и первой зашагала к порталу. Ткань уже поднималась, но за ней не было ничего, кроме белого света. Вторая богиня одарила собравшихся последней улыбкой и, подобрав подол платья, устремилась вслед за своей тёмной половиной.
— Подождите! — окликнула их Малиста. — Но... Что же дальше?
Богини остановились. Их вид продолжал меняться. Сейчас они были настолько похожи, что я не взялся бы отличить, где которая. Женщины обвели взглядом воинов, бывших уже не зверьми, но мальчишками с самодельными пиками. Посмотрели на жрецов, топтавшихся рядом, — группа изменников уже смешалась с теми, что стояли около трона, и теперь первых выдавали лишь синяки на запястьях. Задержались глазами на Сигауле, тяжело опирающемся на здоровую ногу и хмуро глядящем на собравшихся. Взглянули на Димеону-Мелиссу, янтарными прикосновениями сводившую синяки с лица Малисты. Посмотрели прямо в камеру, и в этот момент я вдруг понял, что вместо двух женщин вижу только одну.
— Ничего, — сказала богиня.
— Смотря для кого, — одновременно с ней сказала Димеона-Мелисса.
Повисло молчание. Потом Фериссия тряхнула волосами, в которые уже вплетались зелёные листья.
— Продолжай, — сказала она.
— Смотря для кого, — повторила жрица. — Для многих случившееся станет сном, что забудется ещё до рассвета и не изменит решительно ничего. Некоторые, напротив, уже всё поняли — такие, если ещё не знают ответов, обязательно их найдут. Кто-то продолжит сражаться, кто-то уйдёт в города, кто-то отправится дальше в лес, а кто-то останется жить в добром соседстве с окрестными деревнями. Будут и такие, что придут в посёлки из городов и станут учиться у нас. Что станет конкретно с тобой, зависит исключительно от тебя.
Малиста смотрела на неё.
— А ты?..
— Я тоже уйду, — кивнула Димеона-Мелисса. — У меня так и не получилось стать для вас истиной во плоти... Оно и к лучшему. Я не хочу больше решать всё за всех — тот, кому я действительно нужна, и без того меня встретит и получит совет и поддержку, а остальные... В конце концов, вы ведь видели не меньше, чем я. Что мне делать с теми, кто продолжает чего-то бояться? Я могу указать вам путь, могу помочь сделать пару шагов, но идти за вас я не согласна.
Сигаул, кашлянув, выступил вперёд, опираясь на копьё — старый решительный воин.
— Мои люди готовы сражаться, — сказал он.
Богиня кивнула.
— Вы тоже выбрали. Не здесь, — она коснулась ладонью лба, — но здесь, — она прижала руку к груди. — Когда портал за Мною закроется, барьер исчезнет, и продолжится то, чему должно свершиться. Не бойтесь: те, кто выбрал иное, уже будут в другом месте.
— Сивелькирия отстроится заново, — эхом откликнулась Димеона-Мелисса. — Эльфы вернутся в свою чёрную крепость и будут дальше смотреть с обрыва на лес со смесью высокомерия, ненависти и страха. Но это дерево, — она указала на Шую. — Оно по-прежнему будет расти здесь, затерянное среди их кварталов, и любой из вас, попав однажды в эти негостеприимные земли, улыбнётся, увидев, что, кроме противных природе созданий, его встречает здесь одна из сестёр.
— Госпожа... — военачальник опустился на колени. — Там... Магия... Они разорвут нас... Вы не можете сейчас нас покинуть... Мы...
Фериссия покачала головой.
— Ты выбрал, — сказала она и продолжила свой путь к порталу.
Старый вождь беспомощно смотрел ей вслед. Богиня дошла до Врат и, не оборачиваясь, скрылась в них — граница миров за её спиной колыхнулась, словно тёплое молоко.
— Что ж... — военачальник медленно поднялся на ноги. — Значит, быть посему. До конца. Воины, ста-а-ановись! — заревел он. — Слушай мою команду! Именем Фериссии, жрецов-изменников взять и...
Он не договорил: тяжёлая тканина упала, рамка распалась на перекладины и ссыпались в грязь, и мир вокруг начал таять. Исчезали один за другим люди-друиды. Исчезли, как не было, голые жерди — единственные свидетельства несостоявшейся казни. Исчез, рассыпавшись простым сплетением веток, трон богини-воительницы. Исчезло, уйдя в болото, старое тело моей любимой нимфы. Растворился, рассыпавшись сонмами светляков, барьер, обнажив неприступное небо с курсирующими по нему боевыми драконами — мгновением позже среди болота разорвался первый огненный шар. Сигаул беспомощно огляделся и, испустив громкий клич, первым ринулся в атаку во главе сильно поредевшего войска. Какое-то время на прежнем месте стояла одна лишь Димеона-Мелисса, с улыбкой глядящая в камеру — мне казалось, будто она видит меня. Потом исчезла и она.
Когитограмма разглаживалась, лучше тысячи слов свидетельствуя, что всё свершившееся было правдой и Сказка опять, вопреки нашим глупости и мелковерию, исцелила себя. Уходили резкие полосы, исчезали неприятные глазу маркеры границ красной зоны. Маги один за другим начинали хлопать в ладоши.
***
Не знаю, почему именно в этот момент я повернул голову вправо, туда, где стояла монументальная кадка с одной из трёх пальм Малого зала. Никто не брал на себя труд объяснить, почему в здании, построенном в Китежграде, должны стоять пальмы, все просто принимали их как данность. Пальма была заслуженной, покрытой толстой бронёй черенков от обрезанных листьев. Люди вдыхали выделяемый ею кислород, стряхивали в кадку пепел, исподтишка прикапывали окурки, да иногда подозрительно вглядывались в сплетение листьев — не выросли ли вдруг финики[1]. Большей частью на пальму просто не обращали внимания.
Но сейчас с ней происходило нечто странное: ствол на глазах утолщался, деревянная кадка пускала побеги и разрасталась, стараясь не растерять землю, ходившую волнами и пересыпавшуюся через край. Люди поворачивали головы, вскрикивали, вскакивали со стульев. Сделать что-либо никто, впрочем, не успел. Только что это была обычная пальма — и вдруг целый угол комнаты оказался скрыт за разросшимися
