-Нам бы такого человека, - напомнил себе Дэниел: «Мы будем с югом воевать, когда Линкольн станет президентом. Тем более, - он незаметно взглянул на шифрованные телеграммы, - конгрессмену Стивенсу анонимное письмо передали. Шевелятся южане, затевают что-то. И убийство Фрименов, дяди Дэвида..., - Дэниел вспомнил листовку, - Тед, конечно, петлей закончит, рано или поздно, но я его понимаю. Я бы тоже мстил».
-Джошуа, - Дэниел замялся, - ты в Новый Орлеан едешь, ты бы мог....
Серо-синие глаза кузена похолодели. «Я раввин, - сочно заметил Джошуа, - а не шпион, Дэниел. Как я в глаза своим прихожанам буду смотреть, если ты хочешь, чтобы я сообщал об их настроениях?»
Дэниел помолчал.
-Вот увидишь, - наконец, сказал капитан Горовиц, - следующим годом тебя кто-нибудь из них пригласит седер вести, на Песах. И прислуживать вам будут негры. Рабы, Джошуа. Как бы у тебя маца в горле не застряла, дорогой мой рав Горовиц, в присутствии рабов рассуждать о том, что еврейский народ обрел свободу.
В кабинете настала тишина. Джошуа покраснел: «Дэниел, - умоляюще сказал мужчина, - но как я могу..., Эти люди мне деньги платят».
-Деньги, вырученные от продажи рабов, - прозвучал голос в его голове. Джошуа решил: «Надо Теду написать. Он знает станции на Подпольной Дороге, не может не знать. Знает, кто их содержит. Хотя бы так помогать буду».
-Если передумаешь, - Дэниел допил кофе, - сообщи, рав Горовиц. Как говорится, те, кто отрицает свободу для других, сами ее недостойны.
Мужчина убрал папки со стола и запер ящики: «Не мне тебя Торе учить, кузен. Сам знаешь, что там написано. Пошли, - Дэниел взглянул на свой хронометр, - бабушка и Мирьям отобедали, пора и нам».
Солдаты отправились в огромную, помещавшуюся в палатке, столовую. На пустом плацу Джошуа, глядя на пушки, что выстроились вдоль высокого забора форта, спросил: «А чьи это слова? О свободе?»
-Линкольна, - просто ответил Дэниел: «Мне их Майкл прислал, еще весной».
-Я подумаю, - пообещал Джошуа. Кузены, свернув в проход между бараками, оказались в квартале для высших офицеров, где Горовицы сняли дом.
Часы красного дерева медленно пробили девять. Окна гостиной были распахнуты, где-то вдалеке играла труба. Солдат звали к ужину. Джошуа с дедом сидели друг напротив друга. Дед, на восьмом десятке, обрел вкус к изучению Талмуда. Натан больше не занимался делами. Денег у Горовицей хватало на несколько поколений вперед. В Вашингтоне Натан каждый день ходил в новую, возведенную три года назад синагогу. В вестибюле, на мраморной табличке, было высечено его имя. У него было свое, отдельное место, как и у Батшевы. После утренней молитвы старики пили кофе, и говорили о детях. Натан с удовольствием упоминал, что его внук получил звание раввина не в какой-то захолустной немецкой ешиве, а на Святой Земле, в Иерусалиме, от самого рава Судакова.
-Исаак и Дина внука на старости лет дождались, - Натан погладил бороду, искоса взглянув на Мирьям. Та сидела в большом, бархатном кресле у камина, листая страницы «Заметок о сестринском деле» Флоренс Найтингейл.
-Диплом у девочки будет, - гордо подумал Натан, - у первой в семье. У Полины и Бет есть, конечно, но там английский язык, юриспруденция..., Ничего сложного. А это медицина. Жаль, мама не дожила, - он вздохнул и попросил Джошуа: «Объясни мне, что Раши здесь пишет. У меня глаза уже не те».
С глазами у Натана было все в порядке. Ему просто нравилось слышать голос внука. Батшева сидела рядом с Мирьям. Натан незаметно усмехнулся. Жена закрылась страницами New York Evening Post. Натан знал, что у Батшевы там невидная, оставшаяся еще от его матери тетрадка. Чернила на первых страницах были выцветшими, у этих девушек уже появились внучки. Они-то и были записаны дальше, мелким, четким почерком Батшевы.
-Не седеет совсем, - вздохнул Натан, глядя на белокурые, красиво уложенные волосы жены. «Морщины, конечно, появились, но в остальном, будто и не семьдесят ей следующим годом». Батшева устраивала приемы на еврейские праздники, благотворительные чаи и собрания дам, была в переписке с женой Линкольна. Они познакомились, когда Майкл пригласил Натана с женой в Иллинойс. Натан выдал крупный чек на избирательную кампанию Линкольна и сказал Майклу: «Посмотрим. Место в Сенате твой патрон не выиграл, но если кто-то и встряхнет Америку, так это он».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Они надеялись, что Джошуа женится на Святой Земле, надеялись и боялись, что внук решит остаться в Иерусалиме, особенно после того, как пришли вести о гибели Шуламит. Когда Джошуа написал, что капитан Кроу привез Судаковым маленького Моше, Батшева, облегченно, вздохнула: «Дождемся нашего мальчика. Ничего, если он не один приедет. Я на Святой Земле выросла, помогу невестке».
Однако Джошуа так и не женился.
-Мальчик на юге будет жить, - Батшева, недовольно, просматривала страницы книжечки, - там люди другие. Если бы у Мирьям кузина была..., - Батшева подумала о внучке Ханеле, но одернула себя: «Она, наверное, замужем, в Польше. Двадцать три года девочке. Надо как-нибудь намекнуть Джошуа, чтобы не стеснялся, если его в Новом Орлеане сватать начнут. Начнут, конечно. Мальчик молодой, красивый, образованный, да и деньги...»
Половина наследства Бенджамин-Вулфов, доставшаяся Джошуа, надежно лежала в Банке Англии. «Надо Мартину написать, - решила Батшева, - если Марта, бедная, пропала, то ее часть должна Джошуа перейти. Тедди не проценты девочке завещал, а основной капитал. Так не принято, однако она любимая внучка у него была. Теперь мальчик еще богаче станет».
Наследство Натана было разделено между Дэниелом и Джошуа. По достижении тридцати лет внуки получали доступ ко всем деньгам. Натан, два года назад предусмотрительно избавился от всех земельных участков. Он сказал жене:
-Все равно, войны не миновать. Ни к чему эта недвижимость. Только акции и только на севере. Поверь моему слову, когда-нибудь нам надоест кормить бездельников на юге. Они только и знают, что пить мятный лимонад и выращивать табак с хлопком. И то не сами, а руками негров. Табак, дело, конечно, хорошее, - Натан затянулся сигарой, - но с углем, железными дорогами и сталью, его не сравнить.
- Надо Хейзам написать, - решила Батшева, - в Бостон. Денег у них много, банкиры. Насчет их девочки, Ребекки. Ей, конечно, шестнадцать всего лишь. Можно подождать. Джошуа ее видел, в Ньюпорте, она тогда еще ребенком была. А сейчас выросла. Еще в колледж соберется, - испуганно подумала женщина, - как Мирьям. Однако ничего страшного, пусть учится. Это всего лишь три года.
Мирьям жила в Пенсильвании, в хорошей еврейской семье. Батшева личн приехала в Филадельфию, и обошла все рекомендованные раввином дома. Хозяйка Мирьям, втайне от девушки, каждую неделю писала в Вашингтон с отчетом о поведении постоялицы. Однако Мирьям только училась, ходила на вызовы, посещала синагогу и благотворительные собрания. Батшева знала, что невеста внука в переписке с Полиной и Бет Фримен, и слышала от Мирьям, что та поддерживает суфражисток, но махнула рукой. В конце концов, как сказал ей муж: «Новый век, дорогая моя, сейчас так все делают. У тебя самой суфражистки в знакомых».
Завтра на рассвете они должны были пойти на реку Миссури. Дэниел договорился, что им откроют ворота форта, и замялся: «Может быть, с вами солдат отправить, бабушка? Вы там одни будете...»
Батшева только вздернула бровь. Внук покраснел: «Глупость сказал».
-Вот именно, - отрезала женщина, и улыбнулась: «Это быстро, милый мой. А что здесь течение сильное, то мы с Мирьям гуляли, присмотрели удобное место».
- И говорить ей ничего не надо. Сама все знает, будущий врач, - усмехнулась Батшева, глядя на черные, стянутые в узел волосы девушки. Мирьям была в платье синего шелка, с кринолином. Они с Батшевой не ходили утром в синагогу, девушке нельзя было видеться с женихом, но, все равно, переоделись в праздничные платья. Наверху, в спальне Мирьям висел свадебный наряд, кремовый, с брюссельским кружевом, и непрозрачной фатой. Букет у нее был из белых роз. Бирнбаум взял за цветы столько, что Натан, недовольно, заметил: «Как будто они у вас из золота сделаны».
