ветвями. Волшебники расступались, кто-то уже хватался за палочки...
Ветви раздвинулись, и из-под них шагнула девушка с глазами цвета блекнущей позолоты. Её походка была лёгкой и грациозной, босые ступни оставляли на паркете грязные лужи. Платье покачивалось в такт шагам, русые волосы растрепались, по изящным рукам стекали капли янтарной магии.
— Здравствуй, Максим, — сказала она, приближаясь. — Извини, я долго. Заждался?
— Димеона... Ты... — забормотал я, не зная, что говорить.
Друидка прижала руку к области сердца.
— Я выбрала, — сказала она. — О, Василиса!..
Она шагнула к волшебнице, вытянув вперёд руку — резко, словно намереваясь схватить её за грудки. По крайней мере, мне так показалось.
Василисе, похоже, пришло в голову то же: опрокинув стул и едва не зацепив каблуком мирно спавшего Клязьмина, чародейка в безумном прыжке взвилась в воздух и зависла на высоте трёх метров от пола, тяжело хлопая крыльями и глядя на светлую жрицу с выражением ужаса на лице. Димеона расхохоталась — смех её был весёлым. В зале звучали сдержанные смешки, кто-то уже звонил Ерёмину. Аполлон Артамонович сидел во главе стола и массировал тяжёлые веки.
Закончив смеяться, друидка снова протянула руку к волшебнице.
— Давай колечко! — сказала она.
Василиса не нашлась, что ответить, — склонив голову на бок, она хватала ртом воздух.
— Нет? — спросила лесная жительница. — Что ж, в таком случае, я готова идти сама.
***
— Значит, ты твёрдо решила вернуться? — спросил я.
Димеона-Мелисса смотрела на меня прямо. Этот взгляд не был тяжёлым, просто я чувствовал, что сейчас она видит меня насквозь, и от этого делалось немножечко неуютно.
— Максим, — говорила жрица. — Я очень ценю твоё отношение, и я очень надеюсь, что, как и я, ты не собираешься отрекаться от ранее сказанных слов, но мне не слишком-то улыбается перспектива всю жизнь оставаться всего лишь чьей-то фантазией... Даже если этот «кто-то» — в каком-то смысле я сама. Понимаешь?
Я кивнул.
— Вот так, — сказала друидка. — Когда мы познакомились, я спала. Теперь я проснулась и хочу вылезти из кроватки. Я сама выбираю, кем быть. Надеюсь, это не станет проблемой?
— Нет, что ты... — пробормотал я.
Нимфа посмотрела на меня ещё раз — и улыбнулась.
— Дурилка, — сказала она. — Неужели ты думаешь, что, смени я хоть сотню обличий, моё отношение к тебе изменится?
— Я боюсь этого, — признался я.
По-прежнему улыбаясь, жрица взяла мою руку и сжала её между своими ладонями.
— Максим, — переходя на мурлычущий шёпот, сказала она. — Обещаю тебе: что бы со мною ни стало, в кого бы я ни превратилась, для меня ты навеки останешься моим дорогим человечком...
Она приблизила своё лицо к моему, так что теперь я мог слышать её дыхание.
— Обожаю тебя, — выдохнула она.
— Люблю тебя, — сказал я, сжимая её пальцы своими.
— Я тоже тебя люблю, — прошептала она.
Мы поцеловались.
— А это, — она кивнула в сторону белого саркофага, установленного в центре лаборатории, — мой маленький женский каприз. Надеюсь, ты простишь меня?
— Уже простил... — прошептал я, не в силах оторвать глаз от водопада светлых волос, струящегося по её плечам. — Но я всё равно за тебя очень волнуюсь.
Рука лесной леди сжалась вокруг моей ещё крепче.
— Не волнуйся, я быстро, — сказала она. — Зато потом, когда я вернусь, мы, наконец, сможем уже в миру...
Пальцы её медленно поползли по моему запястью вверх, к локтю. Вселенная расплылась и пропала.
Положение спасла Василиса, платье которой издало предательский шорох. Вампирша стояла в дальнем углу комнаты, глядя подчёркнуто в сторону. Димеона-Мелисса вздохнула и отступила на шаг — пальцы её ещё раз стиснули мою руку.
— Увидимся, — сказала она, наконец, отпуская меня. Я почувствовал, что начинаю дышать.
Аполлон Артамонович глядел в нашу сторону и улыбался, как кот, сцепив пальцы на рукояти трости. Ерёмин смотрел на меня, как на проштрафившегося студента. Пек пялился в мониторы — вид у него был сосредоточенный. Лицо Осадько не выдавало эмоций.
— Можем мы начинать? — спросила магистр.
— Люблю тебя, — одними губами сказала мне нимфа. — Да, — обернувшись, произнесла она громко.
Пальцы Пека, порхавшие по клавишам, заполняя комнату уютным размеренным стуком, с ощутимым усилием впечатали последний аккорд и замерли. Щёлкнули предохранительные задвижки, слаженно взвизгнули сервоприводы, и крышка большого, убранного пластиком ящика начала медленно подниматься.
— Давление — восемь, температура — семьдесят девять, — хриплым, чуть деревянным голосом сказал Пек, и я понял, что он тоже волнуется. — С охлаждением всё в порядке, излучатели в норме.
— Отлично, — Ерёмин дождался, пока он встанет из-за компьютера, и сам сел к пульту управления. — Можете занимать своё место.
Димеона подмигнула мне и, качнувшись, поплыла к массивному постаменту. На мгновение замерев на подножке, она внимательно оглядела предназначенное ей ложе, после чего легко скользнула внутрь и там завозилась, устраиваясь. Поясок платья какое-то время свисал через бортик, словно последняя ниточка, соединяющая
