Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь, все-таки противная это у вас манера: любой тип подойдет к тебе и сразу: — «ты».
— Глупости ты говоришь, — возражала Елена, — вовсе не любой тип, а товарищ, такой же, как я, член партии.
— Ну, все равно... по-моему, это что-то... сектантское. Не хватает, чтобы вы еще целовались при встречах и называли друг друга «брат», — раздраженно говорил Яхонтов.
— Ну, и дурак! — разозлилась Елена. — Знаешь, меня просто удивляет, как ты — человек, который, кажется, помешан на всем русском — русский народ, русская армия, русский язык — говоришь такие вещи! Неужели ты не знаешь, что это ваше «Вы» с большой буквы — это совсем не русское, а также украденное у иностранцев, как корсеты и кринолины?! Они там и отца и бога называют на вы, а наших крестьян возьми, т. е. тот именно самый народ, который вы так любите, разве у них так? Нет, они, когда в старое время к «царю-батюшке» обращались, то говорили «ты» и никакого другого обращения не знали, да и русский язык его не знал, пока вы все не испортили... Да, ты возьми, пожалуйста, настоящею мужика, разве он тебе скажет «вы»? Да никогда! А вот тот, который пообтерся немного в городе, деклассировался, гот это знает. Но как ему, несчастному, туго приходится. Ты его спросишь» например: — «Вам сколько лег?», а он тебе: — «Да нам уж шестой десяток».
Яхонтов рассмеялся.
— Да, это ты верно подметила... Допустим, что ты права, но, чем же мне все-таки символизировать, оттенить, так сказать, что я с тобой в особых отношениях, ну, хотя бы то, что я твой муж, если это интимное обращение так истаскано.
— А зачем тебе символизировать? — спросила Елена. — Ведь, кажется, если кто-нибудь называет меня на ты, то этим не покушается на твои супружеские права.
— Ну, как ты грубо говоришь, — огорчился Яхонтов.
В общем такие столкновения и споры были очень редки. То, что Елене казалось мелочью, пустяками, и в чем она охотно уступала ему, то, «наоборот», для Яхонтова было очень важно, и ему казалось, что Елена начинала перерождаться под его влиянием. Привязанность его к Елене становилась спокойной и глубокой, как к жене. Склонный в глубине души к романтике, вспоминая обстоятельства их знакомства, он считал, что сама судьба послала ему Елену. Он уж нисколько не сомневался теперь в том, что она никогда не была любовницей Силантия.
Если бы Яхонтов мог исследовать свои подсознательные глубины, он бы с большим удивлением увидел, что там живет глубокая неприязнь к Силантию. Однако, из поверхностных, чисто нравственных побуждений он вполне искренне мучил себя и Елену о своем бывшем денщике и о том, как скверно он, Яхонтов, поступил, когда оттолкнул калеку — своего верного и преданного слугу.
Кончались разговоры о Силантии тем, что Яхонтов заявлял о необходимости разыскать Силантия. А Елену это сильно раздражало.
Был конец апреля. Пешеходы тонули в грязи. На одном только проспекте успело подсохнуть. Поэтому вечерами гуляло много народу. На мосту через Омку тоже было много, настолько мною, что для тою, чтобы постоять в свою очередь, облокотившись на перила, поплевать в мутную, быстро текущую воду и посмотреть, как чинятся баржи, готовясь к навигации — надо было дожидаться пока это все надоест кому-нибудь из стоявших возле перил, и он освободит место.
Яхонтову дважды в день приходилось переходить мост: на службу и возвращаясь домой. И каждый раз он ожидал, что увидит здесь Силантия. Привыкший к логическим операциям, Яхонтов пришел к такому выводу, что раз этот мост соединяет две половины города и по нему происходит все движение, то рано или поздно любой человек, если только он в городе, должен пройти через мост. Надо было только увеличить вероятность встречи. Сделав такое заключение, Яхонтов начал выходить на службу на полчаса раньше и возвращаться на час, а иногда и на два позднее. Это время он проводил или на мосту, или на крайней лавочке бульвара возле самого моста. Елене он сказал, что на службе стало больше работы.
Однажды, часов в 7 вечера, Яхонтов, пройдя мост в сторону проспекта, свернул налево и пошел по деревянному тротуару, мимо дома, где когда-то помещалась фотография. Он подходил уже к саду, как вдруг услышал за собой характерное постукивание деревяшки и костылей. Сердце его заколотилось. Он сошел с тротуара к забору и стал ждать, вглядываясь.
Калека, в серой шинели и кожаной фуражке, приближался к нему. Вот он совсем близко: видна ею наклоненная вперед голова и вздернутые костылем плечи, лица не видно. Проходя мимо Яхонтова, он взглянул на него, это был не Силантий. И вдруг Яхонтов почувствовал, что глубокая радость и чувство освобождения охватили его. Не понимая этою и пристыженный этим, он пошел дальше.
После этой встречи он перестал разыскивать Силантия и рано стал приходить домой. Жене он сказал, что спешные работы кончились.
Однажды после службы, несколько запоздав, Елена вошла в комнату и бросила на стол целую груду маленьких кульков. По комнате распространился хороший запах мороза и оберточной бумаги.
— Уф! — сказала она, поправляя выбившиеся из-под вязаной шапочки волосы, — устала. Это, знаешь, нам паек додали. Сахару дали! — сказала она, радуясь, как ребенок.
Он встал с кровати, подошел и поцеловал ее.
Они уж давно не ели ничего сладкого.
После обеда она сказала:
— Знаешь, что я придумала? — сегодня я решила быть женой совершенно в твоем вкусе и заняться стряпней.
— Не худо бы...
— Так слушай, — продолжала она. — Я решила сейчас сделать... тянучки!..
— С удовольствием тебе помогу.
— Ну, тогда начинаем, — сказала Елена, засучив рукава и надев фартук. — Достань-ка из шкафа молоко.
— Слушаю-с, — Яхонтов принес молоко.
— Сними со стола скатерть.
— Слушаю-с.
— Ну, вот. Теперь принеси столовую ложку, разожги примус.
— Да, я вижу, что ты, действительно, решила стать домашней хозяйкой, — смеялся Яхонтов, выполняя поручение.
Это был самый веселый вечер в их жизни. Они все время хохотали. Елена надела на своего мужа платок и фартук.
Тянучки вышли превосходные, только слишком тугие, так что с трудом их приходилось откусывать.
На примусе скипятили чай и долю пили, объедаясь тянучками.
— Кончено! Не могу больше! — вскричала Елена, отбрасывая надкушенную тянучку.
Она встала, подошла к мужу сзади и обняла ею за шею. Он взял ее руку и поцеловал.
Становилось темно.
— Зажечь огонь? — спросил Яхонтов, запрокидывая голову и глядя в лицо жены.
— М-м... Не знаю! — лукавым голосом сказала Елена, заглядывая ему и глаза. Волосы ее касались ею щеки, заставляя вздрагивать.
Он развел ее руки, быстро встал и, подойдя к двери, запер дверь на задвижку. Потом он опустил занавески на окнах.
Огня они решили не зажигать...
Елена проснулась от стыда и страха. Ей приснилось, что она совсем голая и много людей смотрят на нее. В просонках ей показалось, что чье-то горячее дыхание касается ее обнаженных ног. Она проснулась окончательно.
Она спала без рубашки. Одеяло лежало на полу. Ей показалось, что в комнате кто-то есть. Половицы тихо поскрипывали.
Она схватила мужа за плечо и вдруг ощутила ту особенную противную и вялую теплоту, которая так ужасает каждого, кто прикасается к телу только что умершего человека.
Елена вскочила, перебежала комнату, открыла выключатель и снова подбежала к постели.
Яхонтов был мертв. Он лежал с запрокинутой головой. Руки его застыли у горла. Кончик языка высовывался, и глаза были полуоткрыты. На белизне подушек его лицо казалось фиолетовым.
Елена, вся дрожа, кое как оделась, бросилась к двери и толкнулась в нее всем своим телом. Дверь не подавалась. Тогда, потеряв самообладание, она закричала.
Скоро в коридоре послышался стук открываемых дверей, топот и голоса.
Кто-то рванул из коридора дверь.
— Откройте! Откройте! — стала кричать Елена.
— Закрыто изнутри, — ответил ей кто-то.
Она посмотрела и увидела, что дверь, действительно, была закрыта изнутри. Она отодвинула задвижку и выбежала, заставив расступиться стоявших возле двери.
Кто-то схватил ее за плечи, она слышала вопросы, обращенные к ней, и повторяла только одно слово:
— Убили!.. Убили!..
Женщины окружили ее и куда-то повели успокаивая.
Несколько человек вошло в комнату Яхонтова. Через несколько минут пришел комендант общежития. Тогда все, кто остался у двери, вошли вслед за ним.
Комендант подошел к трупу и потрогал.
— Да, — сказал он, отходя к столу. Постояв немного в раздумьи, он быстро вышел и спустился в нижний этаж.
Скоро зазвенел телефон.
Минут через десять комендант вернулся. Он придвинул стул к столу, сел и, взглянув на часы, стал ждать.
Прошло больше часа. Народу в комнате оставалось немного. Один по одному все расходились, и почти каждый, выйдя из комнаты, передергивался, не то от холода (большинство прибежало полуодетыми), не то от пережитого волнения.
- Мобилизационная стратегия хозяйственного освоения Сибири. Программы и практики советского периода (1920-1980-е гг.) - Коллектив авторов - Прочая научная литература
- Предпринимательские организации в России. Историография, источники, история - Евгения Воронцова - Прочая научная литература
- Безумные идеи - Ирина Радунская - Прочая научная литература
- Алтайские герои. Февраль - Дмитрий Афанасьевич Кобзев - История / Прочая научная литература
- FRICONOMICS ФРИКОНОМИКА МНЕНИЕ ЭКОНОМИСТА-ДИССИДЕНТА О НЕОЖИДАННЫХ СВЯЗЯХ МЕЖДУ СОБЫТИЯМИ И ЯВЛЕНИЯМИ - Стивен Левитт - Прочая научная литература
- FRICONOMICS ФРИКОНОМИКА МНЕНИЕ ЭКОНОМИСТА-ДИССИДЕНТА О НЕОЖИДАННЫХ СВЯЗЯХ МЕЖДУ СОБЫТИЯМИ И ЯВЛЕНИЯМИ - Стивен Левитт - Прочая научная литература
- Сирийские перекрестки цивилизации - Андрей Скляров - Прочая научная литература
- Находки в Сибири - Виталий Ларичев - Прочая научная литература
- Похолодание, а не потепление - Василий Поздышев - Прочая научная литература
- После. Что околосмертный опыт может рассказать нам о жизни, смерти и том, что будет после - Брюс Грейсон - Биографии и Мемуары / Зарубежная образовательная литература / Прочая научная литература