эту сделку, клялся, что все будет в ажуре, потому что баба не бросит своего единственного спиногрыза. А значит, торчать тут все три дня вообще не придется.
И вот сейчас подходит к концу третий день, и хрен знает, что им теперь делать. Можно потусовать тут еще сутки. Харчи в запасе имеются, это не проблема. А если за шкетом не притопают и завтра? И послезавтра? Тушняк не бесконечный, а сидеть тут без хавки – вообще не вариант.
Есть маза сходить обратно, отыскать шефа и вкатить ему предъяву за то, что кинул их с баблом. Типа срок прошел и пора отвечать за базар. Но что тогда делать с малым? Обратно тащить его в город резона нет: за прошедшее время мамаша вполне могла поднять кипиш и накатать заяву мусорам. Те, конечно, вряд ли сразу смогут вычислить, кто и зачем, но осторожность не помешает. Береженого, как говорится, бог бережет.
Палец вспомнил узкую клетку прогона. Как он бежит, заложив руки за спину и опустив голову, в длинной цепочке таких же, как он. Вдоль шеренги ментов, в руках которых рвутся с поводков бешеные псы. Лают до хрипоты, скаля зубы и роняя слюну на бетонный пол. Бежать неудобно, тут самое главное – не упасть…
Может, реально зависнуть здесь еще на день? Если расклад поменялся, чувачок с баблом притопает позже. Тогда уже они будут выглядеть как полные чудаки на букву «м», поскольку упустят шанс получить вторую часть денег. Короче, хрен его знает, как лучше замутить. И ведь ничего не выяснить, тут вообще ничего не работает, ни одна мобила. Видимо, поэтому шеф и предложил это место для нычки. Во-первых, тут реально стремно, потому что знающая братва базарит про эту Зону просто конченую дичь. А во-вторых, тут тебя хрен найдут. Даже запеленговать твою сим-карту не смогут… или как там мусора всё это проворачивают?
Можно потусить еще. Место козырное. Какой-то заброшенный военный бункер. Его на картах точно нет. Он эту фишки прочухал уже давно. Если бы ты тут оказался с навигатором и всякими спутниками еще до Зоны, у тебя картинка показывала бы одну пустую «зеленку»: типа поле или лес. И всё. А сейчас, когда тут в натуре всё накрылось, вообще не подкопаешься. Найдешь, только если будешь знать, где рыть.
А насчет всякой хрени, что тут бегает, может, пацаны и гонят, но за все время тут повода поднять шухер не было. Наверное, потому что они заныкались недалеко от границы. Все черти, спаси Господи, по идее должны быть где-то дальше.
– Что кумекаешь?
Палец посмотрел на Мутного:
– Думаю, надо сидеть еще день. А дальше – двигать отсюда.
– А с этим что делать? – Палец кивнул на хмурого мальчишку, сидевшего в углу.
– Придется грохнуть. Тащить его обратно глупо.
– Ты рехнулся нахрен? – зашипел подельник на Мутного. – Я в такое не ввязывался! Один расклад за то, чтобы пасти. А если повяжут нас? По мокрухе идти на нары – такой себе расклад.
– Что предлагаешь?
– Оставить его тут, а самим валить нахрен! Пусть этот гнида удавится своими бабками! Чуйка у меня, что добром это не кончится. Век воли не видать, будет какая-та шляпа. В натуре чувствую! И валить надо прямо сейчас!
Мутный, бросив на связанного, сжавшегося Никиту злой взгляд, прошел к смотровой щели.
– Ну и где этот чертов посыльный? Хули он телится?! Я тебе говорю, валить надо отсюда! Потом свои бабки стрясем с этого урода! Пацана в расход. Мочи его, и валим!
Палец посмотрел на Мутного. Вспомнил первый раз, когда оказался с ним на одной шконке. Хоть погоняло у него реально правильное, но кореш он четкий, своих не бросает. А чуйка у него реально зачетная. Уже не один раз спасала, когда кто-то стоял на шухере или щемил хаты. Ему не верить, – полным лохом нужно быть.
Палец перевел взгляд на пацаненка. Жаль, конечно. Но если менты докопаются, то таскать баланду ему еще лет пятнадцать. Это как пить дать. А Мутный в натуре прав. Надо по-быстрому делать ноги.
Он поднял ружье и прицелился в скрючившегося мальчишку, старающегося вжаться в бетон стены. Пацан даже не пискнул. Сил, что ли, совсем уже не осталось? А в первый день пытался орать, кусаться и драться. Пришлось скрутить и соорудить кляп. Мутный тут дал маху: накрутил так, что пацан чуть не задохнулся, а от веревки руки и ноги реально посинели и, наверное, к херам отвалились бы. Пришлось ослабить. Мелкий гаденыш тут же решил начать свой балаган заново, так что совсем развязывать его не стали. Под конец вторых суток ему отщедрили банку тушнины. Звездюк сперва выкаблучивался и жрать не хотел, но запах мяса быстро вправил ему мозги. Банку выдали при условии, что он раскроет хавальник, только чтоб закинуть в свою топку тушняк. А чтобы не было лишних вопросов, Мутный поиграл перед пацаненком своей выкидухой, сказав, что если тот еще раз завизжит, то подельник забьет его, как поросенка. Одним ударом в шею.
Надо сказать, парнишка всё понял правильно. Только после того, как захавал почти полбанки, злобно сказал:
– Моя мама меня найдет.
И только потом он, Палец, допер, что мелкий сказал именно про мать. Не про отца.
– Стой! – нечеловеческий визг Мутного дернул нервы Пальца. Тот замер, бросив на напарника злой взгляд. Хотел уже обложить его, но заметил приставленный к губам палец, а на лице… страх?
Мутный был тертым перцем и сам мог зашугать любого, а тут?
Палец, не выпуская из рук оружие, быстро подошел к смотровой щели бронированной двери. Отодвинул белого как смерть Мутного и прильнул к прорези.
В вечерних сумерках заброшенного полигона царило все то же заколебавшее за эти три дня лесное однообразие. Среди которого мимо входа, справа налево, проплыла призрачная тень.
Палец отшатнулся, торопливо крестясь.
– Господи, спаси и сохрани! Что это за укня?!
– Да хрен ее знает! – трясущийся от страха Мутный прилип к щели. – Сука! – перед глазами похитителя вновь проплыла призрачная фигура отвратительной старухи. Ее развевающимся длинным нечесаным волосам вторили обрывки рубища. – В натуре стремная тварь! Я же базарил! Как чуял, что какая-то падла тут вылупится!
– Что делать будем?
– В душе не гребу, – Мутный зло оскалился. – Она вокруг бункера мотается. Может, в натуре что-то чувствует. Типа людей или еще чего. Кумекаю, что надо залечь тут и кипиш не поднимать. Может, эта тварь на движение бросается или на шум.
– С пацаном чего решаем?
– Пока не трогай. Кто ее знает, может,
