Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он весь был поглощен сосредоточенным осмотром разных уголков и закоулков бывшего своего царства. Дольше всего он постоял перед обрушившимся фасадом старой башни. Хмурый взгляд его пробегал по всем пяти этажам в открывшихся внутренностях «Папирки»; цехи, склад, контора — все в них еще стоит на прежних местах, даже отсюда, снизу, можно на отрывном календаре разглядеть цифру «16».
Инженер Набелек был прав: кроме передней стены, будто аккуратно спиленной, ни один кирпич не сдвинулся с места. Казалось, кто-то сделал разрез через все здание — за исключением крыши, оставшейся целой.
Пан Уллик не решился напоследок поднять глаза к квадратному окну, выделявшемуся на покатости крыши белыми рамами — а вдруг из него высунется голова с белой развевающейся шевелюрой и бородой, выкрикивая проклятье: «Горе вам, трижды горе!» — как было в тот день, когда на сваю пал первый удар.
Морозцем охватило Уллика при воспоминании о том, как он в последний раз видел волосы и бороду шурина — при опознании его трупа, найденного лишь на третий день после катастрофы. Сначала думали, что Фрей лежит на дне протоки, засыпанной обвалившейся стеной; императорский советник, знавший, что шурин до последнего момента имел при себе в старинном сафьяновом кошеле не меньше сорока шести тысяч, объявил награду в четыреста крон тому, кто найдет его тело.
Рабочие, занятые разборкой развалин, старались вовсю; но сразу после объявления о награде к императорскому советнику явился старый Незмара и, с разрешения пана, спросил при свидетелях, что получит человек, который, может, и не найдет сам труп, зато укажет место, где его можно найти?
Получив заверение, что этому человеку выплатят всю премию целиком, старый сторож молвил:
— Что ж, ладно! А помнят ли господа, как турбина с таким грохотом крутилась до вечера, а потом, когда обрушилась башня, вдруг разом остановилась!
Инженер — предварительное расследование причин катастрофы пока очистило его от всякой вины, поскольку такой причиной несомненно были ошибки в самой конструкции машины, поставленной заграничной фирмой, — инженер тотчас понял, куда клонит старик, и постучал себя пальцем по лбу.
— Послушайте, умник, как могло туда попасть что-либо еще, кроме воды? Гляньте на этот фильтр! — Он показал на проволочную сетку, опущенную до самого дна протоки. — Тогда уж он должен был свалиться точно в узкое пространство между фильтром и телом турбины!
— А может, так и было, — возразил Незмара. — Сверху-то он наверняка упал, коли наверху его нет. А коли ничего не могло попасть в турбину через эту сетку, то, прошу прощеньица, что же тогда остановило ее? Да чего долго рассуждать, возьмем да посмотрим!
Старик скинул верхнее платье и, захватив шест, спустился из машинного зала, сильно поврежденного упавшей стеной, в камеру турбины. Когда он вылез обратно, первые его слова были:
— А это что?!
«Это» был длинный белый волос, намотавшийся на шест; он мог произрасти лишь в единственной на свете бороде.
Началась лихорадочная работа — надо было убрать верхнюю, отломившуюся часть турбины — и к полуночи открылись уже все волосы и борода Армина Фрея; их пришлось очень осторожно высвобождать из зубцов шестерни; лицо же его, разумеется, было в таком состоянии, что узнать его было невозможно.
— Схватился с ней, со сволочью, врукопашную, и здорово же она его отделала! — пробормотал старый Незмара.
Рабочие кивнули с серьезным видом — но когда в сведенной предсмертной судорогой руке мертвеца нашли утонувшего котенка, они засмеялись — что с них взять! Они ведь не читали Аристотеля, который требовал от комического «приятных впечатлений» и «безобидного смещения смысла». Жуткий контраст не затронул чувствительности рабочих по той простой причине, что она не числилась в инвентаре их духовных мощностей.
Событие это еще пуще прославило Вацлава Незмару во всем околотке св. Петра, и он получил-таки свои четыреста крон, что и было главным для старого влтавского пирата.
Для императорского же советника главным был сафьяновый кошель с сорока шестью тысячами — и однако его не нашли на теле Армина Фрея...
Тут пана советника осенило: ведь до последней минуты в обществе покойного шурина находилась «та девица»! Да, ведь именно Жофка, убегая опрометью из башни, воплями своими подняла первую тревогу еще до того, как рухнула стена; а помчалась она прямиком в полицию.
Велел наш императорский советник призвать Жофку Печуликову. Той и в голову не пришло отрицать, что деньги у нее, она даже показала сберегательную книжку, на которую их положила, однако предъявила также и завещание пана Фрея, которое признали законным и действительным, хотя и не сразу. К тому времени, как закончилась канитель с выплатой налога на наследство, по Жофкиной фигуре уже совершенно ясно стал заметен ее будущий сонаследник.
Старый Незмара, разумеется, не сказал императорскому советнику, что это он со своим Веной отыскал сей важный документ в жилище пана Фрея и отнес родственнице...
«Проклял нас Армин, проклял! — мысленно твердил пан Уллик. — Зато и сам погиб в этой борьбе...» Тут он вздохнул и опечалился — глубоко и надолго.
— А что я скажу, пан советник, — осмелился заговорить старый Незмара, пуская дым изо рта и сплевывая в воду. — Счастье еще, что рухнуло-то вечером, после окончания работ, и не пришлось нам откапывать заживо погребенных!
Но императорский советник не услышал этих слов и не стал задерживаться долее. Он бросил последний взгляд на символ его разбитых надежд — на сломанный вал турбины, прислоненный к стене нового фабричного здания...
«Знамо дело, все строит из себя важного пана! — подумал старый сторож. — Эх, милый мой, ты и понятия не имеешь, сколько я мог бы тебе порассказать! А забавно было бы, расскажи я тебе историю этой самой решетки под окном милостивой барышни Тинды!»
Императорский советник обнажил голову, словно уходит с кладбища, и двинулся прочь.
Тут-то и наступил драматический момент для старого Вацлава! Он затянулся трубкой, сплюнул и начал:
— С вашего разрешения, пан советник, прошу прощеньица, коли осмелюсь...
— Ладно, ладно, — перебил его бывший хозяин, — много говорить нечего, знаете ведь, не люблю лишних слов, вот вам
- Рубашки - Карел Чапек - Зарубежная классика
- Немецкая осень - Стиг Дагерман - Зарубежная классика
- Фунты лиха в Париже и Лондоне - Оруэлл Джордж - Зарубежная классика
- Начала политической экономии и налогового обложения - Давид Рикардо - Зарубежная классика / Разное / Экономика
- Пагубная любовь - Камило Кастело Бранко - Зарубежная классика / Разное
- Дочь священника. Да здравствует фикус! - Оруэлл Джордж - Зарубежная классика
- Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии. Попытка принудить читателей к пониманию - Иоганн Готлиб Фихте - Зарубежная классика / Разное / Науки: разное
- Великий Гэтсби. Ночь нежна - Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Зарубежная классика / Разное
- Кармилла - Джозеф Шеридан Ле Фаню - Зарубежная классика / Классический детектив / Ужасы и Мистика
- Пробуждение - Кейт Шопен - Зарубежная классика