Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее лицо сделалось серьезным, сосредоточенным. Глаза смотрели на меня не моргая.
– Договорились, – ответила я, ощутив, как электрический разряд скользнул вдоль моего позвоночника.
– Мадонна – это не какое-то там волшебное существо вроде феи-крестной. Она – не статуя в «зале». Она – то, что внутри тебя. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Мадонна внутри меня, – послушно повторила я, совсем в этом не уверенная.
– Ты должна найти мать внутри себя. Все мы это делаем. Даже если у нас уже есть мать, нам все равно нужно найти внутри эту часть самих себя.
Глава первая
Царица пчел, со своей стороны, является объединяющей силой сообщества; если удалить ее из улья, рабочие пчелы очень быстро ощутят ее пропажу. Через пару часов или даже раньше они демонстрируют признаки, безошибочно указывающие на отсутствие матки.
«Человек и насекомые»
По вечерам я лежала в постели и смотрела представление: пчелы протискивались в щели в стене моей спальни и кружили по комнате, издавая характерный звук работающего пропеллера, звонкое ж-ж-ж-ж-ж, в такт которому гудела моя кожа. Я видела, как сияли в темноте их крылышки, точно хромированные, и чувствовала, как в моей груди нарастала тоска. Эти пчелы даже не искали цветы – они просто летали, чтобы почувствовать ветерок, и от этого зрелища сердце мое рвалось на части.
Днем я слышала, как они рыли ходы в стенах моей спальни – звук был, как у радиоприемника в соседней комнате, настроенного на статический шум, – и представляла, как стены превращаются в соты, текущие медом: подставляй язык да пробуй.
Эти пчелы появились летом 1964 года – тем летом, когда мне исполнилось четырнадцать и жизнь моя понеслась по совершенно новой орбите. Вот-вот, иначе и не скажешь – по совершенно новой орбите. Теперь, оглядываясь на то время, мне хочется сказать, что эти пчелы были посланы мне. Мне хочется сказать, что они явились мне, как архангел Гавриил явился Деве Марии, приведя события в движение. Знаю, знаю, это самонадеянно – сравнивать мою маленькую жизнь с жизнью Богородицы, но у меня есть причина полагать, что она не стала бы возражать; потом расскажу какая. А пока достаточно будет сказать, что вопреки всему, что произошло тем летом, я продолжаю питать к пчелам сердечную нежность.
1 июля 1964 года. Лежу в постели, дожидаясь появления пчел, и думаю о том, что сказала Розалин, когда я описала ей их ежевечерние визиты.
– Пчелы роятся перед смертью, – вот что сказала она.
Розалин работала у нас с тех пор, как умерла моя мать. Мой папочка – я называла его Ти-Рэй[1], слово «папочка» с ним никак не вязалось – сманил ее из персиковых садов, где она трудилась сборщицей урожая. У нее было большое круглое лицо, тело, расходившееся вниз от шеи этаким шатром, и кожа такая черная, что казалось, из нее сочилась сама ночь. Она жила одна в маленьком домике, укрытом в лесу неподалеку от нас, и каждый день приходила готовить, убирать и заменять мне мать. У Розалин никогда не было своих детей, так что в последние десять лет я была ее любимой подопытной морской свинкой.
Пчелы роятся перед смертью. У Розалин было полно таких завиральных идей, и обычно я не обращала на них внимания. Но сейчас я лежала и обдумывала ее слова, гадая, не по мою ли грядущую смерть прилетали пчелы. Честно говоря, эта мысль не сильно меня взволновала. Все эти пчелы до одной могли бы опуститься на меня, точно стайка ангелов, и зажалить до смерти, и это было бы не самым худшим из того, что могло случиться. Люди, которые думают, что хуже смерти ничего на свете нет, мало что понимают в жизни.
Моя мать умерла, когда мне было четыре года. Это был реальный жизненный факт, но если я заговаривала о нем, моих собеседников внезапно начинали страшно интересовать заусенцы и кожица на ногтях, а то и вовсе небесные дали, и они временно переставали меня слышать. Однако порой какая-нибудь добрая душа советовала: «Просто выброси это из головы, Лили. Это был несчастный случай. Ты ничего такого не хотела».
Тем вечером я лежала в постели и думала о том, как умру и буду с матерью в раю. Я встретила бы ее словами: «Мамочка, прости! Пожалуйста, прости!» – а она целовала бы меня до тех пор, пока у меня не потрескается кожа, и говорила бы, что я не виновата. Она говорила бы мне это все первые десять тысяч лет.
А следующие десять тысяч лет она причесывала бы мои волосы. Она возводила бы из них прекрасную башню, и весь народ на небесах бросал бы свои арфы, чтобы ею полюбоваться. Девочек, у которых нет матери, можно отличить по прическам. Мои волосы постоянно торчали сразу в одиннадцать разных сторон, а Ти-Рэй, естественно, отказывался покупать мне бигуди, так что весь год приходилось накручивать пряди на банки из-под виноградного сока, из-за чего у меня едва не началась хроническая бессонница. Сколько себя помню, мне всегда приходилось выбирать между приличной прической и крепким ночным сном.
По моим прикидкам, примерно четыре-пять столетий пришлось бы потратить на рассказ о том, какое это невероятное мучение – жить с Ти-Рэем. Злобным нравом он отличался круглый год, но становился особенно раздражительным летом, когда от рассвета до заката трудился в персиковых садах. Бо́льшую часть времени я старалась не путаться у него под ногами. Единственным живым существом, видящим от него ласку, была Снаут, охотничья собака. Он пускал ее спать в свою постель и чесал ей пузо всякий раз, как она переворачивалась на спину, заросшую проволочно-жесткой шерстью. Как-то раз Снаут на моих глазах опи́сала сапог Ти-Рэя, а он и глазом не моргнул.
Я не раз просила Бога сделать что-нибудь с Ти-Рэем. Он сорок лет ходил в церковь, да только добрее не становился. Казалось бы, Бог мог уже сделать из этого какие-то выводы.
Я пинком откинула одеяло. В комнате было абсолютно тихо; нигде ни одной пчелы. Я каждую минуту поглядывала на будильник, стоявший на тумбочке, и гадала, почему они задерживаются.
Наконец ближе к полуночи, когда мои веки уже почти смыкались, не выдержав напряжения, в углу зародился рокочущий шум, низкий и вибрирующий, почти такой
- Гарвардская площадь - Андре Асиман - Русская классическая проза
- Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки - Наталья Федоровна Рубанова - Русская классическая проза
- Мамбо втроём - Ариадна Сладкова - Русская классическая проза
- Последний вечер в Монреале - Эмили Сент-Джон Мандел - Русская классическая проза / Триллер
- И в горе, и в радости - Мег Мэйсон - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Высокие обороты - Антонина Ромак - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Теория хаоса - Ник Стоун - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Почти прекрасны - Джейми Макгвайр - Прочие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Канцтовары Цубаки - Ито Огава - Русская классическая проза
- Стрим - Иван Валерьевич Шипнигов - Русская классическая проза / Юмористическая проза