чем дело, ему стало по-настоящему тяжко. Он выл от бессилия, но таскал золото и кидал его, поскольку решил, что у каждой ямы должно быть дно. Однако вскоре не выдержал и воскликнул: «Ниппель, Ниппель, как же велик твой шепель!» [44]
Потом он попросил Ниппеля дать ему хоть немного отдохнуть. Но тот ответил, что никакого отдыха ему не будет. Наконец бедный черт понял, что носить золото ему придется до конца света. Он изнемог настолько, что вынул из-за пазухи пергамент и порвал его с криком: «Чтобы черт побрал этот договор!» Обрывки он швырнул к ногам Ниппеля, поджал хвост и, оборотившись летучей мышью, улетел прочь.
Декан посмотрел на юнкера:
– Бедному Ниппелю не помогла вся его хитрость! Он обыграл черта нечестно, а значит, его душа все равно отправилась в ад. Это то, что вы имели в виду?
– Я имел в виду, – проговорил Петер Мельхиор, – что у меня тоже есть занимательная история, которую я с удовольствием бы поведал уважаемому юнкеру. Знаете ли вы, откуда в Хафельланде столько представителей рода фон Бредовых? В незапамятные времена дела на земле обстояли не лучшим образом. До Господа Бога постоянно долетали жалобы на дворян: мол, они только воюют между собой и ничего другого знать не хотят. Если к ним приходит ближний их, у которого случилась беда, они лишь пожимают плечами и, скрестив на груди руки, уговаривают потерпеть. Тогда, разгневавшись, Господь наш сказал черту: «Я создал господ, чтобы они делились тем, что имеют. А если они так себя ведут, ты можешь забрать этих скряг себе». Ну что ж, черт берет большой мешок и начинает облетать разные страны, выясняя, как живут дворяне. И когда пришла ему пора возвращаться в ад, его мешок оказался переполнен дворянами. Из-за того что ноша его была весьма тяжелой, черт должен был лететь низко над землей. Путь его пролегал над маркой Бранденбург. Как раз над городом Фризак его рука, в которой он держал мешок, устала настолько, что он свесил свой груз пониже и задел шпиль церковной башни. Видимо, черт утомился так же сильно, как и тот, которого замучил Ниппель. Он не заметил, что мешок порвался и около четверти благородных господ вывалилось наружу. А если и заметил, то, скорее всего, подумал: «Какая разница? Ад ведь и так полон». Пока черт возился с грузом, первый из выпавших господ приземлился во Фризаке и получил имя от города, над которым мешок порвался. С тех пор пошел род фон Бредовых из Фризака. Второму благородному господину, который упал следом за ним, первый Бредов велел проваливать куда подальше, поскольку Фризак он желал оставить за собой. «Иди лучше туда! Бесс хин!» – кричал он, пока тот не отошел достаточно далеко и не остановился. Так род фон Бредовых до сих пор по созвучию называют Бредовыми из Пессин. Третьего, который тоже хотел бы остаться, выдворили во внутреннюю часть марки. «Ступай дальше вглубь! Ланд ин!» – кричали ему первые Бредовы, отчего его марка стала называться Ландин. Четвертый пошел таким же длинным путем («зельбе ланг»), и место, где он поселился, до сих пор называется Зельбеланг. Пятый свернул направо («рещц цу»), и каждый ребенок знает, что от него произошли те фон Бредовы, которые населили Рецов. Итак, представители рода фон Бредовых – это дьявольский дар Хафельланду. Шестой, когда выпал из мешка, ударился лбом о доску и завопил от боли: «О! Доска! Дас Бретт!» Так его и стали звать – Бредов. Юнкер Ханс Йохем, если я правильно понимаю, это был ваш прадед. Осторожнее со своими шутками, чтобы не налететь на доску – она может больно ударить. Доске это не повредит, а вот вам может. Когда вы услышите смех, имейте в виду: смеются не над тем, что вы рассказали, а из-за доски и вашей фамилии! – Петер Мельхиор, чувствуя себя победителем, поднялся с места, надел шляпу и покровительственно положил руку на плечо юнкера. – Пожалуй, мне пора. Доброй ночи!
Но, когда он уже приготовился выйти, со скамьи поднялся Ханс Юрген и преградил ему путь.
– Меня тоже зовут Бредов, господин фон Краушвиц, я – Ханс Юрген Бредов из Зельбеланга, что в Хафельланде.
– Возможно! Ты ведь, кажется, сын своего отца.
Ханс Юрген покраснел:
– Пусть заткнется тот, кто оскорбляет мою семью…
– Сам закрой рот! Имей в виду: даже если будешь держать его открытым, в него не влетят жареные голуби!
Ханс Юрген сжал кулаки:
– Я не намерен слишком долго с тобой разговаривать. Ты понимаешь, кто стоит перед тобой?
– Ты – Ханс Юрген.
Сказав это, Петер Мельхиор прошел мимо юнкера, громко звеня шпорами и словно намекая на то, что у Ханса Юргена их еще нет. Все рассмеялись, включая Ханса Йохема, бывшего до этого в весьма мрачном настроении.
– Ханс Юрген, тебя еще не посвятили в рыцари, – проговорила благородная госпожа фон Бредова, выходя из зала.
Ответа она не стала дожидаться, потому что во дворе затрубил рог и стало очень шумно. Остальные последовали за ней.
– Ну и что, – пробормотал Ханс Юрген. – Он поносил моего отца, да смилуется над ним Господь!
Глава шестая
Поздний гость
Собаки заливались лаем, и сторож продолжал трубить в рог – перед подъемным мостом остановился одинокий всадник. Как только он произнес свое имя, ворота поспешили поднять, а мост – опустить. Все бросились встречать неожиданного, редкого и, похоже, высокородного гостя. Горящие факелы осветили благородную высокую фигуру рыцаря на прекрасном коне. Слегка наклонившись, он въехал в ворота. Весь его вид свидетельствовал о том, что он не привык встречать ночь в лесу. Скорее, ночлегом для рыцаря обычно служили роскошные замки, а для коня – лучшие из возможных конюшен. Очевидно, что они оба стали жертвами непогоды и заблудились, а буря и ночь загнали их в этот уединенный замок.
Когда хозяйка увидела, кто к ней пожаловал, она стала не похожа на себя. Не скрывая изумления, госпожа фон Бредова низко поклонилась гостю и заговорила самым любезным тоном:
– Чудо Господне привело вас к нам, господин фон Линденберг! Как так вышло, что мы удостоились столь высокой чести?
– Видимо, все святые молились Господу о том, чтобы наша встреча состоялась, дорогая кузина. В противном случае я не знаю, чем это объяснить.
– Вы прибыли в одиночестве?
– В полном одиночестве. Если остальных не забрал черт, то заберут буря и непогода.
– И…
Гость угадал имя, которое замерло на губах благородной госпожи.
– Я надеюсь, что Господь и святой Иоанн доставят
