Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я буду опозорен здесь и в Безансоне, – отвечал аббат Малон, – если он появится среди моего духовенства. Ведь это янсенист, великий Боже!
– Что бы вы там ни говорили, дорогой аббат, – возразил господин де Реналь, – я не могу подвергнуть администрацию Верьера оскорблениям господина де ла Моля. Вы его не знаете – при дворе он себе на уме; но здесь, в провинции, – это злой насмешник, только и думающий, как бы всех поставить в неловкое положение. Он способен исключительно ради забавы выставить нас на осмеяние либералов.
Только в ночь с субботы на воскресенье, после трехдневных переговоров, гордость аббата Малона склонилась перед трусостью мэра, превратившейся в отвагу. Пришлось написать льстивое письмо аббату Шелану, прося его присутствовать на церемонии у мощей в Бре-ле-О, если ему позволят это его преклонный возраст и недуги… Господин Шелан попросил и получил пригласительный билет для Жюльена, который должен был его сопровождать в качестве служки.
С утра воскресенья тысячи крестьян, прибывших с окрестных гор, наводнили улицы Верьера. Был дивный солнечный день. Наконец около трех часов дня в толпе началось движение; на утесе в двух лье от Верьера показался огонь… Это был сигнал, возвещавший, что король вступил на территорию департамента. Тотчас колокольный звон и выстрелы старой испанской пушки, принадлежавшей городу, выразили ликование по поводу этого великого события. Половина населения взобралась на крыши. Все женщины высыпали на балконы. Почетная охрана двинулась. Восхищались блестящими мундирами, каждый узнавал родственника, приятеля. Смеялись над трусостью господина де Муаро, который ежеминутно готов был схватиться из предосторожности за луку седла. Но чье-то замечание заставило позабыть все: первый всадник девятого ряда был красивый стройный юноша, которого сначала никто не узнал. Но вскоре крики возмущения одних, удивленное молчание других выразили общее настроение. В молодом человеке, гарцующем на одной из нормандок господина Вально, узнали молодого Сореля, сына плотника. Поднялся единодушный протест против мэра, в особенности среди либералов. Как! только потому, что этот работник, нарядившийся аббатом, стал наставником его детей, он осмелился назначить его в почетную стражу, предпочтя таким-то и таким-то богатым фабрикантам?
– Эти господа, – говорила одна банкирша, – должны были бы проучить этого нахала, выросшего в грязи…
– Он – тихоня и взялся за саблю, – ответил сосед, – он способен пырнуть их в физиономию.
Замечания высшего общества были более ядовиты. Дамы спрашивали себя: один ли мэр был повинен в этом высоко неприличном поступке? В общем его оправдали, зная о его презрении к людям низкого происхождения.
Сделавшись предметом стольких обсуждений, Жюльен чувствовал себя счастливейшим из людей. От природы смелый, он сидел на лошади лучше большинства молодых людей этой горной местности. По глазам женщин он видел, что речь шла о нем.
Его новые эполеты сверкали ярче всех. Его лошадь поминутно становилась на дыбы; он был на седьмом небе от радости.
Его счастью не было пределов, когда, во время проезда мимо старых укреплений, выстрел маленькой пушки заставил его лошадь выскочить из ряда. Благодаря случайности он не упал; начиная с этого момента он почувствовал себя героем. Он воображал себя адьютантом Наполеона, атакующим батарею.
Одна особа была еще счастливее его. Сначала она из окон мэрии видела, как он проезжает; затем, быстро вскочив в коляску и сделав большой крюк, она прибыла вовремя, чтобы затрепетать, когда лошадь вынесла его из строя. Наконец, ее коляска выехала крупным галопом через другие городские ворота на дорогу, по которой должен был проехать король, и последовала за почетной охраной в двадцати шагах в облаках благородной пыли. Десять тысяч крестьян кричали: «Да здравствует король!» – когда мэр удостоился чести приветствовать его величество. Час спустя, когда король, прослушав все речи, въезжал в город, маленькая пушка снова начала стрелять почти беспрестанно. Здесь произошло несчастье, но не с канонирами, показавшими себя при Лейпциге и Монмирайе, а с будущим первым помощником мэра, господином де Муаро. Его лошадь бережно опустила его в единственную лужу на большой дороге, и это произвело переполох, ибо пришлось его вытаскивать, чтобы королевская карета могла проехать.
Его величество сошел у прекрасной новой церкви, которая ради этого дня была разукрашена пунцовыми драпировками. Король должен был обедать, а после – тотчас ехать поклониться знаменитым мощам святого Климента. Едва король вошел в церковь, как Жюльен понесся галопом к дому господина де Реналя. Там он со вздохом снял свой прекрасный лазоревый мундир, саблю, эполеты и надел свою поношенную черную одежду. Он снова вскочил на лошадь и через несколько минут очутился в Бре-ле-О, занимающем вершину прекрасного холма. «Энтузиазм увеличил число этих крестьян, – подумал Жюльен. – В Верьере толпы, нельзя пошевельнуться, и здесь собралось тысяч десять у старинного аббатства». Наполовину разрушенное вандалами-революционерами, это аббатство было великолепно восстановлено при Реставрации, и уже поговаривали о чудесах… Жюльен присоединился к аббату Шелану, крепко выбранившему его и снабдившему сутаной и стихарем. Он поспешно оделся и последовал за господином Шеланом, направившимся к молодому епископу Агды. Это был племянник господина де Ла Моля, недавно назначенный; на него был возложен показ реликвий королю. Но епископа трудно было разыскать.
Духовенство изнывало от нетерпения. Оно ожидало своего главу в мрачном готическом монастыре старинного аббатства. Собралось двадцать четыре священника, чтобы представить старинный капитул Бре-ле-О, состоявший до 1789 года из двадцати четырех каноников. Посетовав целые три четверти часа на молодость епископа, священники решили, что следовало бы их главе отправиться к монсиньору уведомить его, что король скоро прибудет и что пора отправляться в церковь. Преклонный возраст господина Шелана заставил выбрать его главой; несмотря на то, что он злился на Жюльена, он знаком велел ему следовать за собою. Жюльен отлично носил свой стихарь. При посредстве не знаю каких экклезиастических ухищрений туалета, он превратил свою пышную шевелюру в гладкую; но по оплошности, увеличившей гнев господина Шелана, из-под длинных складок его сутаны виднелись шпоры почетного гвардейца.
Когда они явились в комнаты епископа, высокомерные лакеи в золотых галунах едва удостоили ответить старому священнику, что монсиньора нельзя видеть. И стали смеяться над ним, когда он попытался им объяснить, что в качестве старейшины благородного капитула Бре-ле-О он пользовался правом быть принятым во всякое время епископом.
Надменность Жюльена была задета наглостью лакеев. Он принялся бегать по дортуарам старинного аббатства, пытаясь проникнуть во все попадавшиеся двери. Одна маленькая дверь уступила его натиску, и он очутился в келье, окруженный лакеями монсиньора в черных фраках и с цепями на шее. По его озабоченному виду, они приняли его за вызванного епископом и пропустили. Сделав несколько шагов, он очутился в огромной готической зале, крайне мрачной, обшитой черным дубом; за исключением лишь одного, все стрельчатые окна были заложены кирпичами. Ничем не прикрытые, эти окна составляли печальный контраст со старинным великолепием деревянных панелей. Две стены этой залы, известные бургундским антиквариям и построенные Карлом Смелым около 1470 года в искупление какого-то греха, были уставлены деревянными резными скамьями. Они были украшены богатою резьбою из дерева различных цветов, изображавшей тайны Апокалипсиса.
Это грустное великолепие, обезображенное видом голых кирпичей и белой извести, поразило Жюльена. Он молча остановился. На другом конце залы возле единственного окна, сквозь которое проникал свет, он увидел висячее зеркало в раме из красного дерева. Молодой человек в фиолетовой рясе и кружевном стихаре, с непокрытою головою, стоял в трех шагах от зеркала. Последнее казалось таким странным здесь и, без сомнения, было привезено из города. Жюльен нашел, что у молодого человека был сердитый вид; правой рукой он важно посылал благословения по направлению к зеркалу.
«Что это может означать? – подумал он. – Должно быть, этот молодой священник готовится к церемонии? Быть может, это секретарь епископа… Вероятно, он так же дерзок, как и лакеи… Ну все равно! попытаемся».
Он приблизился и медленно прошел вдоль залы, не сводя глаз с единственного окна, следя за молодым человеком, продолжавшим медленно воссылать бесконечные благословения, не останавливаясь ни на минуту.
Приближаясь к нему, Жюльен убедился, что он весьма разгневан. Пышность кружевного стихаря невольно остановила Жюльена в нескольких шагах от великолепного зеркала.
- Удольфские тайны - Анна Радклиф - Проза
- Любовь по-французски - Коллектив авторов - Проза
- Пустыня - Жан-Мари Леклезио - Проза
- Стриженый волк - О. Генри - Проза
- Факультет чудаков - Геннадий Гор - Проза
- Садоводы из 'Апгрейда' - Анастасия Стеклова - Рассказы / Научная Фантастика / Проза / Русская классическая проза
- Записки бойца Армии теней - Александр Агафонов-Глянцев - Проза
- Маленький человек - Джон Голсуорси - Проза
- Наши зимы и лета, вёсны и осени - Мария Романушко - Проза
- Проданная замуж - Самим Али - Проза