Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Силантию весело было ехать. Он радовался солнцу и половодью, посматривал по сторонам и совсем позабыл, зачем и куда он едет. Временами телега въезжала в длинную, глубокую лыву[3]. Вода заливалась в самые ступицы и, приятно журча, сбегала обратно. Силантий подбирал тогда на телегу свою здоровую ногу, не заботясь о деревяшке.
Подъезжая к плотине, Силантий издали еще заметил на ней несколько человек. Они стояли недалеко от воды. Двое среди них были в форме милиционеров.
Веселое настроение у Силантия сразу прошло. Он вспомнил вдруг, зачем он сюда приехал. Его подмывало спрыгнуть, побежать скорее, чтобы посмотреть утопленника, но вместо того, чтобы подогнать лошадь, он натянул вожжи и поехал шагом.
Вот, наконец, он стал различать мертвое тело, лежавшее на подстилке из свежей соломы, ярко блестевшей на солнце.
В это время один из милиционеров поднялся по откосу плотины на дорогу и пошел навстречу Силантию. Когда он был близко, Силантий остановил лошадь.
Милиционер подошел к телеге.
— Кто такой будешь? — спросил он и, прищурившись, посмотрел на деревяшку Силантия.
— А я не здешний... — проговорил Силантий, испуганно улыбаясь. — Я из колонии, — он показал рукой.
— Ага! — сказал милиционер. — А фамилия как?
— Силантий Пшеницин... а по отцу...
Милиционер не дослушал его.
— Фадеев! — крикнул он, поворачиваясь в сторону реки и махая кому-то.
Через минуту на плотину вышел второй милиционер и подошел к телеге.
— А ну? — сказал он, глядя на товарища.
— Что ну?!. — сказал первый. — Тот самый, — он шепнул что-то на ухо Фадееву.
— Ага, — сказал тот.
— Так, вот, ты оставайся, а я с ним поеду.
— Ну, так что, — согласился Фадеев. — Езжайте.
Первый милиционер, ни слова больше не говоря, сел на телегу.
— Заворачивай!--скомандовал он Силантию.
— Куды тебе заворачивать? — огрызнулся было оторопевший Силантий.
— А еще будешь растабаривать! — злобно искривив губы, крикнул милиционер и сам дернул за левую вожжу.
— Но-но! — закричал тогда на лошадь Силантий и стал заворачивать.
Он молча доехал до свертка в детскую колонию, но, когда стал свертывать, милиционер опять закричал на него:
— Куда воротишь?!. Направо вороти!..
Силантий от перепугу даже лошадь остановил.
— Как так направо?!. Она вон где, колония-то! — с отчаянием и испугом вскричал он, указывая пальцем.
— А нам в город надо, а не в колонию! — упрямо сказал милиционер.
— Господи милостивой! — взмолился Силантий. — да, ведь, коня-то, поди, хватятся? Ведь казенная лошадь-то!..
— Мы и сами казенные, никуда твой конь не девается, — возразил милиционер. — Вороти в город!
Силантий еще что-то пробовал говорить, но тот закричал на него:
— Раз ты арестованный, какое ты имеешь право разговаривать?!.. Сказано — в город, значит, не ломай дурака, а слушай!
Но Силантий уже и без того, как только услыхал слово арестованный, так сейчас же свернул направо и принялся даже нахлестывать лошаденку.
Долго они ехали молча. Наконец, Силантий осмелился спросить, за что его арестовали.
— Вот в угрозыск представлю, там тебе все объяснят, — ответил милиционер и отделывался этими словами каждый раз, когда Силантий приставал к нему с вопросами.
— Зря ты, братец, дурачком прикидываешься! — добавил только однажды его суровый конвоир...
Часам к трем дня Силантия доставили в угрозыск.
Занятия кончались. Допрос Силантия отложили на завтра, а пока что его посадили в камеру.
В камере, кроме Силантия, было еще трое. Эти трое время от времени начинали разговаривать между собой, но так, что Силантий понимал с пятого на десятое.
— Не по-людски разговаривают: должно быть не русские, —решил он.
С ним они почти не говорили. Один только раз курчавый, похожий на цыгана, парень обратился к Силантию с непонятным вопросом:
— По-свойски ботаешь?[4] — спросил он его небрежно, словно не к нему обращаясь.
— Чего это? — спросил Силантий, лежавший уже на нарах.
— Феню[5], говорю, знаешь? — переспросил озлобленно парень.
— Федоська, говоришь? — стал припоминать Силантий. — А чьих она будет?
Арестанты расхохотались.
— Бетушный![6] — презрительно и удовлетворенно выругавшись, сказал похожий на цыгана.
После этого они «по-людски» стали расспрашивать Силантия, кто он такой, откуда и за что попал сюда.
Силантий рассказал им.
Выслушав его простой рассказ, арестанты перестали им заниматься и использовали остаток дня на ловлю вшей. И опять Силантия удивило то, что вошь они называли «крестьянином». И, когда кто-нибудь раздавливал с особенным треском насекомое, то остальные хохотали во все горло и называли убившего вошь «мокрушником»[7].
Скоро кто-то из коридора зажег над дверью лампу, защищенную со стороны камеры проволочной сеткой и стеклом.
Силантий незаметно для себя уснул. Проснулся он от того, что продрог весь. Камера была сырая и холодная. Было очень душно и накурено. Который-то из арестантов сидел на парах на своей подстилке рядом с Силантием и, надрываясь и задыхаясь, кашлял. Си-лантий приподнялся, скрутил цыгарку и закурил. .
— А ну, ты, чувырло братское, дай понырдать[8], — сказал арестант и протянул к Силантию руку.
Силантий не понимая посмотрел на него.
— А ну, жлоб... — нестерпимо выругался арестант и выхватил у Силантия цыгарку.
Силантий схватился за костыль.
— Я, брат, тебя как тресну по башке, так ты своих не спознаешь! Отдай цыгарку! — крикнул он.
Арестант курил посмеиваясь.
От шума проснулись его товарищи. Две лохматых головы приподнялись над нарами.
— Чего тут? — спросил один.
— Да, вот тут кобель бузу вздумал тереть[9], — ответил обидчик.
— Взять его в стас[10], — сплюнув посоветовал один.
— Банки ему поставить[11], — сказал другой.
Силантию стало не по себе.
— Порешат еще, ну их к чемеру! — подумал он и пожалел, что связался.
Он поворчал еще немного для виду и полез в карман за кисетом. Но в это время арестант, отнявший у него цыгарку, протянул ее ему:
— На, братуха, — миролюбиво сказал он, хлопнув Силантия по плечу. — Черт с тобой, калеку грех обижать.
Силантий растрогался.
— Ну вот, — сказал он, — давно бы так! А я тебе — с милой душой. Али ты думаешь — махорки мне жаль?!.. Да на! — он бросил кисет на колени соседу. Тот стал закуривать.
Покуривши они стали снова укладываться.
— Борода, — сказал Силантию арестант, только что его обидевший. — Тебе, брат, худо так-то лежать — без покрышки, на хоть эту рванину. — С этими словами он бросил Силантию какое-то стеженое тряпье.
— Вот спасибо, вот спасибо! — забормотал растроганный Силантий.
— Ведь вот, — думал он с раскаянием и умилением, укладываясь спать, — где только хорошего человека не встретишь, господи милостивой!
Он полежал еще немного, покурил и, бросив окурок, который уже обжигал ему пальцы, перекрестился и повернулся на правый бок.
Арестанты уже давно храпели...
Страшный сон приснился Силантию. Снилось ему будто он мальчишкой идет с товарищами купаться, пришли к речке. Нагретый солнцем песок обжигает пятки. Вот Силантий разделся вперед всех, разбежался и бросился вниз головой в воду. Шел, шел под водой, наконец, голова почувствовала дно, но дно это мягкое, сейчас же расступилось, и Силантий увяз по самые плечи... И стал он задыхаться... нечем дохнуть... кричать хочет, — только грязь в рот набивается... И стал он тогда махать над водой ногами: может быть товарищи увидят — спасут его. Машет ногами и слышит: хохочут товарищи во всю глотку. А тут нестерпимые муки: грудь всю разрывает и кожа на животе от крика разрываться стала. И почувствовал Силантий, что сейчас — смерть, почувствовал и проснулся.
Сначала не соображал ничего, а только дышал. А потом уж проступила нестерпимая боль в животе, рванулся Силантий, приподнялся, крикнул, но в это время опять его повалили, набросили на голову какую-то тяжелую тряпку и вдавили в рот.
Но Силантий уж видел и понял, что с ним делали: один из арестантов закрывал ему голову и затыкал рот, другой прижал ему коленками раскинутые руки, а третий сидел на нем верхом, захватывал на животе кожу, сильно оттягивал ее, перекручивал, а потом со всего размаху ударял по оттянутой коже ребром ладони. Это Силантию за строптивый его характер ставили банки.
От невыносимой боли, которая еще становилась невыносимее от того, что нельзя было крикнуть, Силантий потерял сознание.
Когда он очнулся, утро уже забрезжилось. Силантий попробовал приподняться, но не мог из-за боли и застонал.
- Мобилизационная стратегия хозяйственного освоения Сибири. Программы и практики советского периода (1920-1980-е гг.) - Коллектив авторов - Прочая научная литература
- Предпринимательские организации в России. Историография, источники, история - Евгения Воронцова - Прочая научная литература
- Безумные идеи - Ирина Радунская - Прочая научная литература
- Алтайские герои. Февраль - Дмитрий Афанасьевич Кобзев - История / Прочая научная литература
- FRICONOMICS ФРИКОНОМИКА МНЕНИЕ ЭКОНОМИСТА-ДИССИДЕНТА О НЕОЖИДАННЫХ СВЯЗЯХ МЕЖДУ СОБЫТИЯМИ И ЯВЛЕНИЯМИ - Стивен Левитт - Прочая научная литература
- FRICONOMICS ФРИКОНОМИКА МНЕНИЕ ЭКОНОМИСТА-ДИССИДЕНТА О НЕОЖИДАННЫХ СВЯЗЯХ МЕЖДУ СОБЫТИЯМИ И ЯВЛЕНИЯМИ - Стивен Левитт - Прочая научная литература
- Сирийские перекрестки цивилизации - Андрей Скляров - Прочая научная литература
- Находки в Сибири - Виталий Ларичев - Прочая научная литература
- Похолодание, а не потепление - Василий Поздышев - Прочая научная литература
- После. Что околосмертный опыт может рассказать нам о жизни, смерти и том, что будет после - Брюс Грейсон - Биографии и Мемуары / Зарубежная образовательная литература / Прочая научная литература