Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Камера начала отдаляться от пингвина, чтобы показать нам необъятность окружающих его белых льдов и голубые горы на горизонте, как бы подтверждая предсказание о его судьбе. «Даже если бы мы поймали его и вернули обратно в колонию, он бы немедленно отправился обратно к горам. Но почему?» – задал вопрос Херцог.
Когда сцена закончилась, я плакала, мое тело сотрясалось от неистовых рыданий. Тэ посмотрел на меня с тревогой.
– Ты в порядке? – спросил он.
За все время наших отношений он видел меня плачущей, наверное, всего пару раз – если мы сильно ссорились или что-то в этом роде. Сигареты заставили его голос звучать высоко и отдаленно, как будто он доносился с потолка. Он уставился на меня широко раскрытыми остекленевшими глазами, а я в тот момент чувствовала себя настолько одинокой, что почти не могла дышать. Я ощутила, как мое тело сжимается в запятую, свернулась калачиком под его одеялами и плакала, плакала. Наблюдая за тем, как крошечное тельце пингвина исчезает в горах Антарктиды, я почувствовала, что и сама тоже растворяюсь и исчезаю.
Тэ обнимал меня, гладил по волосам, пока я не успокоилась и не заснула, а утром, когда он спросил меня, не хочу ли я поговорить об этом, я промолчала – просто притянула его ближе, пока не почувствовала, как он напрягся. Мы трахались так, как я всегда хотела и как он почти никогда себе не позволял: он дергал меня за волосы и засовывал пальцы мне в рот, я сосала их, и вкус его соленого и железистого пота был утешением, зельем против страха снова остаться одной.
Сообщение от Уммы жжет меня через задний карман джинсов весь день, всю мою смену, пока я кормлю остальных животных. Я рассказываю об этом Долорес, наблюдая за тем, как она поглощает свой завтрак. Покончив с едой, она поднимает взгляд и смотрит на меня так, словно ей уже надоели мои проблемы.
Сегодня она кажется несколько вялой, ее большие глаза превратились в узкие желтые щелочки, и я читаю в этом взгляде осуждение. Я наблюдаю за ее красно-фиолетовым мерцанием, пока она плавает по аквариуму, и у меня комок подступает к горлу, когда я думаю, что скоро вообще потеряю возможность с ней видеться. Я даю ей дополнительную порцию кальмаров, потому что не знаю, что еще могу сделать для нее. «Может, она будет счастливее в своем новом доме», – думаю я про себя.
«Важно не привязываться, – говорил мне Апа всякий раз, когда рассказывал о своей работе. – Животные живут не так долго, как мы, и мы едва ли сможем многому у них научиться, если будем все время сравнивать их с собой». Но он постоянно нарушал свое собственное правило, часто показывая мне новые трюки, которым он научил Долорес, и особенные головоломки, которые он приготовил специально для нее. «Ее интеллект находится на уровне десятилетнего ребенка, – пояснил он мне, когда мне исполнилось немногим больше. – На самом деле, она, вероятно, умнее тебя». Это случилось сразу после того, как мне пришлось принести ему на подпись результаты одного из тестов по математике, позорные красные цифры, семьдесят баллов из ста, обведенные поверх моей работы, словно они были рекламным щитом, объявляющим миру, насколько я тупая. Апа часто говорил подобные вещи, совершенно не задумываясь над тем, как они могут прозвучать для других людей.
«Вот что происходит, когда слишком много торчишь в окружении животных, – не упускала случая прокомментировать это Умма. – Человеку вредно проводить столько времени вдали от людей». Но Умма по-своему была такой же. На самом деле у нее не было друзей вне церкви, большую часть времени она проводила в нашем саду, читала или перебирала ноты для занятий хором. Пока я росла, я всегда думала, что ей просто не нравится заниматься ничем другим, и только гораздо позже мне пришло в голову, что она, возможно, чувствовала себя одинокой вдали от того места, где выросла, с мужчиной, который, казалось, был одержим только морем, его красотами и секретами.
Ребенок ограничен тем, что ему требуется очень много времени на осознание того, насколько странной является его собственная семья, и на оценку ее недостатков, плюсов и причуд. Когда я была маленькой, то думала, что родители каждого человека подолгу не разговаривают друг с другом и что любое общение за ужином сводится в основном к молчанию, прерываемому случайными просьбами передать соль или салфетку. Что у всех родителей случаются ссоры, которые могут быстро перерасти в череду взрывов, превращающих дом в минное поле.
Карл входит, когда я возвращаюсь на кухню и убираю оставшиеся от утренних приготовлений тарелки. Каждый раз, когда он видит, что я прибираюсь, он реагирует так, словно я делаю ему огромное одолжение: говорит мне, что я «прямо рок-звезда» или «настоящий командный игрок», вместо того чтобы просто поблагодарить меня или попросить кого-нибудь другого – например, Франсин – сделать это за него. Я знаю, что мое молчаливое согласие – часть проблемы, и что я могла бы просто перестать этим заниматься. Но теперь все ждут, что именно я буду мыть посуду, и мне попросту легче оставаться в накатанной колее.
Он пытается поделиться со мной впечатлениями о своей спутнице, подробно рассказывая о ресторане, в который он ее водил, о том, чем она зарабатывает на жизнь, даже о том, что они заказали на ужин. Интересно, действительно ли Карлу так одиноко или он ведет себя подобным образом со всеми знакомыми ему людьми? Или и то, и другое вместе? Он думает, что мы с ним друзья, что, как мне кажется, одновременно и мило, и немного грустно – все зависит от угла зрения.
– Есть какие-нибудь планы на выходные? – спрашивает он у меня, прежде чем начать рассказывать о своих собственных.
Я подумываю о том, чтобы сказать ему правду, заключащуюся в следующем: я, вероятно, буду пить в одиночестве, пока не потеряю сознание перед телевизором, проснусь в шесть утра, чтобы проблеваться, а затем снова лягу спать и просплю часов до двух. Я подумываю накричать на него, сказать, что мне плевать на его дурацкое свидание и его планы на выходные. Интересно, как отреагировал бы Карл, если бы я однажды заговорила с ним обо всем том дерьме, что мне известно. Например, о потере Долорес или о том, что Франсин платят больше, чем мне, хотя она работает здесь меньше времени и допускает ошибки с дозировками витаминов для животных. Мне хочется так поступить, только чтобы увидеть шокированное выражение, которое наверняка появится на его глупом лице.
«Но на самом деле Карл ни
- Как поймали Семагу - Максим Горький - Русская классическая проза
- В свободном падении - Джей Джей Бола - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Не стреляйте в белых лебедей (сборник) - Борис Васильев - Русская классическая проза
- Перед раскрытыми делами - Лев Разгон - Русская классическая проза
- Сигареты - Хэрри Мэтью - Русская классическая проза
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Одна душа на двоих. Часть 2 - Светлана Богославская - Русская классическая проза / Справочники
- Дарий Великий заслуживает большего - Адиб Хоррам - Русская классическая проза
- И в горе, и в радости - Мег Мэйсон - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза