Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Положено: Означенное распределение занятий между гг. директорами, заведующими тюремным замком, и изложенный в сем журнале порядок исполнения сих обязанностей утвердить с тем, чтобы комиссия руководствовалась прежними распоряжениями комитета по хозяйственной части и озаботилась составлением проекта инструкции для эконома замка. Что же касается предположения комиссии о заведении в тюремном замке работ, то ожидать по сему предмету представления комиссии, а предположение ее о заимствовании сведений при постройке новой тюрьмы от иностранных корреспондентов принять к сведению. Причем комитет положил о настоящем распределении обязанностей гг. директоров, заведующих тюремным замком, и об учреждении в замке особой книги для замечаний посещающих тюремный замок заявить всем гг. директорам выписками из сей статьи журнала.
Выписки эти напечатаны и сообщены всем директорам, которых, кажется, что-то около 40 человек; но деятельное участие в судьбе арестантов принимают только 14 человек. Вот список гг. вице-президентов и директоров комитета общества попечительного о тюрьмах, принявших на себя ходатайство об ускорении производства арестантских дел, с показанием, кто из них какое место принял. По правительствующему сенату – вице-президент, сенатор А. А. Волоцкой, у Поцелуева моста, дом барона Фитингова; по губернским присутственным местам и у должностных лиц – вице-президент князь Г. А. Щербатов, в Моховой ул., собственный дом; по 2-му департаменту управы благочиния – директор В. Н. Спасский, у Семеновского моста, на углу Казачьего пер., Д. Вьюшина; по городовому магистрату – Н. И. Гвоздаво-Голенко, у Владимирской, д. барона Фридерихса; по 1-й адмиралтейской части – князь В. П. Мещерский, по Большой Морской, д. Карамзина; по 2-й адмирал. части – И. И. Шамшин, на Васильевском остр., по 1-й лин., д. Сазонова; по 3-й адмирал. части – П. С. Лебедев, в Моховой ул., д. Имзена; по 4-й адмирал. части – И. А. Хрыпов, по Екатерингофскому пр., собствен. д.; по Московской части – А. Д. Крылов, между Кокушкиным и Вознесенским мостами, д. графа Стенбок-Фермер Эссена; по Нарвской части – Г. С. Попов, у Владимирской, д. Маслова; по Рождественской и Каретной частям – А. О. Табаровский, на углу Пантелеймоновской ул., д. Глазунова; по Литейной части – П. С. Юнеев, по Большой Садовой, собст. д.; по Васильевской части – Д. М. Сольский, на Васильевском остр., по 2-й линии собств. д.; по Выборгской и Петербургской частям – А. А. Лазарев, в Надеждинской ул., д. Гусева».
Я нарочно выписал имена этих директоров с подробным обозначением их адресов, чтобы сторонние люди, желающие принять какое-либо участие в арестантах или желающие доставить заключенным пособия или работы, могли, не затрудняясь, обратиться к прямым и бескорыстным слугам заключенных.
Этим я оканчиваю мои заметки о с. – петербургской тюрьме и, повторяя еще раз мою благодарность директору Л-ву, позволяю себе за явить почтенным попечителям одну мысль.
Известно, что в американских штатах всякий вправе посещать тюрьмы, платя за билет для входа в них 25 центов, и это служит большим пособием для содержания арестантов и самого устройства тюрем. Сверх того годичные рапорты дают подробные отчеты о тюрьмах; отчеты эти публикуются во всеобщее сведение и продаются отдельно всем желающим. Критические разборы отчетов и беглые заметки, не вроде моих самых, впрочем, поверхностных заметок, являются в журналах и служат одной из главных пружин для постепенного улучшения и приведения мест заключения в положение, удовлетворяющее современным требованиям.
Я не полагаю, чтобы открытие тюрем у нас для частных посетителей с платой, например, по 50 копеек за вход было безвыгодно в экономическом отношении; в административных целях это не может встретить никакого препятствия, а для арестантов такие посещения были бы очень полезны, ибо сторонний глаз, наблюдая тюрьму, мог бы заметить многое, чего не замечают люди, присмотревшиеся к тюрьме и уверенные, что в ней все так и должно быть, как было до сих пор. Между гг. директорами, вероятно, не встретится врагов гласности, которая способна улучшить даже и тюрьму, а гласность станет приносить свою пользу тюрьмам, когда их отопрут каждому, желающему посетить заключенных и платить 50 копеек за входной билет. Не все же встречаются с таким обязательным лицом, как г. Л., да и не всех желающих видеть тюрьму он может ввести в нее; а многие, вероятно, сумели бы сказать о ней гораздо более дельного, чем я, расстающийся, впрочем, с моими читателями в полной надежде вскоре показать им, какова тюрьма в рабочий день.
1862
Антон Чехов
(1860–1904)
Накануне поста
– Павел Васильич! – будит Пелагея Ивановна своего мужа. – А Павел Васильич! Ты бы пошел позанимался со Степой, а то он сидит над книгой и плачет. Опять чего-то не понимает!
Павел Васильич поднимается, крестит зевающий рот и говорит мягко:
– Сейчас, душенька!
Кошка, спящая рядом с ним, тоже поднимается, вытягивает хвост, перегибает спину и жмурится. Тишина… Слышно, как за обоями бегают мыши. Надев сапоги и халат, Павел Васильич, помятый и хмурый спросонок, идет из спальни в столовую; при его появлении другая кошка, которая обнюхивала на окне рыбное заливное, прыгает с окна на пол и прячется за шкаф.
– Просили тебя нюхать! – сердится он, накрывая рыбу газетной бумагой. – Свинья ты после этого, а не кошка…
Из столовой дверь ведет в детскую. Тут за столом, покрытым пятнами и глубокими царапинами, сидит Степа, гимназист второго класса, с капризным выражением лица и с заплаканными глазами. Приподняв колени почти до подбородка и охватив их руками, он качается, как китайский болванчик, и сердито глядит в задачник.
– Учишься? – спрашивает Павел Васильич, подсаживаясь к столу и зевая. – Так, братец ты мой… Погуляли, поспали, блинов покушали, а завтра сухоядение, покаяние и на работу пожалуйте. Всякий период времени имеет свой предел. Что это у тебя глаза заплаканные? Зубренция одолела? Знать, после блинов противно науками питаться? То-то вот оно и есть.
– Да ты что там над ребенком смеешься? – кричит из другой комнаты Пелагея Ивановна. – Чем смеяться, показал бы лучше! Ведь он завтра опять единицу получит, горе мое!
– Ты чего не понимаешь? – спрашивает Павел Васильич у Степы.
– Да вот… деление дробей! – сердито отвечает тот. – Деление дроби на дробь…
– Гм… чудак! Что же тут? Тут и понимать нечего. Отзубри правило, вот и все… Чтобы разделить дробь на дробь, то для этой цели нужно числителя первой дроби помножить на знаменателя второй, и это будет числителем частного… Ну-с, засим знаменатель первой дроби…
– Я это и без вас знаю! – перебивает его Степа, сбивая щелчком со стола ореховую скорлупу. – Вы покажите мне доказательство!
– Доказательство? Хорошо, давай карандаш. Слушай. Положим, нам нужно семь восьмых разделить на две пятых. Так-с. Механика тут в том, братец ты мой, что требуется эти дроби разделить друг на дружку… Самовар поставили?
– Не знаю.
– Пора уж чай пить… Восьмой час. Ну-с, теперь слушай. Будем так рассуждать. Положим, нам нужно разделить семь восьмых не на две пятых, а на два, то есть только на числителя. Делим. Что же получается?
– Семь шестнадцатых.
– Так. Молодец. Ну-с, штукенция в том, братец ты мой, что мы… что, стало быть, если мы делили на два, то… Постой, я сам запутался. Помню, у нас в гимназии учителем арифметики был Сигизмунд Урбаныч, из поляков. Та к тот, бывало, каждый урок путался. Начнет теорему доказывать, спутается и побагровеет весь и по классу забегает, точно его шилом кто-нибудь в спину, потом раз пять высморкается и начнет плакать. Но мы, знаешь, великодушны были, делали вид, что не замечаем. «Что с вами, спрашиваем, Сигизмунд Урбаныч? У вас зубы болят?» И скажи пожалуйста, весь класс из разбойников состоял, из сорвиголов, но, понимаешь ты, великодушны были! Таких маленьких, как ты, в мое время не было, а все верзилы, этакие балбесы, один другого выше. К примеру сказать, у нас в третьем классе был Мамахин: Господи, что за дубина! Понимаешь ты, дылда в сажень ростом, идет – пол дрожит, хватит кулачищем по спине – дух вон! Не то что мы, даже учителя его боялись. Та к вот этот самый Мамахин, бывало…
За дверью слышатся шаги Пелагеи Ивановны. Павел Васильич мигает на дверь и шепчет:
– Мать идет. Давай заниматься. Ну, так вот, братец ты мой, – возвышает он голос, – эту дробь надо помножить на эту. Ну-с, а для этого нужно числителя первой дроби пом…
– Идите чай пить! – кричит Пелагея Ивановна.
Павел Васильич и его сын бросают арифметику и идут пить чай. А в столовой уже сидит Пелагея Ивановна и с ней тетенька, которая всегда молчит, и другая тетенька, глухонемая, и бабушка Марковна – повитуха, принимавшая Степу. Самовар шипит и пускает пар, от которого на потолке ложатся большие волнистые тени. Из передней, задрав вверх хвосты, входят кошки, заспанные, меланхолические…
- Тревога - Александр Туркин - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Береги честь смолоду. Лучшие произведения русских писателей о дружбе, верности и чести - Николай Лесков - Русская классическая проза
- Немец в валенках - Константин Воробьев - Русская классическая проза
- Мамочка, помоги - Алёна Русакова - Русская классическая проза / Юмористическая проза
- Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. Окончание малороссийской легенды «Сорок лет» - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Большая руда - Георгий Владимов - Русская классическая проза
- Сорок третий - Иван Яковлевич Науменко - Русская классическая проза
- Неоконченная повесть - Алексей Николаевич Апухтин - Разное / Русская классическая проза
- Кукушонок - Камилла Лэкберг - Детектив / Русская классическая проза