Петенька идет, с друзьями. Ты в Америку потом собираешься, к Тедди в гости?»
Марта кивнула и вдруг подумала: «У меня четверо детей, внуков трое, и еще появятся, а у нее - один, и, то, на краю земли, в Южной Америке. И второй сын, неизвестно, когда женится».
-Мы с тобой поедем, - решительно заметила Тео. «Хочу Теодору свою родину показать, да и вообще,- она улыбнулась, - не поверишь, соскучилась по нашей стране. Потом навестим Мишеля с Джоанной».
-Вы меня не слушаете, месье Пушкин, - лукаво заметила Юджиния и он покраснел: «Простите. Я думал..., думал о книге, о повести...»
-Вы же стихи пишете, - удивилась девушка, - и очень хорошие. Я, хоть еще дурно говорю по-русски....
-Вы замечательно говорите, - уверил ее Пушкин. «С акцентом, конечно, однако вам очень идет. А почему русский? - он подпер кулаком смуглый подбородок.
Юджиния внезапно сказала: «У меня есть кузен, в Америке, дальний. Месье Фримен. Он, как это у них называется, «цветной», хотя, - Юджиния сморщила нос, - это такая косность, такие предрассудки. Вы на него похожи, у него тоже волосы такие, - она покраснела и указала на темные, вьющиеся кудри молодого человека.
-Я тоже, - Пушкин рассмеялся, - цветной, мадемуазель Эжени, - мой прадед по матери, был из Абиссинии, это в Африке. Его сюда для царя Петра Великого привезли, в подарок.
-Расскажите, - потребовала девушка, улыбнувшись, и добавила: «Как говорят на латыни, qui pro quo, месье Пушкин. Я вам потом объясню, почему русский учу».
Он говорил, а Юджиния внимательно, затаив дыхание, слушала. Петя, что стоял на балконе, вместе с Никитой Муравьевым, искоса посмотрел на девушку и подавил тяжелый вздох. «Оставь, - подумал юноша, - куда тебе до Александра. Он гений, это сразу понятно».
-Это та самая кузина, которой в Париже было четырнадцать? - тихо спросил у него Никита.
