обхватив его руками за талию, а ногами сжав бедра.
Ощущение было таким, словно это не поездка из пункта А в пункт Б следом за неторопливо «тошнившим» эвакуаторщиком, а что-то вроде прелюдии к сексу — аж жарко было и в штанах тесно.
Глава 21
Левша, как и сказал, возился у себя в боксе на подземной парковке. Он уже много лет снимал его под собственный небольшой сервис. А еще Миха знал, что на этом самом подземном паркинге у Левши есть и еще один бокс, в котором он организовал платное хранение: ставил на зиму мотоциклы своих клиентов, которым больше девать их было некуда, или принимал технику в таких вот случаях, как у Ильзы — когда агрегат был не на ходу, а денег или запчастей для немедленного ремонта не находилось.
Левша поднялся, вытирая руки замасленной тряпкой, поздоровался с Михой, с видимым удовольствием осмотрел Ильзу.
— Это Левша, — представил его Миха.
— Так и есть, — подтвердил тот и задрал рукав футболки, показывая татуху.
Ильза глянула на веселую блоху в модных подковах, набитую кем-то, явно не обделенным талантом, заулыбалась и тоже представилась.
А вот Левша, осмотрев «Гуська», посерьезнел. Ходил вокруг, почесывая блестевший под светом потолочных ламп лысый череп, сопел, ворчал неурочно разбуженным медведем, а потом поинтересовался у Ильзы:
— Сама-то как?
— Плечо болит, а так в норме.
— Чего про плечо-то не сказала? — раздражаясь, спросил Миха. — Надо осмотреть.
— Осмотришь, — пообещала Ильза, и прозвучало это как-то так, что Миху бросило в жар, а у вроде как занятого совершенно другим Левши начали медленно наливаться краской уши.
Миха отдал ему все случайно привалившие сегодня бабки (легко пришло — легко ушло!), обсудил перспективы ремонта (очень быстро, блин, обсудил!), а потом ухватил Ильзу за руку и повел за собой.
Сначала к своему «боевому коню», потом в лифт своей многоэтажки, а после — в свою же холостяцкую квартиру, которая мигом стала привычно неухоженной, как только завершившая свой визит к отцу Васька собрала манатки и отбыла домой к маме.
Как же Миха об этом моменте мечтал! Ну, в смысле, не об отъезде дочери, а о том, как останется здесь, у себя дома, наедине с Ильзой. Как сладко и горячо представлял, что она окажется на его, Михиной, территории, тепленькая, вне привычного окружения… И Миха ее прихватит, прижмет, заставит объясниться… А после утащит к себе в спальню, как медведь в берлогу, и будет там… сосать… Как лапу…
Блин! И что за херня в голову лезет?
Подкатил смех. Нервный, потому что мечты — мечтами, а в реале слишком хорошо помнилось, что утром, уезжая из дома, кровать он и не подумал застилать, и теперь она стояла раззявленная, со смятой одинокой подушкой, перекрученным одеялом и сбившейся простыней.
Памятуя об этом, Миха собрался первым делом отправить Ильзу на кухню, чтобы самому заняться торопливой уборкой и хоть постель перестелить, но все его планы пошли по всем известному кудрявому месту, едва за его спиной захлопнулась входная дверь. Просто потому, что Ильза, торопливо избавившись от куртки и мотоботинок, а после еще и успев помочь с этим делом что-то заковырявшемуся Михе, прижалась, запуская руки под футболку, лизнула в шею, укусила за ухо и тут же жарко выдохнула в него:
— Хочу тебя!
В итоге до так и оставшейся неубранной спальни они не дотянули, приземлившись на диван в гостиной. Собственно, пока в доме гостила Васька, именно на нем Миха и спал, уступив свою комнату дочери, а теперь вот Ильза…
Господи боже, какой же она была: страстной, искренней, настырной и очень, просто-таки очень красивой!
Когда, толкнув Миху на диван, а после оседлав ему бедра, Ильза потянула с себя плотную темную футболку, в организме сбилось все: дыхание, сердцебиение, мысли. Бюстгальтера на ней не было! Да и зачем он при таком вот совершенстве?
Миха, будто загипнотизированный, протянул руки и обхватил ладонями идеальные полушария — упругие и бархатистые, — обвел большими пальцами сразу возбужденно поднявшиеся соски и даже заскулил восторженно.
Долгих прелюдий не получилось: Ильзе, кажется, не терпелось даже больше, чем самому Михе. Она наклонилась, прижалась, ухватила Миху за волосы, запрокидывая ему голову назад, впилась вампирским поцелуем в открывшуюся шею, а потом вдруг сползла вниз, на пол.
Вжикнула молния, возникли смутные мысли о душе, но исчезли так же быстро (о да!), как штаны вместе с трусами с задницы.
— Я потный…
— Я тоже.
— Ты-то пахнешь сладко, а я…
— А ты, Миш, пахнешь мужчиной, которого я очень сильно хочу. Так что давай уже заканчивай стесняться. Где у тебя презервативы?
Вынужденная пауза пошла на пользу. Пока Миха, голый и возбужденный до крайности, наверняка смешно размахивая каменно стоящим членом, бегал на кухню, где один из шкафов был отдан под аптечку, а после все-таки в ванную, чтобы помыть себя хотя бы в стратегических местах, ощущение, что он кончит примерно через миллисекунду, немного отступило…
И, блин, тут же вернулось, когда Ильза обхватила, притянула, встречая поцелуй так, будто он был последним в ее жизни… В итоге все вышло так быстро (сука!), но так ярко, что Миха после не сразу обрел себя в пространстве и во времени. Лежал, вздыхал с пристоном, тискал в ладонях стройное, даже худощавое, но при этом все равно мягкое и податливое тело под собой и ни о чем, вот вообще ни о чем не думал.
Благодать-то какая, Господи!
Он бы, наверно, так и остался лежать, глупо улыбаясь и чувствуя, как успокаивают свой ритм сердца — его собственное в груди, и Ильзы под Михиной ладонью, — но захотелось пить.
— Вода — это прекрасно, — задумчиво откликнулась Ильза, и в итоге еще через полчаса они оба сидели в наполненной ванне, рядом с которой на табуретке стояла торопливо откупоренная бутылка белого вина, хранившаяся у Михи в холодильнике на всякий такой вот случай.
Правда ему и представиться не могло, что будет он настолько «таким», а женщина в объятиях — особенной, желанной, любимой… Кажется, действительно любимой!
Сказать? Вот прямо сейчас решиться и сказать?.. Но в этот самый момент Ильза извернулась и вновь полезла целоваться, а Миха — серьезный мужик почти сорока лет, отец взрослой дочери (заразы такой!), цельный Михаил Иванович, господин свет Быстров, самец и вообще молодец, — вдруг забздел, как подросток. И в итоге промолчал, свернув на ту дорожку, на которой чувствовал себя куда более уверенно: стал интересоваться состоянием отбитого плеча, на которое Ильза жаловалась у Левши в
