Едва заметив — даже не заметив, а только лишь угадав намерение тени выплеснуться наружу, он моментально покрылся влагой, — будто испарина на гигантском лбу выступила, и заблестел, резко увеличивая свое альбедо[63]. А в тот момент, когда леди Кай с грохотом приложилась об пол, он, будто устав отражать чужой свет, вспыхнул сам, да так, что стоявший рядом комод вмиг обуглился, а в комнате на краткий миг не осталось ни одной тени. Все они сгорели в белом пламени вспыхнувшего над самым полом солнышка.
С хрустальным звоном разлетелось в мелкие осколки полотнище зеркала, а черную мразь, опутавшую неподвижно лежащую на полу леди Кай, сдуло солнечным ветром будто пыль. Сдуло и сожгло дотла, не оставив даже пепла, и развеяв в воздухе без следа. Лишь долгий протяжный крик еще долго гулял от стены к стене, но Осси его не слышала. Как не слышала она и тяжелого вздоха хилависты, только что спасшего ей жизнь…
Очнулась она оттого, что кто-то вылизывал ее лицо огромным шершавым языком, как делают это пастушьи собаки в горах, спасая занесенных лавиной людей. Прикосновения эти были приятными, нежными и в то же время омерзительными. Причем, чем дальше, тем больше брезгливости они рождали и, наверное, именно это нарастающее в ней чувство гадливости и привело ее в себя окончательно.
Застонав, Осси приподнялась и села, облокотившись на почерневший от недавней вспышки комод, и, поднатужившись, отпихнула двумя руками хилависту, все еще продолжавшего вылизывать ей лицо.
– Все-все. Хватит…
Хилависта с сомнением глянул на нее, но возражать не стал, чуть откатившись назад.
– Ну как ты?
– Ничего… — Осси поморщилась и потерла висок. — Голова раскалывается… Жутко просто…
– Пройдет, — буркнул Ташур. — Всегда проходит, и сейчас пройдет.
Что-то не весел ее герой был. Да не то, что — не весел, а просто — хмур, как туча.
– Спасибо тебе… Если б не ты — не знаю, чтоб со мной было…
– Если б не я — тебя бы уже не было, — проскрипел хилависта. — А если б не дурь твоя, то ничего бы этого вообще не было.
– В смысле? — Снова поморщилась Осси. Каждое слово, каждый звук рождали новую боль, отзываясь глухим ударом молота в голове.
– В смысле, что незачем было тогда в предел отражений солнечный свет тащить и им там махать во все стороны! И в смысле, что говорил тебе к зеркалам не лезть больше! — Заорал хилависта, и каждое его слово било как бог-колокол, чьи удары слышны за десяток горизонтов от Фероллы.
От крика его у Осси снова все поплыло перед глазами, и она покрепче ухватилась за толстую ножку шкафа, чтобы снова не грохнуться на пол. А хилависта не унимался:
– Говорил, или нет?
– Говорил, — прошептала Осси. — Не кричи так… Голова…
– Голова? — Взвился Ташур. — Ах, извините! Голова… Как же это я забыл?.. Голова… А ничего, что из-за тебя мне пришлось сомбору[64] укротить? У тебя, вот, голова болит, а ее больше нет!
– Сомбору? — выдохнула Осси. — Какую сомбору?
– Какую… — передразнил хилависта. — Сехену. Только тебя ж это не волнует, никчемка! А Сехена она… Она была такой красивой, — вздохнул он. — И доброй… Стихи любила…
– Красивой? — Осси тряхнула головой, позабыв, что делать ей этого сейчас никак нельзя. — Доброй? Ты что — ее знал? Эту… Эту… тень?
– Кому тень, а кому… — хилависта сокрушенно вздохнул. — Знал. И еще как знал… Мы с ней… Впрочем, теперь это уже не важно, а тебе — так и, вовсе, не интересно… В общем, знал!
– А как?.. — Осси поняла, что ничего, — вообще ничего, — не понимает. — Как ты мог ее знать, когда ты тут никогда не был?
– Где не был? — Теперь настала очередь удивляться Ташуру.
– Ну, тут. На Ступени на этой.
– А причем тут Ступень? Она же из зеркала…
– Ну, да, — согласилась Осси. — Из зеркала. А зеркало где стоит? Тут.
– Какая разница, где оно стоит, — снова заорал хилависта. — Не смыслишь ничего в этом, так и молчи! Я тебе почему тогда говорил, чтобы ты зеркал избегала?
– Не знаю, — пожала плечами леди Кай. — Я не поняла.
– Не поняла она! Да ты и не пыталась понять! Я же тебе сказал, что тебя запомнили!
– Сказал.
– Вот, видишь! А раз запомнили, значит — достанут! А уж из какого, там, зеркала, и где это будет — какая к бесам разница!
– То есть, ты хочешь сказать, — Осси даже приподнялась, — что эта тварь оттуда? Где мы, — ну, в смысле, — ты был?
– Оттуда! И отсюда! Отовсюду! Это все — одно и тоже. Только выходы разные, — прошипел Ташур. — И не тварь она! Она не виновата, что жрать ей хотелось…
– Одно и тоже? — Вот это было откровение. — То есть, ты хочешь сказать, что там — за зеркалом тот самый зал?
– Зал… не зал… Там — все, что хочешь. Все, что ты только сможешь себя внятно представить. Там — предел отражений, и попасть можно — куда тебе угодно. Понимаешь теперь?
– Начинаю понимать… — Осси покачала головой. — Обалдеть легче!
– Тебе это не грозит! Ты давно уже обалдела!
– А чего ж мы сюда тогда перлись? — Замечание хилависты интесса оставила без комментариев, до того она была этой новостью потрясена. — Могли же сразу… Прямо из зала.
– Не могли, — отрезал Ташур. — Я не мог потому, что места этого никогда раньше в глаза не видел, а что не видел — того, может, и вовсе нет. А раз этого нет, то и попасть туда нельзя. Это, что меня касается… А ты… Ты вообще ничего не можешь!
– А она как же? Сомбора, в смысле… Она это место, что же, выходит, знала?
– Ничего она не знала! Ей и не надо ничего знать было! Она тебя знала! И к тебе шла! И пришла вот… — хилависта замолчал.
– Так это что ж, — сообразила вдруг Осси. — Мне теперь и к зеркалу не подойти? Это так что ли выходит? А как же мне теперь?
– Как… как… Никак! — Отрезал хилависта. — Потерпишь. Если жизнь дорога, конечно.
– Потерпишь, — задумчиво повторила Осси. — Здорово! И сколько мне терпеть?
– Немного. Годка три-четыре… Память у них короткая. Отвлекутся на что-нибудь и забудут про тебя.
– Ты уверен?
Хилависта усмехнулся:
– Уж поверь мне. Я их как облупленных знаю.
– А не могут они потом снова…
– Вспомнить? Нет, — успокоил ее Ташур. — Забыли — значит забыли. Говорю ж тебе — память короткая.
– Ничего себе… — протянула Осси все еще никак не свыкшаяся с мыслью, что с той стороны зеркала находится необъятный мир, живущий по каким-то очень своим законам и населенный к тому же обитателями, которые не только рыбу жрать горазды, а еще и стихи, оказывается, любят. — Кто б мог подумать…
Любой, — отрезал Ташур. — Любой мог бы, если б только захотел, а не как ты, вот, — глаза вылупила и к зеркалу… — Хилависта выкатил свои глазищи на пол своего необъятного лица и дико ими завращал. Именно так он, по всему судя, представлял себе поведение леди Кай у зеркала. — Ладно, хватит уже тут. Пошли, пока еще чего откуда-нибудь не повылезало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
