стоит выше рыночного на сущие гроши. Все это я делаю исключительно по доброте душевной…
Ведьма, сидящая на дереве, не спешила его хватать. Все еще бормоча, торговец поднял голову и стал всматриваться из-под спутанных волос. Но чем больше он вглядывался в то, что его напугало, тем тише делался его шепот. Нечто все еще шуршало и хлопало между сосен, но торговец уже сидел на земле и стряхивал с себя пыль. Затем он сердито прокричал:
– Ну и вздор! Это же старые штаны Гётца фон Бредова! Вот они‑то мне и пригодятся вместо порванных ремней.
Глава пятая
Замок Хоен-Зиатц
После того как буря утихла, флюгер на крыше еще долго крутился на своих ржавых петлях. Луна смотрела сквозь рваные облака на старый замок Хоен-Зиатц, и если бы у нее могли быть какие‑то эмоции, то сейчас она была бы озадачена. При свете дня любой путешественник назвал бы замок обветшалым родовым гнездом. Он находился на возвышении, среди заболоченных лугов. За ними, там, где заканчивались пруды и канавы, раскинулись сосновые леса. Их белоснежный песок постепенно переходил в темное болото. Узкие и кривые тропинки причудливо петляли по лесу, и по сравнению с ним участки, засеянные рожью и овсом, казались такими маленькими, что возникало сомнение в том, что они могут прокормить людей, живущих в замке. В тени замковых стен виднелась маленькая деревенька, убогие глинобитные домишки которой тянулись к лесу и терялись в нем.
Должно быть, в былые времена за каменными укреплениями можно было отыскать надежное убежище от врагов. Холм, на котором находился замок, не был песчаным, а состоял из плотной земли, покрытой коротким густым дерном. При ближайшем рассмотрении можно было понять, что, по крайней мере, верхняя его часть не была создана природой, но являлась делом рук человеческих.
Этот холм, на котором громоздились укрепления, являлся не чем иным, как старым валом вендов [34], на котором впоследствии германцы возвели каменные стены. Замок отличался от тех, что можно увидеть во Франконии, Швабии или Саксонии, где на горах и холмах под солнцем горят красные черепичные крыши. Толстые стены и башни, возвышавшиеся над земляными валами и за ними, были построены в разном стиле. Похоже, в какой‑то момент у владельцев фортеции закончились средства или иссякло желание тратить на строительство жилища лишние деньги, и они вернулись к материалам, освященным обычаями предков. Там, где заканчивался камень, использовалось дерево, а при нехватке кирпича фахверковый каркас заполнялся обычной глиной. Даже главная стена замка не производила впечатления законченной постройки – промежутки в каменной кладке заполняли бревна и балки, тут и там щетинились клыками окованные железом навершия. Ворота представляли собой большую каменную арку, впрочем, не намного шире, чем на некоторых крестьянских фермах в Саксонии. Восьмиугольная башня была деревянной, но обложена красным кирпичом. Там, где кирпичи выпадали, в более поздние времена довольствовались для починки строительным раствором и глиной.
Снаружи это выглядело достаточно пестро и не всегда ровно. Если бы блаженной памяти маркграф Фридрих Первый [35] расположился сто лет назад со своей «Ленивой Гретой» [36] у стен Хоен-Зиатца, дело закончилось бы быстрее, чем это было с Плауэном, Ленценом и другими замками, толщина стен которых достигала семи элле. Предок господина Гётца – Бредов фон Хоен-Зиатц – предпочел тогда подчиниться, чтобы не доводить дело до осады. «Чего нельзя изменить, то надо принять», – вероятно, думал он, когда поутихла радость от славной битвы при Креммер Дамме [37]. Он благодарил Бога за то, что франконские воины прошли мимо их болота и ни у кого не возникло желания проехать по извилистой дамбе через затопленный луг. Если бы это случилось, деду нынешнего владельца Хоен-Зиатца, скорее всего, пришлось бы отдать старое знамя, которое он отнял в драке у самого Гогенлоэ [38]. А так оно осталось в замке. Правда, не в нижнем зале, вместе с доспехами, а наверху, в маленькой спальне, прямо над кроватью Гётца. Рыцарь удалялся в эту комнатку, когда ему хотелось отдохнуть от суеты.
Древко уже давно съели древоточцы, время и пыль оказались безжалостны к шелку. Однажды летом в знамени свил гнездо маленький сыч, и добрейший господин Готтфрид заметил это лишь тогда, когда ночью распищались птенцы. Сначала он испугался, поскольку первые его мысли были о злых духах (подобные размышления не зазорны для христианского рыцаря, ведь даже самый благочестивый из них может быть устрашен нечистой силой). Разобравшись, в чем дело, господин Готтфрид справедливо решил, что даже совсем маленькие создания тоже хотят жить. Он повернулся на другой бок и заснул. Ну а в том, что это самое настоящее сычиное гнездо, любой мог бы убедиться ночью, когда его обитатели покидали дом, вылетая из окна спальни.
Возможно, вам было бы интересно узнать, как еще дикие ночные птицы уживались с людьми? Дело в том, что в домах наших предков хватало места для всех, а люди были крайне непритязательны. Что еще нужно человеку, кроме кровати и крыши над головой? Едва издав первый крик, ребенок видит вокруг стены родного дома. Так заведено издавна: потаенное не должно происходить на глазах у всего мира. Но когда младенец вырастет, Господь откроет для него свой великий дом, где найдется место для тысяч и сотен тысяч живых существ, которые обитают в нем в настоящее время и будут обитать в будущем. Солнце станет свечой и очагом этого дома, а деревья будут навевать прохладу и спасать от ветра лучше, чем самые толстые стены. Когда сядет солнце, пойдет дождь или начнет мести метель, люди снова уйдут под защиту домов, где, сидя у очага, шутками и доброй беседой разгонят ненастье. Все прекрасно понимают, что человеку негоже быть долго одному, оставаясь со своими мыслями.
В замке Хоен-Зиатц хватало места всем. У лошадей имелись конюшни во дворе, у собак – будки у ворот, у свиней – собственные загоны, даже коров и быков при плохой погоде иногда загоняли под крыши. Как уж они там ладили с лошадьми, было их личной заботой. Аист гнездился на коньке крыши господских покоев, ласточки вили гнезда на деревянных галереях, опоясывающих двор, голуби – на замковой башне, совы – в старых стенах, швабы [39] прятались по щелям, червяки – в древесине, мыши – в подвале и коридорах, а люди жили каждый в своей комнате. А если у слуги не было комнаты, он спал на одной из лавок, стоящих в коридоре, или выгонял во дворе
