Петя кивнул. Друг, помедлил: «Красавица, конечно».
У нее были волосы глубокого цвета осенней листвы, и лазоревые, в темных ресницах глаза. Петя краем глаза увидел тонкую, чуть приоткрытую подолом платья щиколотку. Отвернувшись, он нарочито бодро заметил: «Та кузина, которой девятнадцать было, уже замужем. За Мишелем, братом моим приемным. Они в Южной Америке сейчас».
-Я помню, ты говорил, - Никита взглянул на нежный, розовый закат над Инженерным замком.
-Хоть туда отправляйся, в Венесуэлу, - тоскливо подумал Петя. «Сил никаких нет. Она на меня и внимания не обращает. Нельзя родителей бросать, я у них и так, один остался. И здесь, в России, тоже люди нужны».
-Смотри, Петенька, - Никита указал сигарой на замок и понизил голос, - все знают, что там случилось, и молчат. А отцеубийца царствует. Нам Господь велел, дорогой мой, сбросить его с престола, и добиться создания республики. Как в Венесуэле, в Америке, во Франции…
Петя только усмехнулся: «Думаешь, почему мой брат в Южную Америку подался? Потому что смертный приговор ему никто не отменял. Во Франции уже давно не республика, и никогда ее там не будет. А у нас…, - Петя только махнул рукой.
-А этого, - Никита потушил сигару, - ты знать, не можешь.
Петя обернулся и увидел, как мать, приподняв бровь, повела глазами в сторону гардеробной.
-Пошли, - он потрепал Никиту по плечу, - сейчас я петь буду, а кузина Юджиния - аккомпанировать.
Юджиния поднялась с кушетки. Пушкин, во время ее рассказа, что-то рисовал в блокноте. Юноша улыбнулся: «Не обращайте внимания, я всегда так делаю. Значит, этот крестик еще со времен царя Ивана? - он взглянул на ее белую шею.
Девушка развела руками: «Это легенда, конечно, месье Александр».
-Я верю в легенды, - он захлопнул блокнот: «У вас концерт в Царском Селе?»
-Да, - кивнула Юджиния, - перед их величествами и вообще - императорской семьей.
-Я там учился, в Лицее, - Пушкин все смотрел на нее.
-Там, в парке….- он прервался и покраснел: «Неважно. Я еще когда-нибудь напишу про все это, - Пушкин улыбнулся, - мне Петр Федорович и саблю их родовую показывал, и образ Богоматери…, Напишу, - он тряхнул головой и шутливо велел: «Так доскажите, где вы еще были?»
-В Америке, но совсем ребенком, - Юджиния подошла к роялю и стала перебирать ноты. «А так - только в Европе, но мой папа и в Индии жил, и в Китае, и в Африке. У вас очень большая страна, - сказала она зачарованно, - совсем, как Америка. Вам нужно будет много железных дорог. Вы знаете, месье Александр, лет через пять пар будет возить людей».
-Лет чрез пятьсот, - пробормотал Пушкин, - дороги, верно, у нас изменятся безмерно, шоссе Россию там и тут соединив, пересекут.
Юджиния едва сдержала смех. Он покраснел: «Вырвалось. Вам надо к роялю, простите, - он поклонился и отошел.
Тео пела арию Орфея, и, вдвоем с сыном - дуэт из «Дона Жуана». Юджиния играла и все смотрела на него, - незаметно, низко опустив изящную голову. Наконец, Петя, оставшись один, спросил: «Знаете Apriteunpo' quegliocchi, из «Свадьбы Фигаро»?
-Конечно, - удивилась Юджиния. «Но вы ведь хотели петь что-то из «Волшебной флейты»?»
-А теперь хочу петь другую арию, - Петя, упрямо, сжал губы. Юджиния подумала: «Как он на дядю Теодора все-таки похож, одно лицо».
-Правильно, - мрачно думал Петя, - правильно там говорится, «Открой свои глаза, дурак». Она тебя не любит, и никогда не полюбит».
Гостиная взорвалась аплодисментами. Петя, взглянув на Юджинию, заметил, что она чуть покраснела.
В гостинице Демута, в своей комнате, раскладывая ноты, Юджиния нашла между ними записку: «Когда приедете в Царское Село и будете гулять по парку, постарайтесь оказаться одна у статуи девушки с кувшином. Буду вас ждать, ваш Пушкин».
Она оглянулась на дверь - мать с отцом уже спали. Спрятав свернутый клочок бумаги в бархатный мешочек, Юджиния грустно подумала: «Кузен Пьер, наверное, влюблен в кого-то, и она ему отказала. Разве иначе он бы стал петь эту арию? Там много девушек было, на приеме, и таких красивых…., - Юджиния, сидя в шелковом халате, подобрала под себя ноги. Она заплакала, - тихо, шмыгая носом, вытирая горящее, смущенное лицо рукавом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Рояль был поставлен в концертном зале, что примыкал к изящной, отделанной мрамором гостиной. Юджиния подошла к окну и улыбнулась. Маленький, годовалый мальчик в шелковом платьице, ковылял по траве, окруженный женщинами.
-Это великий князь Александр, - Тео встала рядом с ней, - сын Николая Павловича. Он той весной родился. Ты не волнуйся, - Тео ласково обняла девушку, - ты уже перед царственными особами играла. Будет вдовствующая императрица, их величества, и Николай Павлович, вот и все. Потом нас пригласят к чаю.
-А жена Николая Павловича? - Юджиния нахмурилась. «Александра…»
-Александра Федоровна, - помогла ей Тео. «Она отдыхает, у нее скоро, - женщина повела рукой и Юджиния немного покраснела.
-Интересно, когда у Сиди ребенок будет? - она просматривала ноты. Отобрав нужные сонаты, Юджиния вспомнила венчание брата. Она тогда удивленно спросила у тети Изабеллы: «Вероника так и не выздоровела? Такая простуда долгая».
-Зима, - коротко ответила женщина и заколола булавками ткань: «Платье подружки и готово. Завтра я его сметаю, и сделаем последнюю примерку».
-Мы таких красивых платьев и носили никогда, тетя Изабелла, - грустно заметила Ева Корвино. Она стояла перед зеркалом - высокая, стройная, с распущенными по плечам, белокурыми волосами. Девушка осторожно потрогала кремовый шелк, коснулась пальцем венков из чайных роз и тихонько вздохнула.
Юджиния искоса посмотрела на Диану Корвино. Обе девочки были в платьях черной, грубой шерсти, в холщовых, черных, старомодных чепцах. Когда тетя Изабелла вышла, чтобы принести туфли, Юджиния спросила: «А что, в Лидсе, балов не устраивают?»
Диана выпятила нежную губку и взглянула на кузину. Глаза у девочки были прозрачные, зеленоватые, как морская вода. «Очень даже устраивают, - ответила она, - только нас вывозить некому. Мама считает, что это все суета. Надо молиться Иисусу, - Диана вздернула рыжеватую бровь, - читать Библию и помогать страждущим людям».
Ева молчала, раздув ноздри, а потом добавила: «Какие балы, Юджиния? Мы в пять утра встаем, как и девочки в приюте. Мама с нами всеми молится, мы читаем Псалмы, Евангелие - это все до семи. Потом надо завтрак накрыть, на двести человек. Потом стирка, уборка, уроки, - Ева помолчала, - мы обе преподаем. Диана - малышкам, а я тем, кто постарше. Обед, опять уроки, потом опять Библия…, - Ева махнула рукой и не закончила. «В воскресенье мы весь день в церкви. Да и танцевать мы не умеем. Мама говорит, что нам это ни к чему. Мы станем женами миссионеров, и поедем просвещать неверных - в Индию или Африку».
-Пока я здесь, - бодро сказала Юджиния, - я с вами музыкой позанимаюсь, у вас хорошо получается. И новые ноты вам перепишу.
-Светскую музыку нельзя, - озабоченно заметила Диана, - только гимны.
-Гимны так гимны, - Юджиния поджала губы. Вошла тетя Изабелла с обувью и разговор прекратился.
-Наверное, скоро, - подумала сейчас Юджиния, глядя на то, как маленького мальчика уносят няньки. «Сиди хочет ателье открыть, надо, чтобы ребенок подрос. Мама до сих пор работает. Вряд ли она в отставку уйдет, даже чтобы с внуком сидеть».
Чем занимается мать, Юджиния точно не знала. У нее был дипломатический паспорт, она, казалось, была накоротке со всей Европой. Даже сейчас, когда они приехали в Царское Село, мать оставила ее на попечение тети Тео и коротко сказала: «У меня деловая встреча, но к началу концерта я появлюсь».
Юджиния видела у матери изящный, с рукояткой слоновой кости, с золотой табличкой пистолет. Марта только шутила: «Это больше для спокойствия, милая». Дома, в Лондоне, мать часто уходила, иногда, - в совсем простом, бедняцком платье. Она, даже, бывало, не ночевала на Ганновер-сквер. «Четверть века они с папой женаты, - заворожено подумала Юджиния, - и все равно, смотрят друг на друга, как будто только встретились. Вторую неделю мы здесь, а они до сих пор к завтраку не спускаются, в спальню им приносят. Интересно, что месье Пушкин мне сказать хочет? У него такие стихи прекрасные. Даже если язык плохо знаешь, все равно это чувствуешь».
