Форма входа
Читем онлайн Брусилов - Юрий Слезкин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
В три часа Игорь, узнав номер телефона, звонил Любе Потаниной.
Сначала к трубке подошел швейцар, потом Игорь слышал, как швейцар крикнул: «Барышню Любу к телефону», слышал, как по ступенькам застучали каблучки, как девичий голос зазвенел: «Кто спрашивает?»
— Говорит Игорь Никанорович Смолич, тот офицер… Это вы, Любовь Прокофьевна?
Что-то зашуршало в мембране и после безмерно долгого молчания донесся едва слышно все тот же знакомый и вместе чужой голос:
— Нет… ее нет дома…
И аппарат выключили.
Игорь остался стоять перед телефоном. Он не повесил трубку на рычаг, а просто выпустил ее из рук. Трубка, повисла на зеленом шнуре и долго качалась вдоль стены из стороны в сторону.
Вечером, получив все нужные справки и документы в управлении Генерального штаба, Игорь был у Мархлевского.
Он сидел в маленькой квартирке капитана среди множества книг, расставленных по полкам вдоль стен, и пил кофе, приготовленный матерью Мархлевского. Кофе был чудесный, но Игорь сознавал только, что он очень горячий и что его нужно пить медленными глотками. Мархлевский радушно улыбался. У него оказались чудесные серые глаза.
— Итак, вы мне все-таки не сказали, зачем вам понадобилось возвращение на фронт? — спрашивал капитан, сочувственно глядя на своего нежданного гостя.
— И вы все это прочли? — не отвечая на вопрос, глядя на ряды книг, спрашивал Игорь.
— Читать нужно мало, но с выбором, — тоже не отвечая прямо, сказал Мархлевский.
Так они беседовали, вполне удовлетворенные обществом друг друга. В комнатах было тепло и уютно, всюду чувствовалась заботливая рука хозяйки.
— Нет, какой же я революционер, — говорил Мархлевский, неопределенно улыбаясь. — Вот был у меня в полку очень интересный человек, настоящий революционер… Его ранили, с тех пор его не видел… Я завидую таким людям…
— Самое трудное на фронте — это бездействие, ожидание, — перебивая собеседника, говорил Игорь.
И внезапно, очень жестко и серьезно, сжав брови:
— Самое главное — враг наверху. Этого нельзя перенести, с этим надо покончить. Прежде всего. Да, прежде всего!
Через час Мархлевский проводил Игоря в переднюю. Когда гость опоясался ремнями, подтянул кобуру, привесил шашку с красной ленточкой, хозяин подал правую руку для пожатия, а левой быстро притянул к себе за шею Игоря. Они братски поцеловались, не сказав друг другу на прощание ни слова.
Мархлевский так и не узнал, зачем посетил его этот замкнутый в себе гвардейский поручик с печальными детскими губами. Вряд ли знал и сам Игорь, что именно толкнуло его к Мархлевскому.
Часть третья
I
Брусилов лежит на походной койке. Сон не смыкает глаз, они пристально устремлены в непроницаемый мрак. Слух напряжен, до него доносится каждый звук — скрипы, осторожные шаги дежурных, падение дождевых капель за стеною… Если бы не ночь, не звание, не почтенные годы, обязывающие его вести себя степенно, он вскочил бы на коня и ускакал бы в поле… Но надо лежать. Пусть думают, что он спит.
При свете можно было бы увидеть под распахнутым воротом полотняной ночной сорочки худобу его тела, острые ключицы, костистые предплечья, впалую, с седыми волосами грудь… Ему шестьдесят два года. Он родился в тяжелую годину обороны Севастополя. И не однажды после над его головою полыхало боевое зарево.
Прожита большая жизнь. Иные в его годы могут подводить итоги и со спокойной совестью уйти на покой. А ему все кажется, что вот только теперь начинается самое главное, ради чего стоило жить.
Большая жизнь… На сторонний взгляд вполне благополучная, гладкая жизнь. Удачная военная карьера, крепкое здоровье, любовь жены, комфорт и уважение и, наконец, — нечего скромничать, — заслуженные боевые успехи.
Что еще нужно для счастья?
Но его не любит царь, подозревает в чем-то царица, его сторонятся соратники — высший генералитет, чины ставки, с ним преувеличенно вежливы сановники и отчужденно любезны большие барыни, как вежливы и любезны только с человеком чужой среды. Почему?
Он сын генерал-лейтенанта, потомственный дворянин, племянник и воспитанник богатого и знатного дяди, кончил Пажеский корпус. Никогда не выходил из привилегированной военной среды, ничем не запятнан по службе и в глазах света. Но этот холодок… Он всюду преследует его. Его можно было бы не замечать, если бы он не имел последствий, пагубных для дела, для общего дела. Или холодок этот веет от него самого и отталкивает людей?
С ним заигрывают после галицийских побед думцы — Родзянко, Гучков[25], шепотком называют его «красным», кто-то имеет на него виды, связывают его имя с каким-то «новым курсом». Но, видит Бог, он ни красный, ни черный, ни белый. Ему претит вся эта игра, затеянная Рузским с печатью, с союзниками, с общественным мнением. Он служил и служит верой и правдой своему царю и родине. Он видит вещи такими, какие они есть. Если царю Бог не дал сильной воли, — воля всей страны должна прийти ему на помощь. Преступно от нее отказываться. С того часа, когда воля монарха ищет свои личные пути, укрепляет свою личную власть, — с того часа властелин вступает в единоборство со своими подданными и неминуемо должен пасть в неравной борьбе. На чьей стороне обязан стоять в такую пору верный слуга родины и царя? За кого обнажить свой меч?..
Эти мысли не высказаны вслух. Так отчетливо они дошли до сознания только сейчас. Их никто не мог подслушать. Он не скрывает своих взглядов. Но днем, произнесенные громко, они зазвучат по-иному, обыденно. Они дробятся по мелочам в критических замечаниях к тому или иному вопросу. Такая критика в ушах и на уме у каждого мало-мальски здравомыслящего человека! От нее даже в бюрократических сферах уже не шарахаются в сторону. Острословы великосветских гостиных нынче критикуют куда злее. Иные генералы кричат о безобразиях куда громче. Но они свои. С ними посмеются, кой-когда оборвут или снисходительно назовут ворчунами, отечески внушат послушание, а то и согласится, бессильно пожав плечами и помянув волю Господню…
Иное дело — он. Он — чужой. Да, чужой. Он это сам теперь знает и утверждает в себе. Со своими подчиненными, с солдатами, с людьми иных профессий он никогда не чувствует себя так человечески разобщенным, как с теми, с кем он на равной ноге по положению и связям.
Но разве ему хотелось бы стать своим? Нет, не хочется.
Может быть, это его нежелание явно бросается в глаза? Какой-то доброжелатель даже намекнул ему об этом: «У вас был такой вид, когда государь пожаловал вас генерал-адъютантом…»
«Ах, да черт с ними! В конце концов, безразлично, кто как относится. Пусть бы относились, как хотят, только бы не мешали. Не совали бы палок в колеса. Ведь эти колеса везут вас же самих! Как вы не понимаете? Достаточно им остановиться и вы полетите вверх тормашками со всеми вашими махинациями. Ничто вас не спасет! Никакие Вильгельмы, когда народ поймет, на какой позор вы его ведете!..»
Брусилов вскакивает с койки. Он не может лежать. Он зажигает лампу. Он пьет холодный крепкий чай жадными глотками.
II
В разрыв между правым флангом Юго-Западного фронта и левым флангом Западного, как и предвидел Алексей Алексеевич, хлынули большие силы австрийцев. Они стремились охватить правый фланг 8-й армии. Собрать на этом участке резервы в достаточном количестве было невозможно. Держаться на Буге рискованно. Иванов отдает приказ отходить в наши пределы. Но так, чтобы правым флангом армии дотянуться до города Луцка! Явная чепуха. Нельзя растягивать и без того жидкий фронт перед лицом многочисленного врага.
— Ну, хорошо, — соглашается Иванов, — в ваше распоряжение для усиления угрожаемого участка будет прислан тридцать девятый армейский корпус. Надеюсь, вас это устраивает?
— Никак нет, ваше высокопревосходительство! Тридцать девятый корпус составлен из дружин ополчения. Никакой боевой силы они не представляют. Солдаты старших сроков службы, офицеры, взятые из отставки!..
Ни о какой перегруппировке не может быть и речи. Приходится отступать. Но и тут штаб фронта задерживает отступление на целых три дня! Войска стоят на Буге под дождем, в грязи, бесцельно. Противник успевает опередить их на фланге. 39-й корпус должен продвигаться к Луцку. Но корпуса нет, он еще не прибыл к месту назначения. Явился только командир корпуса в единственном числе. Генерал Стельницкий — храбрый, решительный генерал. Брусилов просидел с ним до позднего часа, обсуждая план действий. Но все-таки как бы ни был хорош командир, он не может заменить собою Отсутствующий корпус.
— Поезжайте в Луцк, ждите там свои части, — сказал ему на прощание Брусилов. — Если их не опередят австрийцы и они успеют подтянуться к Луцку вовремя, — принимайте бой. Пусть думают, что вы собираетесь защищать город. Нам нужно выиграть время. Имейте в виду, что Луцк укреплен только с юга, откуда никакой опасности не угрожает. С запада он открыт врагу. Задержите врага хотя бы на день-два, пока мы не совершим отход. Даже если ваши части не будут еще в сборе, действуйте силами стоящих там трех батальонов и Оренбургской казачьей дивизии…
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Брусилов - Юрий Слезкин бесплатно.
Похожие на Брусилов - Юрий Слезкин книги
- Деятельность комиссии по организации празднования 100-летнего юбилея Отечественной войны 1812 года при Штабе Московского военного округа - Лада Вадимовна Митрошенкова - Историческая проза
- Баязет. Том 2. Исторические миниатюры - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Солнце над Бабатагом - Александр Листовский - Историческая проза
- Забытые генералы 1812 года. Книга первая. Завоеватель Парижа - Ефим Курганов - Историческая проза
- Белая церковь - Ион Друцэ - Историческая проза
- Призрак Перл-Харбора. Тайная война - Николай Лузан - Историческая проза
- Цирк "Гладиатор" - Порфирьев Борис Александрович - Историческая проза
- Севастопольская страда - Сергей Николаевич Сергеев-Ценский - Историческая проза / Советская классическая проза
- Уроки Тамбы. Из дневника Эраста Фандорина за 1878 год - Борис Акунин - Историческая проза
